– А я этого и не требую, – ответил Стен Торстенссон. – Я просто хочу знать, что произошло. Это была не автокатастрофа.
– Поговори еще раз с Мартинссоном. Можешь ему сказать, что это я тебе посоветовал вновь к нему обратиться.
Они попрощались. Валландер долго следил за удаляющейся машиной, пока та окончательно не скрылась за песчаными дюнами.
Почему-то ему надо было спешить. Он не мог уже оттягивать. Тем же вечером он позвонил своему врачу и Бьорку и сообщил, что уходит из полиции.
После этого он еще пять дней прожил в Скагене. Чувство опустошенности не уменьшилось, но он теперь с облегчением сознавал, что все-таки сумел принять решение.
В воскресенье 31 октября он вернулся в Истад, чтобы завершить все формальности и подписать документ, свидетельствующий, что Курт Валландер больше не является сотрудником полиции.
Утром в понедельник 1 ноября будильник прозвонил в начале седьмого. Но он мог бы и не звонить: Валландер не спал всю ночь, если не считать того, что пару раз на несколько минут проваливался в дремоту. Он несколько раз вставал и думал, стоя у окна, выходящего на Мариагатан, что уже который раз в жизни принимает совершенно неправильное решение. Почему он не может жить естественно, как все остальные? Ответа на этот вопрос он так и не нашел. Наконец он уселся в кресло в гостиной, включил радио и, уменьшив звук, стал слушать музыку. Ближе к утру ему удалось себя убедить, что другого выхода нет: у него не было ни сил, ни желания бороться, он понимал это совершенно ясно. «Что ж, – думал Курт, – наверное, каждому суждено испытать в жизни такой момент. Невидимые силы подтачивают нас всех, и в конце концов мы сдаемся. И никто не может этого избежать».
Несмотря на бессонную ночь, он встал точно по звонку будильника, поднял с пола в прихожей «Истадскую смесь», поставил кофе и принял душ. Все эти механические, годами отработанные действия казались почему-то непривычными. Вытираясь, он попытался вспомнить, каким же был его последний день на службе почти полтора года назад. Было лето… он навел порядок в своем кабинете и пошел в кафе на берегу, где написал мрачное письмо Байбе. Если бы его спросили, давно это было или недавно, он бы не знал, что ответить.
Он присел к кухонному столу и начал задумчиво помешивать ложечкой кофе.
Это был его предпоследний рабочий день.
Сегодня – последний.
Он прослужил в полиции двадцать пять лет. И эти двадцать пять лет всегда будут фундаментом его жизни, точкой отсчета, что бы с ним ни случилось. От этого никуда не уйти. Никто не может объявить свою жизнь несостоявшейся и попросить разрешения бросить кости еще раз. Назад пути нет. А вперед?
Он попытался определить, какое же чувство преобладает этим осенним утром – грусть? Разочарование? Облегчение? Но он, похоже, не испытывал ничего, кроме опустошенности. Словно скагенский туман вытеснил из его души все чувства, и сколько он ни вглядывался, не видел ничего, кроме этого тумана.
Он вздохнул и начал машинально листать «Истадскую смесь». Ему казалось, что и заголовки, и тексты, и фотографии он уже видел много раз. Он хотел уже закрыть газету, как вдруг его внимание привлекло объявление о смерти.
Адвокат Стен Торстенссон, родился 3 марта 1947 года, скончался 26 октября 1993 года.
Валландер тупо уставился на объявление.
Это же отец, Густав Торстенссон, скончался! Он же видел Стена меньше чем неделю назад на скагенском пляже!
Он попытался сосредоточиться. Это конечно же ошибка. Перепутали имена. Или какой-то еще Стен Торстенссон. Он перечитал объявление еще раз – нет, никакой ошибки. Тот самый Стен Торстенссон, с которым он недавно разговаривал в Скагене. Скончался.
Он довольно долго сидел, не двигаясь.
Потом встал, открыл записную книжку и набрал уже почти забытый номер. Он знал, что тот, кому он звонит, встает рано.
– Мартинссон!
Валландер с трудом поборол желание бросить трубку.
– Это Курт, – тихо сказал он. – Я тебя не разбудил?
Мартинссон ответил не сразу.
– Это и правда ты? – сказал он наконец. – Никак не ожидал.
– Ясное дело, – сказал Валландер. – Я хочу тебя кое о чем спросить.
– Не может быть, чтобы ты решил уйти.
– Так и есть. Но я звоню по другому поводу. Скажи, что случилось с адвокатом Стеном Торстенссоном?
– А ты разве не знаешь?
– Я вернулся в Истад вчера вечером. Конечно, не знаю. Я ничего не знаю.
Мартинссон замялся:
– Его убили.
Валландер поймал себя на том, что не удивился. Прочитав объявление, он сразу понял, что Стен Торстенссон умер не от внезапной болезни.
– Во вторник вечером его застрелили в конторе. Понять ничего нельзя. Ужасная трагедия. Отец погиб несколько недель назад в автокатастрофе. Ты этого тоже не знал?
– Нет, – соврал Валландер.
– Выходи на работу, – сказал Мартинссон. – Нам без тебя будет трудно с этим делом. И с другими тоже.
– Нет. Я уже решил. Объясню, когда увидимся. Истад маленький город, рано или поздно встретимся.
