Человек как животное — страница 46 из 51

В этом потрясании указательным пальцем вся суть патернализма: спасем людей от них самих! Подобную ахинею можно слышать и от депутатов, и от действующих политиков. Говоря такое, они в самом буквальном смысле выносят себя за рамки человечества и сами этого не замечают.

Что же делать?

Забыть про дифференцирование и заняться интегрированием!

Человек — это многоаспектная сущность. И его нужно воспринимать только в целостности — как свободный электрон, как великую потенцию, могущую разродиться чем угодно.

Человеку не нужна эта смешная кружка, у него дома чашек и кружек — вагон. Но он подумал, что, увидев эту кружку, его жена улыбнется, — и купил. Всего один раз улыбнется. И за эту улыбку он заплатил. Потому что ему хочется увидеть улыбку близкого человека.

Другому нужно бы побегать на тренажере часок, а он делает другой выбор — сидит и пишет буквы, которые вы сейчас читаете, потому что полагает это более важным.

Третьему нельзя пить, но он выбирает водку, потому что видеть окружающий мир ему тошно. Лучше уж пусть будет тошно от водки. Это его выбор.

Свобода для нас главное. Потому что мы не растения, а животные.

Человек — это квантовое кипение мыслей, желаний, импульсов, настроений, воспоминаний, могущих подтолкнуть на что-то. Науке уже известно, что фон, на котором принимается экономическое решение, может повлиять на само решение. У компьютера такой парадокс невозможен, там всегда дважды два — четыре. Но человек — это сложное, не всегда предсказуемое создание. И экономика непредсказуема, потому что непредсказуем ее «атом». Всякая попытка схлопнуть волновую функцию человека и загнать его в нужную, но не экономическую лунку принятия решения (обусловленную идеологическими причинами), только вредят экономике. То есть жизнедеятельности социального организма.

У человека нет никаких «правильных» или «истинных» предпочтений, как думала когда-то классическая экономика со своей теорией ожидаемой полезности. И это очень важное замечание, поскольку физика нас уже научила: до замера у частицы нет никаких истинных значений, они возникают только в момент замера. Соответственно, и в «квантовой экономике» у индивида нет никаких истинных предпочтений. Предпочтения появляются только в момент замера. Достал кошелек и купил. Или не купил, потому что мимо птица пролетела.

Можно статистически определить, что 30% «экономических частиц» купят данный товар в данных условиях. Но определить, приобретет ли его данный конкретный индивид, заранее нельзя. А если мы индивида начнем принуждать к добру насилием, это будет соответствовать установке электронного детектора в знаменитом двухщелевом эксперименте с пролетом электронов. Этот детектор, будучи включенным, сразу смазывает всю картину эксперимента, нарушая интерференцию электронных волн и принуждая электроны превращаться в классические частицы. И тогда остается только нашить им на ватники номера.

Да, с роботами, не имеющими страстей и стремлений, можно было бы построить идеальное общество. И даже коммунизм. Но зачем?

Для чего роботам коммунизм? Коммунизм — мечта ленивых, то есть опять-таки животных созданий. Этакий видоизмененный рай, в котором можно ни черта не делать, но все иметь. Социализм же — его бледная (как спирохета) разновидность.

Стоит ли насиловать людей запретами «ради их же блага»? Например, запрещать наркотики — никотин, героин, алкоголь? Или эти попытки лишь увеличат издержки всего общества на содержание мафии и борцов с мафией?.. Стоит ли добиваться «справедливого» перераспределения, отнимая у тех, кто заработал, и давая тем, кто не заработал? Или это лишь убьет желание работать и флегматизирует экономику в целом?.. Стоит ли вообще одним несовершенным животным решать за других несовершенных животных или лучше не перекашивать систему, отдав решение личных проблем личностям?

А ведь сегодня на Западе некоторые благодетели доходят в своих порывах осчастливить народ, заставив его принимать только правильные (с их точки зрения) решения, до совершенно идиотских предложений — о запрете кредитных карт, например. Для всех! Потому что некоторые не умеют ими пользоваться и набирают кредиты, которые не в силах потом отдать. С такой логикой человечество вообще нужно запретить, потому что не все среди нас ангелы.

Из той же серии предлагаемые налоги на вредную пищу — жирную, сладкую, острую, копченую. Мол, введем их и тем самым заставим людей оздоровиться! Но вот насколько они при этом озлобятся, ответа нет.

Почему-то левым либералам на Западе, ратующим за подобные меры, кажется, будто подавление нашей животной природы пойдет нам на пользу. Между тем история уже знает примеры, когда человечество, руководствуясь благими пожеланиями, пыталось улучшить свою животную природу — одно время, например, было модно удалять людям толстый кишечник. Он считался ненужным рудиментом.

