Они переступают порог.
– Ковер в холле мне нравится, – говорит Джойс, и ее голос эхом отдается в тихом доме. – У нас почти такой же.
Конечно, дом, где живут два человека, не должен быть столь тихим. Или оба спят? В 17:25? Едва ли.
Элизабет ощущает сквозняк. Ветерок в помещении, где закрыты все двери и окна. Закрыты на засов и запечатаны.
– Дуглас? – зовет Элизабет. – Поппи?
Она входит в кухню. Здесь порядок. Небольшой стол и два деревянных стула. Две тарелки и две чашки возле раковины. На стене – старый календарь с замками Британии.
Задняя дверь ведет в садик, расположенный во внутреннем дворе. Поверх его кирпичной стены протянута колючая проволока.
Задняя дверь распахнута настежь.
Глава 26
– И он пнул вас в затылок?
– Да, Энтони, боюсь, что так.
Ибрагим не сказал остальным, в какое время вернется домой. Они наверняка устроили бы кутерьму, а он не хотел предстать небритым перед комитетом, ответственным за подготовку его возвращения. Вместо этого он сумел договориться о вечерней встрече с Энтони – парикмахером, на которого теперь такой спрос, что он приезжает в Куперсчейз трижды в неделю. Ибрагим очень недоволен своими волосами после больницы.
– А ничего не заметно, честное слово, – уверяет Энтони, проводя расческой по голове Ибрагима. – Ни следа подошвы, ничего.
– Там же череп, – объясняет Ибрагим.
– Верно замечено, – соглашается Энтони. – Скажите, если я слишком давлю. Со мной вы мигом почувствуете себя лучше. Это же моя работа.
– Спасибо, Энтони.
– Вы скоро будете как огурчик, я в вас не сомневаюсь.
– Как огурчик – это для молодых.
– Чепуха, все, что нас не убивает, делает сильнее.
– В моем возрасте я готов с этим поспорить.
– А я вам приведу пример. Однажды в Кавосе я на два дня отбыл в кислотный трип. Знаете Кавос?
– Это в Греции?
– Ох, не уверен, но там жарко. В любом случае тогда было круто, понимаете? Мне чудилось, будто стены виллы кровоточат. Я вылез на крышу и пытался ловить пролетающие самолеты. Мой приятель Гейв выложил это в инсту. Тридцать тысяч лайков. Теперь я и сам вижу смешную сторону, но тогда думал, что умираю, а не умер и стал от этого испытания сильнее.
– В чем?
– Ну, не знаю. Сейчас я меньше потребляю кислоты. Это уже кое-что, разве нет? И у меня почти четыре сотни новых подписчиков в инсте. Такова моя позиция. Не понимаю, что в больнице делали с вашими волосами. У них что, кондиционера не было?
– Я просил Рона достать немного, но он сказал, что боится перепутать и принести не тот.
– Ну, с вами не соскучишься!
– В целом я не думаю, что стал сильнее. Я разбит, Энтони.
– Понятно, – кивает Энтони.
– Что-то там посттравматическое.
– Со временем это пройдет.
– Конечно, пройдет. Вспомните только, что пережила Опра![19]
– Если только не умру раньше. А иначе уже никогда не пройдет. Так мне это сейчас представляется. Может быть, я и вовсе не исцелюсь.
– Если будете продолжать в том же духе, я нажалуюсь Джойс на то, что вы хандрите.
– Хорошо говорить: «Что нас не убивает, то делает сильнее». Звучит восхитительно. Но в восемьдесят лет это уже не так. В восемьдесят лет то, что не убивает, выталкивает тебя в следующую дверь, и в следующую, и в следующую, и все эти двери за тобой закрываются. Обратного хода нет. Исчезает гравитация юности, и ты всплываешь все выше и выше.
– Ну… – Энтони кладет ладони на виски Ибрагима и приподнимает ему голову, чтобы он посмотрелся в зеркало. – Я вам состриг лет десять – сделал все, что в моих силах. А известно, кто на вас напал?
Ибрагим кивает:
– Да, имя известно. Но доказательств нет.
– И что ему предстоит?
– Предстоит ему, полагаю, Элизабет.
– Ну, будем надеяться. – Энтони подносит зеркало к затылку Ибрагима, и тот кивает. – Кто тронет моих друзей, пожалеет. Вы передайте Элизабет: если нужна помощь, пусть только скажет.
– Я передам.
– Как бы то ни было, а я готов поспорить: вы не умрете прежде, чем поправитесь.
– Это невозможно предсказать.
– Ибрагим, перед вами человек, который однажды во сне увидел номера лотереи. Четыре сразу. На триста шестьдесят фунтов. Говорю – не умрете, значит, не умрете.
– Это утешает, спасибо вам.
Энтони собирает свои принадлежности.
– Все мы знаем, в каком порядке будут уходить члены вашей компании. Первый – Рон…
Ибрагим кивает.
– Потом Элизабет, возможно от пули. С вами и Джойс сложнее.
– Я не хотел бы оставаться последним, – говорит Ибрагим. – Я всегда старался ни к кому не привязываться, но к этим троим привязался.
– Ну, скажем, вы станете третьим, а Джойс тогда последней.
– И оставлять Джойс одну мне не хочется.
– Ну, по-моему, Джойс надолго одна не останется, как вы считаете?
– Пожалуй, что нет, – улыбается Ибрагим.
