– Итак, мистер Брайс, – перешла она к делу после короткого разговора. – Мне не нравится мистер Понд, дядин адвокат – просто терпеть его не могу!
– Мисс Рейнор, у вас есть на то какая-то определенная причина? – спросил я.
– Н… нет, то есть… ох, это ужасно… он хочет жениться на мне!
– Вы уверены, что хотите обсуждать со мной столь личное дело? – я почувствовал, что должен это сказать, так как девушка была возбуждена, и впоследствии могла пожалеть о сказанном.
– Да, уверенна. Мне нужен адвокат, а мистер Понд меня не устраивает. Потому я и попросила вас прийти сюда – чтобы вы взяли на себя все мои дела, присмотрели за финансами и советовали во всем остальном, где может потребоваться ваша помощь. Вы можете предположить, что у меня много друзей, но это не так, – большие карие глаза умоляюще взглянули на меня. – Дядя Эймос, то есть он не был моим дядей, но я привыкла его так называть, так вот, он не позволял мне заводить друзей, а все его приятели – старики, да и тех у него было не слишком много. Я сама распоряжаюсь своими деньгами. Мистер Гейтли позаботился о том, чтобы у меня был собственный счет, и я хочу, чтобы мои дела перешли от мистера Понда к вам. Конечно, это можно организовать.
Олив выглядела напыщенно, и кажется, считала, что все уже улажено.
– Конечно, все можно устроить, мисс Рейнор. Я подумаю над этим.
– Не думайте – просто соглашайтесь! А если нет, то я должна буду искать другого адвоката, но я предпочла бы вас.
Я не устоял перед ее прелестно-диктаторскими замашками, и согласился с ее предложением. Она продолжила рассказ о своей ситуации: у нее были значительные собственные средства, и к ним добавилось наследство, которое завещал Эймос Гейтли – дом и приличная сумма в придачу.
– Так что я должна буду остаться здесь жить, – продолжила Олив. Со мной будет миссис Вэйл – как дуэнья, для соблюдения приличий. Это пожилая леди, с податливым и смиренным характером. В основном за это я ее и выбрала. Еще она милая и веселая, так что мне нравится с ней. Я любила дядюшку Эймоса, хоть у нас и были разногласия. Если бы он дал мне немного больше свободы, это было бы прекрасно. А он обращался со мной, как с ребенком. Понимаете, он принял меня в дом, когда я была ребенком, и он никак не мог понять, что я выросла и стала самостоятельным человеком. Мне двадцать два года, а он вел себя так, как будто мне двенадцать!
– И теперь вы совершенно самостоятельны?
– Да. Разве не странно? Все так необычно! Этот дом без него стал совсем другим. Как ужасна смерть! Иногда я думаю, что не могу остаться здесь – мне нужно сменить окружение. Но сама мысль о переезде выше моих сил, по крайней мере, сейчас. Просто не знаю, что делать! Не могу поверить, что он мертв!
Олив не плакала. У нее были сухие глаза, но выглядела она такой жалобно-одинокой и такой бессильной по отношению к новым обязанностям, что я с радостью пообещал оказать ей всевозможную помощь как в юридических вопросах, так и во всем, что может потребоваться.
– Не думайте, что я беззащитна, – сказала она, словно прочитав мои мысли, – но я должна войти в ситуацию и привыкнуть к новым обязанностям, а это, конечно, займет какое-то время.
– Да, конечно, – согласился я. – Поначалу не пытайтесь делать слишком много. Отведите время на отдых – вам нужно отойти от шока и ужаса от пережитого.
Для меня было ясно, что девушка и не думала, что оказалась подозреваемой, и что полиция следит за ней. Я задавался вопросом, стоит ли намекнуть ей об этом, или лучше оставить ее в неведении, когда появился слуга, объявивший, что мистер Хадсон желает побеседовать с мисс Рейнор.
Хадсон! Лис Джим Хадсон! Конечно, у его визита было только одно объяснение.
– Позвольте мне остаться! – выпалил я.
– Конечно, – ответила она, и через минуту вошел Хадсон.
В манерах этого человека было что-то такое, что я почувствовал: если Олив подвергнется допросу, то он будет мягким. Хотя голос Хадсона был грубым, но все же он был дружелюбен, и Олив прямо и без возражений отвечала на его вопросы. Но когда он спросил ее, где она была в день смерти мистера Гейтли, она высокомерно посмотрела на него и ответила:
– Я обо всем рассказала человеку, расспрашивавшему меня в городе, мистеру Мартину.
– Мисс Рейнор, вы сказали ему правду?
– Сэр!?
В одном этом слове было заключено все мировое презрение, но я уловил отблеск страха в глазах Олив.
– Позвольте дать вам дружеский совет, – сказал Хадсон, – вы довольно молоды и, вероятно, думаете, что можете солгать, и все обойдется, но вам не удастся обмануть полицию. Понимаете, мисс, мы знаем, где вы были в среду, так что вы можете честно сказать.
– Хорошо, и где же я была?
– В доме миссис Рассел – сестры мистера Мэннинга.
Олив удивленно посмотрела на полицейского. Затем ее поведение изменилось.
– Раз вы все знаете, могу честно признаться. Я была у миссис Рассел. И что?
– Поскольку вы покривили душой в одном ответе, выходит, вы могли сделать так же и в остальных. Ответьте, почему вы сказали, что были у мисс Кларк, вашей подруги?
