Бегущий индивид всегда психологически очень сильно действует на окружающих. Виновник аварии тоже выскочил из машины и стал горланить, призывая милицию и справедливый суд. К нему моментально присоединились некоторые прохожие и черт знает откуда взявшийся в такую рань автобусик с курсантами милиции.
Беглеца поймали двумя переулками дальше, он в тот момент пытался отогнуть заднее крыло, о которое тёрлось колесо.
Курсанты сразу сообразили, что виновник аварии — дяденька, а удрал невиновный. Почему невиновный не захотел ждать автоинспекцию? Курсантам это было ясно — пьяный. Задержанного они тотчас передали в руки медиков, однако те не могли констатировать ни малейших признаков алкоголя. Тогда стали искать другую причину бегства. В багажнике «жигулей» обнаружили десять раскроенных мужских костюмов. Владелец машины, он же беглец, ничего не мог объяснить. Он вообще что-то плохо соображал: на все вопросы только мычал, как теленок. Вначале он пытался утверждать, что полиэтиленовые пакеты с выкроенными костюмами кто-то только что подбросил в его багажник, но, узнав, сколько свидетелей было рядом, от этой версии отказался.
Потом он уселся в дежурке милиции на скамье и неподвижно уставился в пол. Примерно в то же место, куда уставился дяденька, осваивавший искусство вождения — сейчас он писал объяснение, и у него от злости тряслась губа, потому что было ясно: придется платить за обе побитые машины. Время от времени он откладывал авторучку и в негодовании спрашивал стоящего рядом курсанта:
— А почему гражданин Зутис бежал, если он не виноват?
Казалось, он забыл о правилах дорожного движения и теперь хотел взять только логикой.
Зутис выпил стакан воды и вдруг поперхнулся. Его, очевидно, тошнило, пол в дежурке оказался под угрозой. Курсанты подхватили его под руки и потащили в туалет. Зутис закрылся на крючок и пробыл там довольно долго.
Инспектор Синтиньш из-за этого здорово чертыхался.
— Свидетели видели, что у вас была записная книжка, — Синтиньш пристально смотрел Зутису в глаза. — Где она сейчас?
— Не знаю, — Зутис флегматично пожал плечами. — У меня в туалете не нашлось другой бумаги…
— Свидетели видели, как вы вынули из багажника и положили в карман небольшой сверток. Где он?
— Хорошо, что вы заговорили об этом, мне самому было неудобно. Когда я ушел в туалет, сверток лежал на скамье, а когда я вернулся, его уже не было. Могу я попросить, чтобы мне его вернули? Там были шерстяные носки.
Синтиньш понял, что важнейшие вещественные доказательства Зутису удалось уничтожить благодаря неопытности курсантов, но он надеялся, что бой еще не проигран.
— Где вы взяли раскроенные костюмы?
— Какие костюмы?
— Те, что находятся в багажнике вашей машины в полиэтиленовых пакетах.
— Костюмы? Первый раз слышу. Я купил тряпки для мытья машины. Двадцать копеек — пучок. Десять пучков — два рубля.
— Это костюмы, которые остается только сшить.
— Не может этого быть, за двадцать копеек никто костюм не продаст!
В тот день Синтиньш больше вопросов не задавал: все ответы он предвидел. Где купили? На рынке. У кого? Не знаю. И так далее. Как по гладенькой дорожке. А надо, чтобы этот Зутис споткнулся и упал, надо было столкнуть его с этой гладенькой дорожки, на которую он выбрался благодаря курсантам.
Через неполные сутки Синтиньш с Зутисом встретились вновь. Зутис бушевал из-за того, что задержан, он Даже успел написать жалобу прокурору. Он был оскорблен, ужасно оскорблен. В связи с задержанием он квалифицировал действия Синтиньша как слабоумные.
— Вы за это ответите, — кричал он.
— Хорошо, хорошо, — кивнул Синтиньш. Он раскладывал по порядку полученные недавно документы и вдруг резко сказал: — Хватит кричать! Где работаете?
— На комбинате тепличных культур «Садовод». Истопником.
— Где проживаете?
— Можете посмотреть в паспорте.
— Хочу услышать от вас.
Зутис назвал адрес.
— Автомашина принадлежит вам лично?
— Где там! Мне не принадлежит ничего. Абсолютно ничего. Я простой пролетарий.
Синтиньш чувствовал, что задержанный становится ироничным, развязным, но не мог понять, что послужило причиной.
— Судимы?
— Нет.
Синтиньш усмехнулся. Ему показалось, что прежнее ощущение было ложным.
— Со вчерашнего дня меня заинтересовала ваша личность и поэтому я навел относительно вас некоторые справки… — сказал Синтиньш.
— Благодарю! — Зутис закинул ногу за ногу и скрестил руки на груди.
— В ходе расследования, вероятно, выяснится, — продолжал Синтиньш, — как могло случиться, что, числясь работающим на комбинате тепличных культур, вы там ни разу не были на работе. Все печи обслуживает ваш напарник. Он признался, что вы за это отдаете ему свою зарплату.
— Он меня оговаривает. Должно быть, надеется получить место старшего истопника.
— И в той квартире, где прописаны, вы не живете. Где вы живете на самом деле?
— Летом — на берегу реки, зимой — где-нибудь на чердаке. Я могу свозить и показать.
