Джойс разливает чай.
– Помню, как Джоанна, это моя дочка, оканчивала университет. Она училась в Лондонской школе экономики, если вы такую знаете, и я ужасно беспокоилась, потому что не понимала, чем она будет заниматься. Она говорила, ее интересует диджей[12], а у меня как раз есть знакомый диджей, он вел радиопрограмму в больнице, где я работала, Дерек Уайтинг, и я могла бы замолвить словечко, чтобы она приобрела опыт работы. Но оказалось, это не тот диджей – как видно, они бывают разные, – и она решила путешествовать по свету, уже все обдумала. А через два дня позвонила мне, сообщила, что идет на собеседование в «Голдман Сакс»[13], и спросила, не одолжу ли я ей денег, чтобы приодеться. Вот так.
– Дочка у вас с характером, – говорит Поппи.
– Водится за ней такое, – признает Джойс. – А Дерек Уайтинг погиб – упал с круизного лайнера. Никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом, да?
– А вам нравится то, чем вы занимаетесь, Поппи? – спрашивает Элизабет.
Поппи, обдумывая ответ, подносит к губам чашку.
– Вообще-то нет. Вы не рассердитесь, что я так говорю?
– Ничуть, – отвечает Элизабет. – Это не для всех.
– Я просто втянулась. Мне нужна была работа, а эта казалась увлекательной, да и деньги у меня до тех пор не водились. Но мой темперамент для этого не подходит. Вы любите хранить тайны, Элизабет?
– Даже очень, – кивает Элизабет.
– Ну а я нет, – заявляет Поппи. – Мне неприятно одним говорить одно, а другим другое.
– И я такая же, – поддерживает ее Джойс. – Не промолчу, даже если кому-то стрижка не к лицу.
– Такая работа, – говорит Элизабет.
– Да я понимаю, – отвечает Поппи. – Знала, на что подписывалась. Дело во мне, я просто для нее не подхожу. Столько переживаний. Туда по приглашению, сюда без приглашения…
– А чем вы хотели бы заниматься? – спрашивает Джойс.
– Ну… – начинает Поппи и умолкает.
– Признавайтесь уж, – ободряет Джойс. – Мы никому не скажем.
– Я пишу стихи.
– У меня на стихи нет времени, – отрезает Элизабет. – И раньше не бывало, и впредь не будет. Вы не возражаете, если мы перейдем к Райану Бэйрду?
– А, да. – Поппи нагибается с кресла к своей сумке. Достает папку и вручает Элизабет. – Имя, адрес, электронная почта, номер мобильного и список последних звонков, сведения о социальном страховании, данные службы здравоохранения, история браузера, мобильные номера ближайших знакомых. Боюсь, больше ничего собрать не успела.
– Для начала сойдет, спасибо вам, Поппи, – говорит Элизабет.
– Благодарите не меня, а Дугласа, – возражает Поппи. – Если бы решала я, вы ничего этого не получили бы. Вы уж извините, но это выглядит не совсем законным.
– О, в наше время все незаконно, порой даже по улице ходить не стоит. Иногда приходится нарушать законы, – успокаивает ее Элизабет.
– В том-то и дело! – оживляется Поппи. – Мне не нравится нарушать законы. Меня это не возбуждает. А вас возбуждает, да?
– Да, – признает Элизабет.
– Ну а меня нет. Мне от этого не по себе. А вся моя работа в том и состоит, чтобы действовать против правил.
– Со мной было бы так же, – вставляет Джойс.
– О, Джойс, давай не будем о тебе, – отмахивается Элизабет. – Ты стала бы превосходным шпионом.
– Я все же полагаю, Поппи лучше писать стихи.
– Спасибо, – говорит Поппи. – Моя мама с этим согласна. А она обычно права.
– Не поймите меня неправильно, я тоже думаю, что вам надо писать, – объясняет Элизабет. – Слушать стихи я не хочу, но вы несомненно должны писать. Только прежде необходимо закончить работу. Защитить Дугласа.
– Как мне не терпится его увидеть! – восклицает Джойс. – Ты не боишься, что я в него влюблюсь?
– Джойс, он покажется тебе красивым, но ты сразу раскусишь его.
– Посмотрим, – говорит Джойс. – Поппи, можно спросить, почему у вас на запястье тату с маргариткой? Кажется, вам больше подошел бы мак[14].
Поппи улыбается и поглаживает татуировку.
– Мою бабушку зовут Дэйзи. Я с ней как-то поделилась, что хочу сделать тату, а она – только через мой труп, мол, все эти якоря, русалки и тому подобное. Но я пошла, сделала вот эту и в следующий раз показала ей. Говорю: «Дэйзи, познакомься с тезкой». Что она могла на это сказать?
– Умная девочка, – замечает Джойс.
– А через две недели я снова к ней пришла. Она закатала рукав и заявила: «Поппи, познакомься с тезкой». А у нее на все предплечье – огромная татуировка, цветок мака. Сказала, мол, если я строю из себя идиотку, так чем она хуже.
Элизабет смеется, Джойс хлопает в ладоши.
– Похоже, она наш человек, – отмечает Элизабет. – Поппи, если это ваше последнее задание в Службе, так тому и быть, но даю слово: мы постараемся, чтобы вы получили от него удовольствие.
– Непременно, – говорит Джойс. – Еще макарун, Поппи? Вам ведь понравилось.