– Конечно, я отвечу. Мой опекун не позволял мне посещать дом мисс Рассел. В результате, когда я хотела пойти туда, я говорила ему, что иду к мисс Кларк. Я оправдывала эту маленькую ложь, поскольку мистер Гейтли не имел права указывать мне, куда я могу ходить, а куда нет. Если я говорила неправду, то это только потому, что несправедливые правила заставляли меня делать это. Я не врунишка. Если порой я и была вынуждена соврать, то лишь для того, чтобы получить простые радости, которые являются моим личным делом.
– Это правда, Хадсон, – вмешался я. – Почему вы допрашиваете мисс Рейнор, словно учитель воскресной школы?
– Извиняюсь за это, но я обязан, – на добродушном лице полицейского было написано искренне сожаление. – Мисс Рейнор, я должен задать вам несколько прямых вопросов. Где Эймори Мэннинг?
– Не знаю! Мне самой хотелось бы знать!
– Ну, ну, не стоит! Полагаю, у вас есть догадки о его местонахождении. Понимаете, вы не сможете обмануть нас.
– Да я и не хочу этого, – сверкнула глазами Олив. – Я решила ускользнуть от дядиного шпионажа, но из-за этого вам не стоит думать, будто я не способна говорить правду! Я не представляю, где находится мистер Мэннинг, и я очень беспокоюсь, чтобы с ним не произошло ничего страшного. Если вы разыщите его, то окажете мне большую услугу.
– Мисс Рейнор, вы помолвлены с ним?
– Нет, хотя понимаю, почему вы спросили. Мы с мистером Мэннингом хорошие друзья, вот и все.
– Мистер Гейтли не одобрял вашу дружбу?
– Нет, потому-то я и не рассказывала о том, что виделась с мистером Мэннингом в доме его сестры. Если вам интересно, я не возражаю против того, что вы узнали об этом.
– Мисс Рейнор, вы умеете стрелять из пистолета?
Я понял, что таким образом Хадсон пытается взять ее врасплох, и таким образом узнать что-то новое.
– Да, я хорошо стреляю, – быстро ответила она. – А что?
В ее удивленных глазах не было страха, и мне показалось, что, не смутившись от этого вопроса, она показала свою невиновность.
Но Хадсон, очевидно, считал иначе. Он осуждающе взглянул на нее и продолжил:
– У вас есть пистолет?
– Да. Мистер Гейтли несколько лет назад отдал мне один из своих.
– Где он?
– В нашем загородном доме на Лонг-Айленде. Находясь там, я боялась грабителей.
– Хм. Мисс Рейнор, насколько известно, вы – последняя видели мистера Гейтли живым.
– Но ведь мистер Брайс видел выстрел!
– Только тень. Я имею в виду, что вы последняя из тех, кто говорил с ним в его кабинете. Ваша беседа была, э-э-э… мирной?
– Совершенно. Я пришла к нему за деньгами. Мой опекун выписал мне чек, и я обналичила его в банке «Траст Компани».
– Мы знаем об этом. Вы обналичили чек примерно в то же время, когда был убит мистер Гейтли.
– Мистер Хадсон, это было раньше. Я была в банке около половины третьего.
– Нет, мисс Рейнор. Согласно показаниям кассира, вы были там примерно в три часа.
– Он ошибается, – уверенно заявила Олив. – В три часа, или чуточку позже, я уже была у миссис Рассел.
– Мистер Мэннинг был там?
– Нет, он намеревался придти позже, когда управится с делами.
– С какими делами?
– Ничего о них не знаю, кроме того, что они были где-то в районе Пуритэн-билдинг. Когда я пришла, он был там.
– Во сколько это было?
– Не могу сказать точно, возможно, в половине четвертого или чуть позже. Я совсем недолго пробыла у миссис Рассел, когда мистер Тэлкотт позвонил мне.
– Откуда он знал, где вы?
– Сначала он позвонил мисс Кларк, и она сказала ему.
– Выходит, друзья помогали вам обманывать опекуна?
– Мистер Хадсон, я возмущена такой постановкой вопроса, – высокомерно заявила Олив, – но я отвечу: «Да». Мои друзья соглашались со мной в том, что мистер Гейтли слишком много командует, и я не обязана подчиняться ему.
– Но теперь вы освобождены от его гнета.
– Ваши слова слишком жестоки! Это слишком высокая цена для свободы!
– Вы точно так считаете?
– Мистер Хадсон, на что вы намекаете? Скажите! Думаете, что я убила опекуна?
– Есть люди, которые так считают, мисс Рейнор.
– Прочь из дома! – крикнула Олив. – Здесь нельзя произносить такие слова!
– Ну, ну, мисс, так ничего не выйдет! Против вас есть свидетельства, по крайней мере, по мнению полиции, и я должен попросить вас не уезжать из города, не поставив нас в известность. Мы не обвиняем вас, но мы хотим, чтобы с вами можно было связаться. А сейчас, мисс Рейнор, я ухожу. Я заходил только, чтобы кое в чем убедиться и попросить вас оставаться в пределах досягаемости. Могу сказать, что любая попытка улизнуть будет пресечена.
– Вы имеете в виду, что я под наблюдением!
– Это так, мисс.
Олив взглянула на него так, словно он был земляным червем.
– Идите! – быстро, но властно заявила она. – Я не должна покидать город и, вероятно, не должна покидать этот дом. Ваши подозрения просто смехотворны. Однако и от них есть прок: я поняла, что мне нужен кто-то, некто не из полиции, кто разоблачил бы убийцу дядюшки! А также отыскал моего друга, мистера Мэннинга.