Зазвонил телефон. Полина, извинившись, вытащила мобильник и недовольно заговорила – звонок отвлек ее от нашего разговора. Потом тон ее стал озабоченным, а потом она точно так же, как за несколько минут до этого я, протестуя, закричала:
– Все было не так! Абсолютно не так!
Но ее собеседник точно так же, как до этого она меня, смог убедить ее в своей правоте. Растерянно, виновато она проговорила:
– Спасибо. Да. Я все поняла. Жаль, теперь придется искать другой вариант. – Отключила мобильник, чтобы он больше не прерывал разговора, и, разочарованно посмотрев на меня, сказала: – Звонил мой помощник. Моя версия с треском провалилась. Вы не убивали адвоката Беляева. Киллера задержали полгода назад, он дал показания.
Я был разочарован не меньше, чем она. Молча, забыв поблагодарить ее – а впрочем, благодарить было не за что, – поднялся и пошел из кафе. Следом за мной двинулась моя призрачная жертва.
Глава 8
Максим поднялся и пошел прочь, не сказав ни слова. Звякнув, стукнулся об асфальтированный пол террасы какой-то металлический предмет – очевидно, выпал у него из кармана. Полина хотела его остановить, указать на потерю, позвать назад для продолжения разговора, но не смогла заставить себя даже шевельнуться. Долго сидела, удрученная своим поражением, хотя еще час назад больше всего боялась, что ее версия об убийстве адвоката подтвердится. Кто-то прошел мимо, задев ногой тот металлический предмет, который выпал из кармана Максима. Нужно поскорее поднять, пока его не переместили на недосягаемое для ее слепоты расстояние.
Предметом оказалась связка из трех ключей. Их нужно было срочно вернуть. Но как? Максим успел уйти уже далеко, теперь его ни за что не догнать, не найти.
Полина включила мобильник и набрала Виктора, узнала у него телефоны и, на всякий случай, адрес своего капризного клиента, наплевав на подозрительность помощника – пусть думает что хочет. Тем более он и сам вдруг загорелся расследованием, приехав на свою работу, еще раз изучил все материалы, связанные с убийством Беляева.
Долго и безуспешно пыталась дозвониться до Максима. Ну и ладно, спохватится, сам ее разыщет, рассердилась Полина, сунула ключи в карман, подняла трость и вышла из кафе. Времени и так слишком мало, чтобы терять его попусту.
У центральных ворот парка вызвала такси. Ей нужно было поскорее вернуться в агентство и все обдумать.
Таксист оказался человеком навязчиво душевным и обременительно чутким. Заботливо усадил в машину, хотя этого совершенно не требовалось, всю дорогу развлекал ее рассказами из жизни вымышленных слепых его знакомых, желая подбодрить, – хорошо, что ехать было недалеко и рассказы его закончились раньше, чем Полина окончательно вышла из себя.
В офисе она первым делом записала разговор с Максимом, его последнюю встречу с адвокатом и весь его сегодняшний день. Так легче было анализировать. Но вдруг спохватилась, что многое из того, что сейчас написала, Максим ей не рассказывал. Скомкала лишние листы с отсебятиной, хотела швырнуть их в корзину, но передумала, тщательно разгладила и приобщила к рукописи. Представила его жизнь в тюрьме и тоже записала, чтобы выявить все несоответствия и противоречия по-новому.
«В моей камере всегда одинаково тусклый свет, тишина, изредка нарушаемая приходом охранника, застоявшийся воздух, которым с непривычки и дышать невозможно, и полное отсутствие событий», – записывала рука Полины, а в голове отчетливо возникала картина, и ощущения ее становились все отчетливее и отчетливее. Она уже почти задыхалась, тишина давила с такой силой, что выдержать дольше она не смогла и стала проговаривать все, о чем пишет, вслух, чтобы слышать свой голос.
– Тусклый свет, тишина, застоявшийся воздух, – повторила Полина. А потом снова, только в обратном порядке. Ей вдруг показалось, что ключ к разгадке находится где-то здесь, в этих словах.
Застоявшийся воздух, которым с непривычки… Вот оно! Именно эта фраза возникла у нее в голове тогда, в парке, перед первой встречей с Максимом. Эта чужая фраза извне. Откуда она взялась? Максим, судя по всему, уже тогда находился где-то поблизости. Это его фраза. А вернее… это фраза того, кто ему ее внушил, «продиктовал». Конечно, никакой тюрьмы не было, как не было ареста, как, вероятно, не было и убийства.
Что, если кто-то для каких-то целей попросту гипнотизирует Максима, внушая ему все эти картины и мысли? Тогда все становится на свои места – и его путаность во времени, и несоответствия между фактами и «воспоминаниями». Он никого не убивал, но ему внушили, что убил. Он не был в тюрьме, но «помнит» ее отчетливо. И нет никакого призрака жертвы, которая его преследует, и не встречался он сегодня с погибшим адвокатом. Все это лишь внушение.
Гипнотизер находился в парке вчера, именно тогда у Максима впервые произошла «встреча» с убитым им человеком. Вполне возможно, что этот «убитый» и есть гипнотизер. Или «адвокат» гипнотизер. Потому они и меняются временами местами – он представляется Максиму то в том, то в другом образе.