И быстро повесил трубку, потому что, сказав это, он понял, что все изменилось.
Он стоял в прихожей около телефона минут пять, не меньше. Потом допил кофе, оделся и спустился к машине. В половине восьмого Курт Валландер впервые за полтора года переступил порог здания полиции. Он кивнул дежурному и твердым шагом проследовал в кабинет Бьорка. Бьорк поднялся ему навстречу. Он похудел. Валландер видел, что Бьорк не знает, как себя вести.
«Я облегчу ему задачу, – подумал Валландер. – Но он, конечно, сразу ничего не поймет. Во всяком случае, не больше, чем я сам».
– Мы, понятно, очень рады, что ты чувствуешь себя лучше, – сказал Бьорк неуверенно. – И, само собой, очень хотели бы, чтобы ты остался с нами.
Он развел руками:
– Мне сегодня надо ответить на запрос – что я думаю о введении новой формы. А также на абсолютно непонятный циркуляр об изменении разделения обязанностей в региональной полиции. Ты об этом что-нибудь слышал?
Валландер отрицательно покачал головой.
– Куда мы идем? – горестно произнес Бьорк. – Если предложение о новой форме пройдет, полицейский будет выглядеть как нечто среднее между плотником и кондуктором.
Он явно ждал, что Валландер разделит его возмущение, но Валландер молчал.
– В шестидесятые годы полиция стала государственной, – сказал Бьорк. – Теперь опять все собираются переделать. Риксдаг хочет ликвидировать региональные полицейские управления и создать нечто под громким названием «национальная полиция». Но полиция и так национальная, какая же еще? Законы для всех общие, теперь же не средние века, когда каждое графство имело свои законы. И как вообще можно работать, когда тебя каждый день заваливают памятками и циркулярами, в которых сам черт ногу сломит? К тому же мне приказано подготовить доклад для какой-то никому не нужной конференции на тему «Техника удаления». В переводе на шведский это значит, что речь идет о том, как высылать из страны лиц, не получивших вид на жительство. Как их сажать в автобусы, пароходы и самолеты, чтобы не было шума и сопротивления.
– Я понимаю, как тебе достается, – сказал Валландер и подумал, что Бьорк не изменился. Ему всегда с трудом давалась роль начальника полиции.
– Может быть, это ты и понимаешь, – сказал Бьорк, – но ты не понимаешь, как нам сейчас нужен каждый толковый работник.
Он тяжело опустился на стул.
– Все бумаги у меня, – продолжил он. – Тебе достаточно поставить подпись, и ты уже бывший полицейский. Как это мне ни тяжело, я должен уважать твое решение. Надеюсь, ты не против, если я созову в девять пресс-конференцию. Ты за последние годы стал знаменитостью, Курт. Должен признаться, что, несмотря на все твои выкрутасы, ты сделал очень много, чтобы поддержать нашу репутацию. Говорят, что в Школе полиции есть курсанты, которых твои подвиги вдохновили на работу в полиции.
– Это, разумеется, неправда, – сказал Валландер. – А пресс-конференцию отмени.
– Даже не заикайся, – Бьорк не мог скрыть раздражения, – это твоя обязанность по отношению к коллегам. О тебе будет статья в «Шведской полиции».
Валландер подошел к столу.
– Я не ухожу, – сказал он. – Я снова приступаю к работе.
Бьорк оторопело уставился на него.
– И никакой пресс-конференции не будет. Я сегодня же начинаю работать. Позвоню врачу и закрою больничный лист. Я чувствую себя хорошо и хочу приступить к работе.
– Ты меня не разыгрываешь? – неуверенно спросил Бьорк.
– Нисколько. Произошли кое-какие события, и я передумал.
– Никак не ожидал.
– Я сам не ожидал. Час назад я был уверен, что моя полицейская карьера завершена. Но у меня есть просьба.
Бьорк выжидательно кивнул.
– Я хочу заняться делом Стена Торстенссона. Кто сейчас руководит следствием?
– Все подключены. Сведберг и Мартинссон формируют следственную группу, я им помогаю. Пер Окесон берет на себя прокурорский надзор.
– Стен Торстенссон был моим другом, – сказал Валландер.
Бьорк встал:
– Ты и в самом деле передумал?
– Я же сказал.
Бьорк обошел стол и остановился рядом с Валландером.
– Самая лучшая новость за… не знаю даже, за сколько лет, – сказал он. – Значит, мы рвем к чертовой матери эти бумаги. Представляю, как обалдеют твои сотрудники.
– Кто сидит в моем кабинете? – спросил Валландер, стараясь избежать лишних эмоций.
– Ханссон.
– Если можно, я бы хотел получить его назад.
– О чем речь! Тем более Ханссон эту неделю на повышении квалификации в Хальмстаде. Можешь идти туда прямо сейчас.
Они дошли по коридору до дверей его кабинета. Таблички с именем «Валландер» на двери не было. Это неприятно резануло его.
– Мне нужно часок побыть одному, – сказал Валландер.
– В половине девятого оперативка по делу Торстенссона. В малой совещательной комнате. Так ты серьезно возвращаешься?
– А почему бы нет?
Бьорк помялся:
– Надо сказать, что твои действия выглядят, мягко говоря, не очень продуманными. Ты как капризный ребенок.