Оля взглянула на неё, согласно кивая.
— Как пожелаешь.
— Вот увидишь, нам будет очень весело.
— Когда ты играешь, мне всегда весело. Для меня этот момент – как кругосветное путешествие.
Старушка вновь сложила руки на сумке и стала смотреть в окно. Больше они не разговаривали до самой церкви.
Грегорио Савини вошёл в офис Гуарнери. Адвокат сидел в кресле за столом, разочарованный таким фиаско.
— Это не сработало, правда?
— Нет.
Доктор Воронов развёл руками.
— Это был бы чудесный концерт. Я не думал, что она так хорошо играет. К тому же, ей предложили безумное количество денег и прочего.
Савини положил руки в карманы.
— Нужно было предложить как минимум вдвое больше.
Тут вошёл Танкреди.
— С ней дело не в деньгах. Это дело принципа.
Гуарнери посмотрел ему прямо в глаза.
— Тогда, мне кажется, это будет труднее, чем мы предполагали. Она знала, что за всем этим стоите Вы.
Танкреди немного удивился.
— Что заставило Вас так думать?
— Она сказала мне: «Скажите Вашему хозяину, что он поклялся оставить меня в покое», — затем он улыбнулся, глядя на Танкреди. — Мы закрывали крупные сделки с гораздо более сложными и недоверчивыми людьми.
Танкреди, развеселившись, развалился на диване.
— Прекрасно. Игра становится всё интереснее. Нам лишь нужно найти что-то, чему она не сможет сопротивляться.
Грегорио Савини с беспокойством посмотрел на него.
— А такое есть?
Танкреди налил себе воды.
— Если что-то есть, вы это найдёте. Если нет, то изобретёте сами. За это я вам и плачу.
27
— Я их уже больше двух лет не видела. И очень соскучилась, — София собрала чемодан. Андреа спокойно, с любовью смотрел на неё.
— Конечно. Я рад, что ты едешь к ним. И мне нравится, что ты нашла себе человека на замену.
— Да... — за неё на три дня осталась Екатерина Захарова. Для Софии это был словно глоток свежего воздуха. Она решила остаться и на выходные, так что вернётся лишь в воскресенье вечером. — Пока, любимый. Я тебе позвоню.
Она нежно поцеловала его в губы. Он остановил её прежде, чем она полностью отстранится.
— Ещё. Ты ведь знаешь, что мне всегда мало.
Они снова поцеловались. Андреа прильнул к губам своей жены. Это было так, словно ему не только не хочется, чтобы она уезжала, а он готов отпускать её от своих губ лишь для того, чтобы она могла вздохнуть. Наконец, они отстранились друг он друга.
— Я позвоню, когда приеду.
Такси уже ждало у дома, по дороге в аэропорт не было пробок, а вылет был вовремя. Она ничего не сказала родителям. Только позвонила за несколько дней до этого и задавала обычные вопросы:
— Как дела? Всё хорошо? Папа отдыхает? Чем займётесь в среду?
— Будем дома сидеть.
Конечно, чем ещё они могут заняться? Её родители почти никогда никуда не ходят, а с тех пор, как они вернулись на Испику, их короткие, но часты визиты в Рим становились всё реже, пока не исчезли совсем.
Самолёт приземлился по расписанию. На выходе из аэропорта Катания почти не было такси. София терпеливо ждала. Наконец, одно подъехало к ней. Приближаясь к дому, она смотрела в окно и любовалась пейзажем, который сопровождал в детстве её каникулы: горы, растительность, кактусы. Это была земля ярких цветов. Горные породы контрастировали с таким близким морем. Она заплатила таксисту и направилась к воротам. Открыла их своими ключами, но впервые, оказавшись у дверей этого дома, она решила нажать на звонок.
— Кто там? — послышался голос за дверью. — Винче, ты ведь никого не ждёшь?
— Нет... А что?
София улыбнулась, услышав голоса своих родителей и такой странный диалог. Затем стало слышно, что кто-то движется к двери и неспешно открывает глазок, чтобы посмотреть, кто пришёл. Девушка улыбнулась и помахала рукой.
— Это я... София.
Замки шумно открылись. Это была Грация, её мать.
— Какой чудесный сюрприз! София! А мне ничего не сказала! Как же здорово, что ты здесь!
Они обнялись, и тут же из гостиной пришёл Винченцо, её отец.
— И правда здорово!
София обнялась и с отцом тоже. Затем они впустили её и закрыли дверь.
— Поверить не могу. Мы собирались позвонить тебе попозже, представляешь, если бы мы сделали это до твоего приезда, а Андреа рассказал бы нам, что ты здесь! Прощай, сюрприз!
— Андреа ничего бы вам не сказал...
— Ах так? Вы сговорились?
София с нежностью посмотрела на них. Они старели, да они уже были старыми, и единственное, чего они ещё ждут от жизни, — это внук.
— Где Маурицио?
— Ой, твой брат всегда где-то здесь, он и его компьютеры... Он получил неплохие деньги от Городского Совета Ното. Ясно, что они ничего не понимают, раз постоянно зовут его, у них всегда какие-то проблемы! — улыбнулась она ей.
Отец взял её сумку.
— Пойдём, провожу тебя в твою комнату.
— Спасибо, папа, я сама могу.
— Чтобы женщина таскала сумки, это никуда не годится, — он отнёс чемодан на колёсах, который был не очень тяжёлым, в комнату Софии и поставил его на стул. — Если тебе что-то нужно, зови.
