в Калифорнии до среднего американского уровня.
В Калифорнии к прочим причинам добавлялась еще одна, специфическая: наплыв китайских рабочих. Много китайцев приехало на золотые прииски во время «золотой лихорадки». Многие из них работали на самых низкооплачиваемых работах, куда не шли американцы. Например, на строительстве трансконтинентальной железной дороги почти три четверти рабочих были китайцами. Они терпели жару, голод, жажду и налеты индейцев в пустынях Невады и Юты. Они погибали от холода, пробиваясь через перевалы в заснеженных Скалистых горах. Но вот дорогу построили, а китайцы остались в Калифорнии искать применения своему труду. Не удивительно, что в Калифорнии в последней трети 19-го века начало развиваться производство риса, и вскоре США стали одним из крупнейших в мире импортеров этой культуры.
В «чайнатауне» Сан-Франциско жила самая большая китайская община за пределами Дальнего Востока. Жилье здесь было убогое и тесное. Улицы заполняло огромное количество магазинов, продававших товары из Китая. Прямо здесь же, под открытым небом располагались и ресторанчики, где готовили китайские блюда. На китайском языке здесь были не только вывески. По-китайски издавались газеты и шли представления в театрах. В начале 1870-х годов в городе было 2 тысячи китайских прачечных, а китайцы платили четверть всех налогов. В «чайнатауне» же действовало множество банд, абсолютно «непроницаемых» для американской полиции.
Китайские эмигранты в Калифорнии традиционно работали на тяжелых работах за низкую плату. Впрочем, и такую работу отыскать им было нелегко, поскольку белые американцы относились к китайцам с презрением и подозрительностью. Черные, кстати, тоже, но черных рабочих в Калифорнии было относительно немного. К тому же желание китайцев идти на любую работу за самую низкую плату сбивало цены на рынке труда и повышало безработицу.
В 1870-х годах безработица в Калифорнии достигла максимума. На улицах Сан-Франциско начались демонстрации. Возмущенные рабочие обвиняли китайцев в том, что те отняли у них работу. Демонстрация переросла в погром. Толпы белых безработных ворвались в «Чайнатаун», начали громить и поджигать магазины. Несколько человек было убито.
Дешевый китайский труд был выгоден, и многие предприниматели им охотно пользовались. Но Ливай Страусс полностью отказался от «желтых рук» у себя на швейной фабрике. Здесь работал только один китаец: резчик ткани. Он выполнял работу, которой так и не смогли выучиться белые. Длинным острым ножом ловко резал плотную ткань на куски, из которых потом кроили брюки и куртки. Все остальные рабочие были белые, о чем с гордостью упоминали в рекламе, по нашим временам абсолютно не корректной политически: «Наша клепаная одежда изготавливается под строгим наблюдением и только БЕЛЫМИ РАБОЧИМИ…» «Белый труд» был как бы торговой маркой фабрики Ливая Страусса и оставался таковым даже после смерти хозяина вплоть до начала двадцатого века.
По нынешним меркам — типичная расовая дискриминация. Но ворота швейной фабрики «Levi Strauss & Co» не пикетировали возмущенные борцы за права человека. Во-первых, потому что профессии такой, «борец за права человека», в тогдашней Америке еще не было. Люди предпочитали зарабатывать себе на жизнь более конкретными специальностями. Во-вторых, потому что главным правом человека в те времена американцы почитали право собственными руками (или головой — у кого как получалось) заработать свой кусок хлеба. А в-третьих, потому что таковым человеком в первую очередь считали гражданина США. Китайцы же в большинстве своем подходили под категорию «нелегальных эмигрантов» Ливай Страусс потому и пользовался в Сан-Франциско всеобщим уважением, что не «велся» на демпинговые цены на рынке труда и, жертвуя своей прибылью, сохранял места в первую очередь для рабочих-американцев. Кстати, тот единственный китаец, что работал на фабрике Ливая, получал такую же заработную плату, как и другие рабочие, а не гроши, которые «благодетели» обычно платили китайцам за «желтый труд».
Впрочем, «белый труд» на швейной фабрике Л. Страусса был достаточно дешев, потому что был преимущественно женским. По тем временам тот факт, что женщинам платили меньше, чем мужчинам, возмущения не вызывал. Работницы на фабрике Страусса получали три доллара в день. Шестьдесят женщин сидели рядами вдоль длинных столов. Работа была организована по принципу конвейера. Перед каждой работницей стояла швейная машинка. Каждая выполняла свою часть общей работы, после чего передавала изделие соседке. А в конце стола готовая продукция упаковывалась и отправлялась на склад.
Брюки и куртки от Ливая Страусса сначала продавали главным образом в Калифорнии. Но со временем представительства компании появились во всех западных штатах Америки, в Мексике, а также, переплыв океан, на Гавайских островах, в Таити и в Новой Зеландии.
2 января 1874 года скончался Дэвид Стерн. Ему был только 51 год. Он оставил после себя восемь сыновей и дочерей. Для Ливая Страусса Дэвид Стерн был и родственником, и многолетним другом, и компаньоном. В течение 21 года Страусс и Стерн работали плечом к плечу, поднимая и развивая компанию. Фирма была их общим детищем.