Поппи выставляет ладошку, отказываясь.
– Мы сюда не впустим никого, кому здесь быть не положено. Дуглас будет в полной безопасности, а значит, и вы тоже, – обещает Элизабет.
– Если только они не подоспеют этим вечером, пока мы доедаем макаруны, – уточняет Поппи.
– И, пока нам здесь все равно нечем заняться, наверняка мы разгадаем, что Дуглас сделал с алмазами.
– Ну вы же знаете, он отрицает, что взял их. К тому же это не наше дело, – возражает Поппи. – Наше дело – защищать Дугласа.
– Поппи, я совершено не против, вы можете быть восторженной, противоречивой, даже с претензией на тонкий художественный вкус, но вот занудства я категорически не потерплю, потому что вижу: по натуре вы не зануда. Договорились?
– Не занудствовать?
– Я не слишком многого требую?
– Вы и правда обе считаете, что мне надо писать стихи?
– О да, – говорит Джойс. – Какое это стихотворение мне так нравится?
Поппи с Элизабет переглядываются. Ответа они не знают.
Глядя на Элизабет, Поппи задает вопрос:
– А могу я, рискуя показаться занудной, все-таки спросить?
– Смотря о чем, – разрешает Элизабет.
– Как вы попали в Службу? Вы об этом мечтали? Только, пожалуйста, без заученных патриотических текстов. Я не туристка.
Элизабет кивает.
– У меня был профессор – я в Эдинбурге изучала французский и итальянский… В общем, у его друга имелись друзья, которые всюду присматривали подходящих людей. Он подкинул мне эту мысль, но тогда мне казалось, что это не мое, однако он подкидывал ее снова и снова.
– И почему же вы в конце концов согласились?
– Ну, ему отчаянно хотелось со мной переспать, тому профессору, – такие были времена. А я знала, что он хочет со мной переспать, и знала, что хочет отправить меня на собеседование в Службу. И, честно говоря, почувствовала, что на что-то одно надо согласиться – вы же знаете, как мужчины переносят отказ. Либо спать с ним, либо собеседование в Службе, вот я и выбрала меньшее из двух зол. А если попался Службе на крючок, они уже не отпустят, сами в этом убедитесь.
– Значит, вся ваша карьера построена на нежелании с кем-то спать? – спрашивает Поппи.
Элизабет кивает.
– А если бы не это, чем вы занимались бы?
– Я знаю, что вы не любите хранить секреты, Поппи, но с Райаном Бэйрдом вы нам очень помогли. Так что скажу вам то, чего никому еще не говорила. Ни родным, ни мужьям, ни даже Джойс. Я всегда мечтала заниматься морской биологией.
Поппи кивает.
– Морской биологией? – повторяет Джойс. – Это что, дельфинами и так далее?
Элизабет тоже кивает.
Джойс подходит и кладет руку на плечо подруге.
– Я думаю, ты стала бы прекрасным морским биологом.
Элизабет кивает снова:
– Спасибо, Джойс. Могла бы стать, правда?
Глава 15
Дуглас Миддлмисс лежит в постели с книгой о нацистах – весьма неодобрительной – и вдруг слышит звук. Кто-то очень медленно и тихо открывает дверь квартиры. Это не Поппи – та вернулась час назад. Где она была? Скорее всего, Элизабет ее обрабатывала. Это очень в стиле Элизабет – убить новенькую добротой.
Кстати об убийствах: столь тихо открывающаяся дверь не сулит Дугласу ничего хорошего. Ключи есть только у него и у Поппи, а чтобы открыть дверь другим способом, требуется профессионал. Так кто же там? Грабитель или убийца?
Это он скоро выяснит.
Дуглас жалеет, что у него нет оружия. Не то что в прежние времена. Однажды в Джакарте он, резвясь в постели, прострелил плечо атташе по культуре из японского посольства. Очень страстная была женщина. В результате Национальную галерею убедили одолжить Токийскому музею Рембрандта и больше об этом не вспоминали. Однако с тех пор он не клал оружие под подушку, а приклеивал его липкой лентой к дну кровати.
Все это он обдумывал, пока снимал очки для чтения, застегивал пуговицу на пижамных штанах и выскальзывал из постели. У Поппи оружие имелось. Она не похожа на человека, который хотя бы раз его применял, но подготовку-то должна была пройти. Слышала ли она, как открылась дверь? Возможно, и нет. Дуглас за годы опасной работы привык постоянно быть начеку, но Поппи этому еще не научилась. Вероятно, и не научится никогда. Он не раз встречал таких, как Поппи, – оглянуться не успеете, как она бросит Службу и заведет детишек. Хотя нынче об этом нельзя говорить во всеуслышание. Мир сошел с ума и все такое.
Расправляя покрывало на кровати, Дуглас слышит скрежет висячего замка на двери спальни. Стало быть, все же убийца, а не грабитель. Дуглас так и подозревал. Мартин Ломакс подослал? Или американцы? Или колумбийцы? Смешно, но Дуглас предпочел бы погибнуть от руки британца. В идеале англичанина, но выбирать не приходится.
Кусачки мигом справятся с замком. Хотя и не без шума. Поппи проснется. Дугласу нужно лишь, чтобы Поппи достала незваного гостя прежде, чем тот достанет его.
Постель расправлена и выглядит так, будто на нее не ложились, будто жилец еще дышит вечерним воздухом.