— Стой, стой... — мама прибежала до того, как она закрыла дверь. — Я принесла тебе полотенца, — она положила их на кровать. — Разбери пока вещи. Мы тебя ждём, — сказав это, она вышла из комнаты и закрыла дверь, чтобы оставить дочь одну.
София осмотрелась. Здесь было всё, что составляло её юность: мягкие игрушки, постеры, фотографии. На столе, под стеклом, было несколько открыток с прелестными изображениями далёких мест, которые присылали ей друзья на каникулах.
София разделась, пошла в ванную и приняла душ. Она вытерлась и надела очень удобный плюшевый костюм. А затем присоединилась к своей матери на кухне, где женщина листала какой-то журнал. Когда она увидела, что пришла её дочь, то закрыла его и сложила на нём ладони.
— Как же я рада видеть тебя.
— Я тоже, мама, — София села напротив неё.
Мать с любопытством рассматривала её.
— Чему мы обязаны таким сюрпризом? Всё хорошо? Андреа?
— Всё хорошо, мам. Я просто хотела увидеться с вами.
— Мы так давно не были вместе.
— Да, как минимум год.
— Два, дочь моя, прошло уже два года.
— Серьёзно? Как летит время.
Тогда её мать бросила взгляд в сторону другой комнаты. Из гостиной слышно было включённый телевизор. Она решила, что им нужно немного тишины, поэтому встала и закрыла дверь кухни. Потом, улыбаясь, вновь села напротив неё.
— Так будет спокойней, только женщины, — она взяла её ладони, чтобы показать, как счастлива. И вдруг стала серьёзной. — Точно ничего не случилось, дорогая? — София отрицательно покачала головой. — Ты бы мне сказала?
— Думаю, да.
Она очень хорошо знала свою дочь. И могла быть уверена, что та сказала правду.
Она успокоилась и стала ещё больше радоваться тому, что её дочь здесь.
— Ну, тогда я по-настоящему счастлива, серьёзно.
София улыбнулась.
— Мама, ты сама-то как?
— Хорошо. То тут болит, то там, но это нормально. Твоей матери уже шестьдесят пять лет, помнишь?
— И вы с папой всё также ссоритесь?
— Да, достаточно часто, — она замолчала. — Знаешь, однажды я была готова бросить его.
София промолчала. Этого мама никогда ей не рассказывала, она такого не ожидала. Грация продолжила:
— Я даже не знаю, есть ли смысл рассказывать тебе об этом.
— Как хочешь, мам.
— Когда ты так говоришь, то я начинаю нервничать.
— Ты ведь сама сказала, что, возможно, не стоит...
— Но это просто фигура речи. Ладно, я тебе всё равно расскажу, — она привела в порядок мысли и начала: — Это был красивый, высокий мужчина с тёмными глазами и невероятным запахом… — София аж подпрыгнула. О чём это говорит её мать? Грация заметила её ступор: — Невероятный, значит, он тебе очень нравится, притягивает тебя. Ты женщина, ты уже всё понимаешь, — София всё ещё не верила своим ушам. «Моей матери шестьдесят пять лет, отцу семьдесят шесть, а она рассказывает мне о мужчине с невероятным запахом? Жизнь не перестаёт удивлять». Тогда Грация ей улыбнулась. — И ты знала его.
Это ещё больше поразило Софию.
— Я его знала?
— Да, и я уверена, что он тебе нравился.
— Но я не помню такого, мама. Ты уверена? Это было в Риме или здесь?
— Это было здесь, в Сицилии, летом. Тебе было четыре годика!
София вздохнула.
— А… Значит, больше двадцати лет назад! И как я могла забыть!
— Мы были в парке, и он подошёл, когда я была с тобой и твоим братом, он взял тебя на руки. Обычно ты начинала пинаться, когда тебя брали незнакомцы, тебе это не нравилось, но тогда ты была так спокойна в его руках, что даже рассмеялась; он строил тебе рожицы. Я помню, словно это было вчера, — её мать вздохнула и словно вернулась во времени, чтобы вспомнить некоторые эпизоды: телефонный звонок, его слова, может, момент тайной близости. Затем она вернулась к дочери: — Ты помнишь? Его звали Альфредо, он подарил тебе куклу в красном платье.
София помнила её. Она назвала эту куклу Фьоре, как свою подружку, с которой она недолго ходила в школу, а потом они больше никогда не встречались. А та кукла, в свою очередь, всё ещё была в её комнате.
— Я сходила по нему с ума, — продолжила Грация. — Это была страсть, мечта, огонь… Если я не виделась с ним хотя бы один день, то становилась нервной, злилась, плакала. Он был всем, чего не дал мне ваш отец.
Она остановилась, ничего больше не добавив, чтобы время переварило этот секрет, это признание спустя столько лет.
— Почему ты не оставила папу?
Грация замолчала. Ей хотелось сказать: «Ради тебя, ради твоего брата Маурицио, потому что я была замужем, потому что это было лишь приключение». Но в итоге она сказала правду:
— Я так и сделала. Однажды утром, когда вы с братом были у тёти, а ваш отец в Риме, я собрала чемодан. Мне было тридцать девять, мне нужно было немногое; у меня была любовь, и этого было достаточно, так что я встретилась с ним в парке. Мы остановились в пролеске за площадью, где встречались много раз, — Грация будто снова была там и ждала его.