Дэвид Стерн был также и видным представителем еврейской общины Сан-Франциско, одним из пионеров деловой активности в Калифорнии. Его похоронную процессию сопровождали на кладбище многочисленные друзья и коллеги.
После положенного недельного траура, который он провел вместе с семьей покойного, Ливай Страусс вышел на работу. Управление компанией теперь целиком лежало на его плечах.
Смерть компаньона напомнила Страуссу: следовало уже подумать и о том, в чьи руки передать дело своей жизни. Место Дэвида Стерна должен был занять его старший сын, Джейкоб, который родился в 1851 году уже в Калифорнии. Пока был жив отец, Джейкоб работал клерком на складе компании. Ливай Страусс перевел племянника в центральный офис, где начал обучать совсем не простому искусству менеджера. Прочие сыновья Д. Стерна, Зигмунд, Луис и Авраам, были еще слишком молоды. Хотя никто не сомневался (в первую очередь, сам Ливай Страусс), что им предстоит стать наследниками и продолжателями дела отца и дяди. Компания сложилась, как семейное предприятие, и по известному присловью, все должно было оставаться в семье.
Партнером Ливая Страусса и Дэвида Стерна был также Уильям Салейн, женатый на второй сестре Ливая, Мэри. Салейны сначала жили в Нью-Йорке, а затем перехали в Сан-Франциско. У них было трое детей, Мозес, Генри и Роза. Мэри умерла в 1873 году, а в 1875 году Уильям Салейн и Фанни Стерн поженились.
Прежний дом на Пауэлл-стрит оказался тесным для образовавшегося клана. Ливай Страусс, Солейны и Стерны перебрались в новый, более просторный, дом на Ливенуорт-стрит. Вход в него был украшен колоннадой. В доме был большой центральный зал и богато убранная гостиная. Паркетные полы покрывали ковры, а на стенах висели картины. На втором этаже размещались спальные комнаты.
Впрочем, переезд в новые роскошные аппартаменты не изменил привычный распорядок жизни Ливая Страусса. Разве что изменился путь, по которому он теперь шел на работу. Ливай Страусс не изменил своей привычке ходить пешком. Утренние прогулки он считал полезными для здоровья. А о здоровье уже следовало думать всерьез.
Дорога на работу занимала почти час. Ливай выходил из дома в 9 часов утра и приветствовал соседей, таких же, как и он преуспевающих бизнесменов. Соседи были его ровесники, как правило, евреи немецкого происхождения. В этом районе все друг друга знали, ходили друг к другу в гости, дети женились друг на друге.
По пути Страусс вежливо раскланивался со встречными мужчинами, обмениваясь с ними несколькими словами о погоде и о том, как идут дела. На подходе к офису компании на Бэттери-стрит, происходил обмен приветствиями с владельцами соседних фирм. Ровно в 10 часов утра босс входил в здание компании, здоровался со служащими и поднимался к себе в кабинет. Впрочем, в компании хозяина было принято называть не «босс» и не «мистер Страусс», а просто по имени, «Ливай». Для молодых работников у Ливая Страусса всегда находилась улыбка и ободряющие слова. Старательного молодого человека он неизменно брал на заметку и лично заботился о его продвижении.
Доброжелательность и внимание не оставляли Ливая Страусса и при посещении новой швейной фабрики. Фабрика находилась в нескольких кварталах от конторы. Здесь была вотчина Джэйкоба Дэвиса, который стремился добиться наивысшей производительности труда. Хозяин фирмы часто наведывался в цеха. Рабочие знали босса в лицо, и приветствовали Ливая, когда он проходил мимо них в сопровождении Джэйкоба Дэвиса.
День хозяина фирмы начинался с анализа вчерашних продаж. Затем — рутинные встречи с работниками и с оптовыми покупателями. После обеда Л. Страусс обычно проводил встречи с акционерами и управляющим персоналом компании. К вечеру он возвращался в контору, где вместе со своим другом, главным бухгалтером Филиппом Фишером, разбирал счета и писал деловые письма.
Рабочий день заканчивался поздно. Вернее, заканчивался рабочий день в конторе. Не менее важные встречи продолжались в неформальной обстановке. Чаще всего они происходили в ресторане отеля «Saint Francis». На эти встречи нередко приглашались племянники, Натан Страусс, сын проживавшего в Нью-Йорке брата Луиса и Зигмунд Стерн, сын сестры Фани. Ливай Страусс ненавязчиво вводил своих племянников и будущих наследников бизнеса в круг деловой элиты Сан-Франциско.
Да, Ливай Страусс был одним из самых известных жителей Сан-Франциско. И одним из самых богатых. 24 июля 1877 года его имя появилось в недлинном списке жителей города, чье состояние превысило 4 миллиона долларов. Известен он был не только богатством, но также честностью и незапятнанной репутацией. Ливай Страусс был и среди главных городских меценатов.
В начале 1880-х годов городу Сан-Франциско и штату Калифорния было едва за тридцать. Замечательный возраст, когда в настоящем все возможно, а будущее видится светлым и прекрасным.