Гипнотизер находился рядом, возможно, сидел на соседней скамейке, потому до нее долетел обрывок фразы, потому и возникали все эти непонятные, чужие картины в ее голове вчера. Волна задела и ее, сидящую поблизости. Возможно, если расспросить людей, находящихся вчера в этом радиусе, с ними тоже происходило в этот момент нечто странное. Но это, конечно, только ее домыслы. Здесь бы посоветоваться со специалистом. Вот только где его взять?
Анастасия, мать Кати! Можно обратиться к ней. Она психиатр, у нее могут быть знакомые, занимающиеся гипнозом.
Полина набрала номер Анастасии Семеновой и, пока в трубке звучали гудки, мысленно подготовилась к разговору.
Кажется, ей начинало везти: Анастасия сама владела гипнозом и на практике его применяла, а кроме того, сразу согласилась помочь. Договорились, что она через час заедет за Полиной в офис и они вместе отправятся к Максиму домой. Пришлось, правда, приоткрыть карты, рассказать, что Максим Данилов, ее новый клиент, тот самый человек, в которого, возможно, была влюблена ее дочь. Анастасия должна была выяснить, находится ли он в гипнотическом трансе, и, если это так, попытаться вывести его из транса.
Дожидаясь Анастасию, Полина решила продолжить свои записи. В этом теперь, до встречи с Максимом, не было большого смысла, но у нее возникла какая-то непреодолимая потребность. Ей опять представилась камера, в которой он находился во время следствия, душная и плохо освещенная. И вдруг из этой камеры она перенеслась в какое-то другое место. Здесь тоже царил полумрак.
«Тусклый свет бра еле-еле освещает комнату», – записала она и, прищурившись, изо всех сил напрягая зрение, попыталась рассмотреть окружающую ее обстановку. Но видение, внезапно возникнув, точно так же внезапно исчезло. Что это за комната, она не успела понять. Лязгнул засов массивной, чуть ли не бронированной двери, на пороге появился человек в форме охранника, разбивая покой. Где-то далеко, через множество комнат от той, тускло освещенной, в которой она снова оказалась, зазвонил телефон. И Полина решила, что это звонит Виктор Максиму, хотела опередить его, первой взять трубку, но почувствовала, что почему-то не может пошевелиться. Видно, все еще пребывала во сне – охранник не смог ее разбудить. Телефон вдалеке продолжал надрываться. Охранник повел ее по коридору, забыв надеть наручники. Телефон дал последний сигнал и наконец замолчал.
В кабинете, куда привел ее охранник, были серые стены. За столом сидел человек в строгом официальном костюме, и она никак не могла решить, кто это – следователь или адвокат. Он указал ей на стул напротив и, дождавшись, когда она усядется, повел странный и для следователя, и для адвоката разговор:
– Смысл стихов, недопонятых в детстве, может оказаться пророческим. Максим не услышал предупреждения в мандельштамовских строках и спокойно отправился в Грецию. Этого делать не следовало. Но что самое страшное, и мать Максима тоже не смогла понять, какую опасность для нее таят греческие атрибуты культуры. А что скажете вы?
В коридоре загремели шаги.
– Факты слишком противоречивы, – ответила Полина, прислушиваясь к шагам. Они шли сюда, они приближались. Она понимала, что, как только человек войдет в кабинет, все для нее, да и для Максима тоже, изменится. Хотела этого и боялась.
Дверь распахнулась.
– Простите, я немного опоздала, – громко проговорила Анастасия.
Полина тряхнула головой – видения пропали, она снова погрузилась в темноту. Рука затекла до того, что почти онемела – слишком сильно она сжимала ручку и слишком быстро и долго писала.
– Что это? – удивленно спросила Анастасия, потянувшись к исписанным листам.
– Записи для Виктора, – как можно спокойнее ответила Полина, убрала в стол рукопись и улыбнулась Анастасии. – Мы снова работаем вместе.
– Вот и отлично! – оптимистичным тоном прокомментировала Анастасия – слишком оптимистичным, чтобы поверить в ее искренность. Конечно, она сомневалась в ее возможностях: разве может слепая что-то там расследовать? Любой бы на ее месте сомневался. – Ну что ж, пойдемте. Ваш клиент нас, наверное, уже заждался.
– Да, пора ехать, – согласилась Полина. Объяснять, что Максим не только не заждался, но и вообще не в курсе их визита, она посчитала лишним. А потом ей пришло в голову, что Виктор почему-то был бы против этой поездки, и она выключила телефон.
Анастасия заботливо усадила ее в машину (совсем как тот навязчивый таксист, подумала она), но, к счастью, развлекать рассказами о слепых пациентах не стала. Дорогой они говорили о Максиме, о Кате и о Полининых планах на будущее.
Во дворах Анастасия слегка заплутала: номера домов шли в каком-то странном порядке. Полина подсказала ей, как лучше проехать, и сама удивилась, откуда она это знает. Поднимаясь по лестнице, она обогнала Анастасию на целый пролет и остановилась точно у нужной квартиры на четвертом этаже.
– Вы здесь уже были? – спросила Анастасия, запыхавшись.