Гроза, потрясшая небо и землю, бушевала с такой силой, что он с трудом мог поднять голову, чтоб осмотреться. Несколько времени он не мог ни перевести дух, ни сообразить, что случилось. Его первым движением было ощупать голову, чтобы убедиться, не сорвал ли ветер волосы с черепа.
— Господи! — воскликнул мистер Фотерингей (он с трудом открывал рот из-за ужасной бури). — Я что-то не так сделал! Что случилось? Какая буря и гром! А минуту тому назад была чудная погода. Это Мейдиг подучил меня. Вот так ветер! Если я буду делать такие глупости, со мной, наверно, случится несчастье… Мейдиг, где вы? Какая ужасная кутерьма!
Он посмотрел вокруг насколько ему позволял пиджак, завернувшийся на голову. Действительно, зрелище было чрезвычайно странное.
— Небо все-таки на месте, — проговорил мистер Фотерингей. — Пожалуй, только оно и осталось на месте. Но даже и оно выглядит так, будто сейчас грянет буря еще ужаснее. А вот и луна. Совсем как прежде. Светло, как в полдень. Но все остальное… Где город? Где… где все? И из-за чего поднялся этот проклятый ветер? Я не заказывал ветра…
Мистер Фотерингей попробовал подняться на ноги, но тотчас же упал на четвереньки и остался в этом положении. Он смотрел на залитый лунным светом мир с подветренной стороны, и полы его пиджака развевались над его головой.
— Что-то совсем неладное, — сказал мистер Фотерингей, — а что именно, бог его знает!
Нельзя было ничего различить ни вблизи, ни вдали. В белом сиянии луны, сквозь облака пыли, которую поднимала завывавшая буря, виднелись только глыбы земли и груды обломков; не было ни домов, ни деревьев, никаких предметов, привычных для глаз, — ничего, кроме хаоса, уходившего вдаль среди смерчей и вихрей, в громе и молнии растущей бури. Зловещий свет падал подле него на то, что было когда-то вязом, а теперь представляло собой груду щепок, дрожащую сверху донизу; дальше куча железных перекладин, скрученных вместе, — повидимому, остатки водопровода, — выступала из нагромождения беспорядочно наваленных столбов.
Дело в том, что когда мистер Фотерингей остановил вращение Земли, он ни словом не оговорил движения предметов, находящихся на ее поверхности. Между тем Земля вращается около экватора с быстротой более тысячи миль в час, в наших широтах это составляет около пятисот миль в час. И вот весь город, и мистер (Мейдиг, и мистер Фотерингей, и все остальное из-за остановки движения Земли полетело вперед с быстротой девяти миль в секунду, то есть быстрее, чем если бы ими выстрелили из пушки. И все люди, все живые существа, все дома, все деревья, весь видимый нами мир летел таким образом, разбиваясь и превращаясь в прах. Вот в чем было дело.
Мистер Фотерингей не был способен понять все это как следует. Но он понял, что чудо его оказалось неудачным, и сразу почувствовал величайшее отвращение ко всяким чудесам. Теперь вокруг было темно, так как облака сгустились и закрыли месяц, и воздух был наполнен стремительным прозрачным градом. Страшный шум воды и ветра наполнил небо и землю. Он прикрыл глаза рукой и сквозь пыль и град при свете молнии увидел громадный вал, надвигающийся прямо на него, как стена.
— Мейдиг! — раздался среди бушующих стихий слабый голос Фотерингея. — Сюда! Мейдиг!
— Стой! — закричал мистер Фотерингей приближающейся воде. — Ради бога, стой!
— Подождите одну минуту, — обратился мистер Фотерингей к грому и молнии. — Прекратите на минуту шутки, пока я соберусь с мыслями… Что же мне теперь делать? Господи! Если б хоть Мейдиг был здесь.
— Ах, — проговорил мистер Фотерингей, — как сделать, чтобы все опять было в порядке?
Он все стоял на четвереньках, спиной к ветру и напряженно думал, как бы исправить случившееся.
— Да, — сказал он. — Пусть ни один из моих приказов не исполняется, пока я не скажу: «Ну!» Господи, отчего это мне раньше не приходило в голову?
Он напряг свой слабый голос; он кричал все громче и громче, в тщетном желании услышать в реве бури самого себя.
— Ну вот, я начинаю. Помните, что я сейчас сказал. Во-первых, когда все, что я скажу, будет сделано, пусть я потеряю свою чудесную силу, и пусть моя воля станет такая, как у других людей, и пусть кончатся все эти ужасные чудеса. Мне их не надо. Лучше бы я совсем не творил их. Это первое. А второе — пусть я стану опять таким, каким был до начала чудес; пусть все будет опять такое, как было прежде, — прежде, чем опрокинулась эта проклятая лампа. Это большой приказ, но зато последний. Поняли? Да? Больше не надо чудес, пусть все будет, как было, а я чтобы сидел в «Длинном драконе» за кружкой пива. Это все! Да!
Он запустил пальцы в землю, закрыл глаза и крикнул:
— Ну!
Вдруг все смолкло. Он заметил, что стоит на ногах.
— Это — по-вашему! — произнес чей-то голос.
Он открыл глаза. Перед ним были — стойка «Длинного дракона» и. Тодди Бимиш. Шел спор о чудесах, У него мелькнула мысль, что он забыл что-то важное, по она быстро исчезла. Вы понимаете: не считая потери чудодейственных способностей, он был совершенно в том же положении, как раньше; все стало прежним, а следовательно, и его ум и память были совершенно такими же, как в начале нашего рассказа. Он не знал решительно ни о чем из того, что мы рассказали. Не знает и до сих пор. И, конечно, он не верит в чудеса.
— Я вам говорю, что настоящих чудес никогда не бывает, — сказал он. — Толкуйте, что хотите, для меня это ясно, как дважды два.
— Это — по-вашему! — ответил Тодди Бимиш. — Но доказать вы этого не можете.
— Послушайте, мистер Бимиш, — сказал мистер Фотерингей, — попробуем ясно определить, что такое чудо. Чудо — это что-то противоречащее законам природы, вызываемое силой воли…
1898
Перевод А. Анненской.