Аж целый нобелевский лауреат Илья Мечников писал, что «не только слепая кишка со своим придатком, но даже все толстые кишки человека излишни в нашем организме и что удаление их привело бы к очень желательным результатам». В результате более тысячи человек в Англии, где такие операции были поставлены на поток, лишились толстого кишечника просто за здорово живешь. Эта идиотская хирургическая практика по улучшению человеческой конструкции продолжалась до 50-х годов ХХ века, пока не выяснилось, что толстый кишечник — основа иммунитета и синтезатор витаминов.

Чего только хирурги превентивно не удаляли, считая излишним, — миндалины, аппендикс, копчик… Представьте себе, что, основываясь на последних научных данных, власть имущие решили бы осчастливить население массовым удалением ненужных органов и кишок! Теперь об этих ошибках науки и читать-то страшно. Почти как о коммунистических экспериментах Пол Пота, который пытался сделать всех одинаковыми и «сознательными», словно муравьи. Благими намерениями вымощена дорога в ад.

Не заставляйте, и не повешены будете.

Глава 4Политическое животное

Кто в молодости не был левым, не имеет сердца. Кто не стал с возрастом правым, не имеет ума.

Цитата без автора

Как-то легко и непринужденно, без всяких усилий и неприятных ощущений внизу живота, мы от экономики легко качнулись в политику и возрадовались: хорошо-то как, господи! Четко и резко в глазах до необыкновенности! Оно и понятно: политика и экономика — две стороны одной модели по имени «социум», и мы постигаем сие умом.

Хорошо сказал. Заковыристо! Теперь к конкретике…

До рождения той неклассической, я бы сказал — этологической экономики, о которой мы говорили в прошлой главе, было еще далеко, на дворе крепким дубом стоял упертый XIX век, и к концу его в общественном сознании сформировались две модели понимания, что есть общественное благо.

Островная английская модель, как ей и положено, была индивидуалистической. Она считала так: вот есть люди, они все разные, у всех свои интересы, и взаимовыгодное (ну или во всяком случае компромиссное) экономическое взаимодействие между ними рождает социальную жизнь. «Атомы» общества стукаются друг с другом, как молекулы идеального газа, ища выгоды, поэтому торговля — это хорошо. И нет на свете никаких «общественных интересов». Разве что джентльмены соберутся в клуб в бридж поиграть.

Европейская же, а точнее — германская, модель была совсем другой, более «религиозной». Она постулировала, что могут существовать некие общественные интересы, не сводимые к интересам индивидов. Откуда они берутся, кто является их носителем и выразителем, непонятно. Висят себе неким инфернальным облаком над обществом, никому не принадлежа.

Неудивительно, что именно Европа породила фашизм и коммунизм.

Я, правда, спорить с европейской точкой зрения не буду. В конце концов, человек тоже не сводится к скопищу его клеток, он нечто большее. Он порожден не индивидуальностями клеток, но их кооперативным взаимодействием. Так и общество не сводится к отдельным индивидам. Но именно потому, что «интересы общества» принадлежат кооперативной совокупности людей, а не отдельным личностям, никто конкретно из этих людей — даже самый наигениальнейший фюрер — не может вещать от лица общества. Как клетка мозга или печени не может вещать от лица человека.

Каковы же эти «общественные интересы»? Главная задача любого организма — выжить и транслировать себя в будущее. Как же выжить социальному организму в современных условиях?.. На этот вопрос я уже отвечал в книге «Между Сциллой и Харибдой». Но отвечал в чисто политической плоскости. А теперь можно дополнить ответ с привлечением биологии, раз уж мы с вами попали в книгу про людскую животность. Но для этого ту самую политическую плоскость придется еще раз очертить. Вреда не будет.

Нарисуем политическое пространство, потом наложим на него биологические координаты и увидим, что они чудесным образом совпадут. Поехали, как сказал Гагарин наш Юрочка…

Вы наверняка заметили, что главкой выше я довольно часто употреблял политический термин «леваки». Всем известно, кто такие левые. Это коммунисты всякие, троцкисты, маоисты, анархисты, социал-демократы… В общем, все люди, которые считают, что общество должно быть устроено гуманно и справедливо. А для этого у тех, кто заработал, надо отнимать и отдавать тем, кто не заработал. Или напрямую, как предлагали большевики, или тихой сапой, через высокие налоги — так действуют сегодня европейские социал-демократы.

Если коротко, леваки — коллективисты. Они считают, будто общество, коллектив превыше человека, и стараются делать все на благо общества. От лица которого сами же и выступают. Ради общего блага, полагают левые, можно и ущемить индивидуалистические свободы. Главное — солидарность и единение. И поскольку нужно все время перераспределять, отнимая у одних и раздавая другим, а также постоянно что-то регулировать, у леваков всегда будет большой перераспределяющий и регулировочный аппарат — государство.