Несколько минут прошли в полной тишине, затем мы направились к сидевшей неподалеку группе людей. Это были члены природоохранной организации, специально приехавшие сюда. Они оберегали черепах и следили за яйцами, ожидая, пока черепашата вылупятся, ведь мамы оставляли их на песке в полном одиночестве. Природозащитники следили за популяцией, ежегодно пополняя статистику появившихся на свет детенышей. Долгие века на черепах вели охоту, однако, когда встала угроза исчезновения вида, государство наконец озаботилось принятием мер и запретило торговлю изделиями из черепахового панциря и черепашьим мясом. Тогда взялись за дело браконьеры, истреблявшие несчастных рептилий. Поэтому чиновники приняли решение в короткий период кладки яиц, продолжавшийся всего одну-две ночи в год, вести наблюдение за облюбованными черепахами пляжами.
Черепахи, приплывшие сюда откладывать яйца, вылупились здесь же, на этом берегу, более пятидесяти лет назад. За эти годы они преодолели десятки тысяч километров и вернулись дать новую жизнь туда же, где сами появились на свет полвека назад. Никто не знал, почему они так делают, ни один ученый не мог найти объяснение этому феномену. Так происходило. И это было невероятно трогательно.
Я не отводил глаз от безмолвных черепах, хранительниц древних тайн, носителей никому более не доступной мудрости. Почему они возвращаются сюда? Как запомнили это место? Как нашли дорогу и через моря и океаны вернулись сюда, на остров, где когда-то родились? В чем смысл этого действия? И еще много-много вопросов, на которые у меня не было ответа.
Больше трех часов мы провели в ожидании. А когда из яиц наконец выбрались черепашата, то, вытаращив глаза и смахивая слезы умиления, мы уставились на этих крох, которые направились к морю, уверенно преодолевая отделяющие их от воды несколько метров. Нам рассказали, что бо́льшая часть малюток погибнет в первые часы жизни в пасти разных хищных рыб, в том числе акул. У тех, кому удастся выплыть в открытое море и опуститься в его спасительные глубины, больше шансов выжить. По статистике, из всех черепах, вылупившихся за ночь, выживает лишь одна.
– Жизнь – это лотерея, – раздосадованно сказала Клаудия.
– Жизнь – бесконечное соревнование, – возразил ее муж. – Выживают лишь самые быстрые. Те, кто тащится в хвосте, бездельничает или позволяет себе расслабиться, умирают. Нужно всегда идти вперед.
От увиденного и услышанного я не мог прийти в себя от изумления. Поразительно: буквально в нескольких словах эти двое воплотили свое видение жизни. Словно в пазле этой пары появился последний недостающий кусочек, объяснивший все сцены, которые я наблюдал раньше. Теперь мне стало понятно, почему Клаудия согласилась играть навязанную мужем роль домохозяйки: она просто вытянула несчастливый билет. А проиграл, значит проиграл, и ничего тут не поделаешь. Жизнь все равно что казино или лотерея – глупо искать причину проигрыша. Все идет, как идет, бессмысленно что-то менять. Понял я и Ханса с его навязчивой идеей постоянно что-то делать и неумением расслабляться.
Интересно, что думают о жизни черепахи? А может, они ничего не думают, это и позволяет им жить в гармонии с самими собой.
Я смотрел на крошечных черепашат, спокойно ползущих к родной стихии, и гадал, кто из них выживет и вернется сюда через пятьдесят лет, когда в свою очередь сможет подарить новую жизнь.
10
Я без приключений вернулся на свой пляж и по привычке искупался перед сном, размышляя, как бы выглядел мой жизненный путь, будь я новорожденной черепахой. Будучи по природе нерешительным, я подумал, не обладает ли в данном контексте выражение «снедаемый сомнениями» дополнительным смыслом.
Спал я мало, а на следующее утро проснулся рано. Нужно было выполнить задание и собрать необходимую информацию, а затем как можно скорее ехать к целителю.
Найдя в путеводителе адрес ближайшего пятизвездочного отеля, я прыгнул в машину, а уже двадцать минут спустя неспешно проехал мимо входа в «Аманкилу», одну из самых красивых и уютных гостиниц мира. Я сглотнул слюну, въехал в парк на самой дешевой из всех дающихся напрокат машин и тут же понял, как нелепо она здесь смотрится, особенно после двухнедельных странствий по пыльным дорогам острова. Стараясь не шуметь, я медленно проехал по обсаженной роскошными цветами аллее, припарковался как можно дальше от входа и направился к отелю по симпатичной дорожке, вьющейся среди изумительного пейзажного парка. На обрамленной морскими раковинами лужайке сидели на коленях двое служащих. Вооружившись ножницами, они старательно стригли газон: в этом роскошном месте нельзя было пользоваться газонокосилкой, ведь она могла потревожить покой отдыхающих. Некоторое время я не мог прийти в себя от изумления, потом продолжил путь, пытаясь выглядеть естественно, словно всю жизнь останавливался только в таких отелях. Честно говоря, это было непросто. У меня перехватывало дыхание от красоты этого места. Моему взгляду открылись несколько обращенных к морю одноэтажных вилл, построенных в современном колониальном стиле из самых дорогих материалов, ценных пород дерева и камня различных оттенков кремового цвета. Перед домами поблескивали три расположенных террасами бассейна. Первый был наполнен до краев, так что вода постепенно перетекала во второй, расположенный чуть ниже, а оттуда в третий. Вдалеке открывался вид на море такого же головокружительно синего цвета, что и вода в бассейнах. Надо сказать, они так удачно вписывались в пейзаж, что казалось, море пришлось подкрасить, чтобы оно сочеталось с их великолепием. А вверху над всей этой красотой простиралась бескрайняя лазурь неба. Несколько кокосовых и других тропических деревьев подчеркивали красоту и совершенство этого места. Казалось, убери или добавь что-нибудь в пейзаж, и гармония тут же разрушится. Больше всего меня поразил абсолютный покой, я не видел в парке ни одного человека. Очевидно, отдыхающие предпочитали нежиться вдали от глаз посторонних, у частных бассейнов, которые располагались в небольших элегантных садиках, примыкающих к апартаментам. Лишь изредка кое-где мелькали служащие, чьи форменные одежды из сурового полотна практически сливались со стенами зданий. Они незаметно проскальзывали и исчезали, словно призраки, за колоннами раскиданных по парку корпусов. Я продолжил путь, чувствуя себя все более неловко. Меня встретил элегантный человек в знакомой мне ливрее, невероятно любезный и улыбчивый.