Судим был Зутис неоднократно, но Синтиньшу бросилось в глаза, что только один раз он пробыл в колонии больше года. Обычно он отделывался полугодовым пребыванием, условным осуждением или даже общественным порицанием. И всегда в приговорах суда упоминались какие-то неустановленные подробности. И всегда Зутис привлекался к ответственности по статьям уголовного кодекса о запретном промысле. В самом начале своей карьеры он производил бенгальские свечи.
В позднейших судебных приговорах доминировали пластмассовые изделия, застежки-«молнии» и браслеты для наручных часов.
— На сей раз вам не увильнуть с вашим запретным промыслом, — сказал Синтиньш. — Здесь довольно четко просматривается хищение государственного имущества — ткань ведь вы сами не ткали. У государственного имущества совсем другая цена — лет десять, пятнадцать…
— Ничего вы, милый мой, уже не докажете! Это же не импортная ткань, которая появляется на одной-двух швейных фабриках. Это наш самый обыкновенный товар, который можно украсть и в ткацком цехе, и в красильном, и на швейной фабрике, и в магазине. Такими тканями забиты ателье мод. Вы поседеете, проверяя, и, конечно, ничего не найдете. О моем исчезновении ведь уже известно сообщникам, и, если у них еще вчера и была недостача нескольких метров ткани, то сейчас ее уж точно покрыли.
— К чему такая откровенность? Хотите создать впечатление, что вам ничего не грозит?
— Года два, но для здоровья и это немало… Послушайте, у меня есть деловое предложение… У меня есть друг, который всем рассказывает, что у писателя Бальзака было сто жилетов. Вы мне симпатичны, я хотел бы, чтобы у вас было сто костюмов.
— Я взяток не беру.
— Зато я только тем и занимаюсь, что даю взятки и смотрю, как их берут. Красивая взятка — ключ к воротам рая. За взятку я вам добуду все. «Волжское крепкое» рано утром? Пожалуйста! Но на пятьдесят копеек дороже. «Рижский черный бальзам»? В любое время! Несколько рублей наценки. В «Автосервисе» я сначала плачу за подписи директора и технолога и получаю со склада нужные детали, а потом плачу мастеру, чтобы он их поставил: он считает, что за зарплату ему работать ни к чему.
— Значит, всегда, когда вы давали взятку, ее брали?
— Нет, не все. Всем не дают.
— Я все-таки обойдусь без сотни костюмов.
— Вчера я предложил бы вам даже больше, а сегодня и сто уже многовато.
Вчера Зутис встревожился не на шутку. До того, как меч Фемиды еще не был занесен над его головой, он как будто не задумывался о суровых мерах наказания, но вчера острие меча уже легонько коснулось его шеи. Если бы первыми подвернулись не курсанты, а этот Синтиньш, сегодня началось бы большое и тяжелое расследование: в маленьком мешочке лежали пломбы и фабричные ярлыки с ценами. Вместе с раскроенными костюмами они указали бы прямой путь, и к открытию магазина Альберта туда явились бы ревизоры. Да и в раскройном цехе Вильяма они бы уже побывали. Тогда оставалось бы только надеяться на господа бога. Но вчера Зутису удалось утопить в туалете не только ярлыки, но и свою записную книжку. Теперь инспектор может шарить в темноте, которую Зутис ему обеспечил.
Глава 7
Инспектор Синтиньш был неприятно удивлен, когда с самого утра его пригласили к начальнику отдела. Такие утренние визиты ничего хорошего не предвещали.
— Послушайте, Синтиньш, — начальник играл карандашом, — что у вас с делом Зутиса?
— Через неделю передам в суд.
— Он жалуется, что вы ведете расследование необъективно.
— Все они на что-то жалуются.
— Но эта жалоба обоснованна.
Синтиньш пожал плечами.
— Я прочту вам, что он пишет. «Инспектор Синтиньш по неизвестным мне причинам расследует дело необъективно. Несмотря на мои протесты, инспектор Синтиньш категорически отказывается разыскивать человека, у которого я покупал эти тряпки, из-за которых теперь нахожусь в заключении».
— Эти тряпки он покупал на рынке. У неизвестного гражданина.
— Послушайте, что он пишет дальше! «Я все время протестовал, когда инспектор Синтиньш в протоколе писал «неизвестный гражданин», потому что мне известны его имя и фамилия, а также его приблизительный адрес». И так далее и тому подобное. Короче говоря, Синтиньш плохой, прошу назначить другого. Отчаянный призыв к соблюдению гуманизма, конституции и гражданских прав.
— Товарищ майор! — У Синтиньша от волнения сорвался голос. — Это ложь, товарищ майор, это гнусная ложь!
— Я это знаю, — начальник отложил карандаш в сторону. — Кто он такой, этот Вилберт Зутис?
— Четыре судимости за запретный промысел. Уже два месяца пытаюсь выяснить, откуда у него эти раскроенные костюмы, а он утверждает, что я об этом его не спрашивал.
— Стоило ли на это тратить два месяца?
— Он предлагал мне взятку.
— Сколько?
— Сто костюмов.
— Ого!
— Это тертый калач. Он придумал какой-то трюк.
— Я пошлю к нему сейчас другого инспектора. Зайдите ко мне часа в три, тогда мы по крайней мере будем знать, чего он хочет.