Я напустил на себя уверенный вид.
– Здравствуйте, мне нужно воспользоваться компьютером, подключенным к Интернету.
– Вы живете в нашем отеле, месье?
Зачем он задал этот вопрос? Он же прекрасно знал, что нет. Путеводитель сообщал, что в отеле на семьдесят отдыхающих приходится двести человек персонала. Служащие обязаны знать всех гостей и при встрече непременно обращаться по имени: «Как поживаете, мистер Смит?», «Хорошая сегодня погода, не правда ли, миссис Грин?», «Отлично выглядите, мистер Кинг!».
– Нет, я остановился в «Легиане», – соврал я, назвав другой балийский отель. – Я еду на восток, и мне срочно нужно на несколько минут выйти в Интернет.
Честно говоря, можно было нести все, что угодно. Уверен, он не мог отказать в просьбе западному человеку.
– Пожалуйста, идите за мной.
Я прошел вслед за портье в изящно обставленную комнату, где стоял уже включенный, словно ждавший меня компьютер. Помещение было размером с мою квартиру. Абсолютная тишина, пушистый ковер на полу, стены, отделанные древесиной экзотических пород, дверь с мелкой расстекловкой и фигурной ручкой, которая наверняка стоила больше, чем мой билет на самолет.
Мне понадобилось буквально пятнадцать минут, чтобы просмотреть ссылки, предлагаемые поисковой системой, и найти необходимую информацию.
Информация на сайтах подтвердила то, что вскользь упомянул целитель: фармацевтические лаборатории приглашают добровольцев, страдающих той или иной болезнью. Одна половина получает специальное лекарство, вторая – плацебо, то есть нейтральное, не обладающее никаким действием вещество, выглядящее как обычная таблетка. Конечно, пациенты ничего не знают о плацебо: они считают, что принимают лекарство, способное справиться с их недугом. Затем врачи сравнивают результаты в обеих группах. Чтобы доказать эффективность разработанного лекарства, нужно, чтобы принимавшие его пациенты показали лучшие результаты, чем те, кому досталось плацебо.
Итак, я узнал, что плацебо определенным образом действует на организм, что само по себе удивительно, ведь речь идет о реальных болезнях, а эта штука не содержит никаких активных веществ, борющихся с ними. Значит, его действие исключительно психологического свойства: больные верят, что принимают лекарство, и считают, что поправятся благодаря ему. Иногда так и происходит. Что меня впечатлило, так это количество случаев, когда одной веры в выздоровление достаточно, чтобы вылечить человека. Целых тридцать процентов! А ведь плацебо может использоваться как обезболивающее! В пятидесяти четырех процентах случаев оно действует не хуже морфия! Подумать только, человеку мучительно плохо, но вот он глотает кусочек прессованного сахара или не знаю чего еще, и боль проходит. Надо только верить…
Ошеломленный, я продолжал сравнивать похожие цифры, касающиеся самых разных болезней, как вдруг обнаружил статистику, при виде которой замер на месте, а пальцы словно прилипли к клавиатуре. Группе больных выдали плацебо под видом химиотерапии, в результате тридцать три процента полностью потеряли волосы. Я смотрел на монитор, разинув рот. Эти люди проглотили несколько кусочков сахара, уверенные, что побочным эффектом этого «лекарства» является выпадение волос. И у них действительно выпали волосы! Но черт возьми, им же не давали ничего, кроме сраных кусочков сахара! Я окаменел, поражаясь силе самовнушения, о которой так много и настойчиво говорил целитель. Просто невероятно! И ведь это реальные цифры, их опубликовала серьезная лаборатория, известная своими исследованиями в области лечения рака. Мгновение спустя я с удивлением почувствовал, что все во мне бунтует против такого положения дел. Почему никто не сделает эти цифры достоянием общественности? Почему о них не говорят в СМИ? Ведь это привело бы к дебатам и заставило ученых заняться такой многообещающей темой. Если психологические феномены имеют такое влияние на тело и болезни, зачем тратить столько сил на исследования и производство дорогостоящих лекарств, каждое из которых имеет свои побочные эффекты? Почему бы не попробовать применять в лечении психологические методы?