– Она такая озорница.
Ибрагим, задержавшись у двери, достает из кармана пиджака бумажник.
– Боюсь, у меня только карта, Энтони. Последние наличные потратил на такси. – Открыв бумажник, он хмурится. – Странное дело, но и карточки нет.
– Чего только клиенты не придумывают, – усмехается Энтони.
– Должно быть, куда-то задевал. Мне так жаль. Можно записать на мой счет?
Энтони подходит к Ибрагиму, обнимает его.
– Этот раз – за мой счет. А теперь скачите, красавчик. При виде вас все попадают, как мухи.
Ибрагим рассматривает себя в зеркало, поворачивает голову влево и вправо. И кивает.
– Спасибо, Энтони. Думаю, и правда попадают.
Глава 27
Элизабет выходит из кухни. Если в доме кто-то и побывал, их уже нет, в этом она уверена. Так говорит ей внутреннее чутье, но все же она прикладывает палец к губам и жестом велит Джойс оставаться на месте. Ногой осторожно толкает дверь в гостиную. Никого. Два стула, два приставных столика, тумбочка с радиоприемником и вазой с цветами. Ни тела, ни крови – уже кое-что. Это внушает Элизабет некоторую надежду. Она понимает, что придется подниматься по лестнице. И знает, что окажется уязвимой, если наверху кто-то есть. Без оружия… Она оборачивается к холлу, однако Джойс не видит. Мгновение паники, но Джойс уже выходит из кухни, держа по ножу в каждой руке. Элизабет кивает.
Большой нож Джойс отдает ей. И шепчет:
– Осторожно, держи за ручку.
Сердце у Элизабет колотится о ребра. Часто, но уверенно. Это хорошо.
Есть ли кто-то в доме? Она попала в ловушку? И, хуже того, завела в ловушку Джойс?
Она показывает Джойс, чтобы та осталась внизу, и поднимается по лестнице.
Глава 28
О Роне много чего можно сказать, но никто не скажет, что он не похож на водопроводчика. Райан Бэйрд впускает его не глядя.
– Я от жилищного кооператива, проверить напор воды. Подержите сумку, у меня в ней инструменты. Не волнуйтесь, все бесплатно.
Так это и есть Райан Бэйрд? Мальчишка, который пнул в затылок и оставил умирать лучшего друга Рона?
Сколько же ему? Семнадцать? Восемнадцать? Тощий, волосы высветлены, блестящие серые спортивные брюки, голая грудь. Открыл с джойстиком в руках и, как только Рон спросил, где ванная, снова уселся играть. Несколько лет назад Рон ему навалял бы прямо с порога. Но порой методы Элизабет работают лучше, так что он будет делать то, что ему велено. И, может быть, еще дождется случая врезать Райану Бэйрду прямо в разинутый рот. Рон на это надеется. При всем почтении к Ганди и ему подобным иногда приходится переходить черту.
Рон поднимает крышку бачка, достает из спортивной сумки пакет в оберточной бумаге и запихивает его как можно глубже. Не так уж много кокаина на десять тысяч фунтов, думает он. Надо будет при случае обсудить это с сыном Джейсоном.
Рон возвращает крышку на место, проверяет, нормально ли она встает на бачок, затем снова снимает ее. После сует руку в карман комбинезона. Неизвестно, где Элизабет его раздобыла, но до чего же удобная одежка. Интересно, можно будет оставить себе? Хотя все время ходить в комбинезоне может быть чревато. От этого – один шаг до выхода за покупками в пижаме.
Он вытаскивает кредитку Ибрагима и аккуратно опускает ее в бачок.
Установив крышку, Рон застегивает молнию сумки. Он вдруг осознает, что ему действительно нужно в туалет, но решает потерпеть. Как знать, что получится, если спустить воду из бачка с килограммом кокса внутри?
Выйдя в коридор, Рон кричит: «Готово дело, приятель!» – и, не дождавшись от Райана Бэйрда ответа, покидает квартиру.
Он выжидает минуту-две – ведь никогда не знаешь, кто может тебя услышать, – и только потом берется за телефон. Одноразовый, звонок с него нельзя отследить. У Джейсона таких полно, и он даже глазом не моргнул, когда отец попросил поделиться. Рон набирает номер констебля Донны де Фрейтас. Та отзывается с третьего гудка.
– Алло?
– Алло, это Донна де Фрейтас?
– Привет, Рон, это вы?
– Нет-нет, не знаю никакого Рона. Просто хочу сообщить информацию.
– Ну, допустим. Валяйте. Только быстро. Я смотрю запись с камеры наблюдения: как «Рено» въехал в пекарню Грегга.
– Видите ли, я водопроводчик…
– Так-так…
– И работал в номере восемнадцать по Хэзелден-гарденс.
– Хэзелден-гарденс, восемнадцать?
– Ага, так я там кое-что нашел. В туалетном бачке, первая дверь по коридору, как вломитесь.
– Понимаю… сэр. А жилец сейчас дома?
– Да. Еще и без рубашки, Донна. Господи, я ему чуть не врезал.
– Что ж, файрхэвенская полиция благодарит вас за содействие, сэр. Но мы не можем вломиться в частное жилище без основательной причины.
– А какая, например, может быть причина?
– Ну, например, если на кого-то напали.
– Ах да, точно, напали. Вопли и все такое.
– О’кей, выезжаем.
– Хорошо. Возьмите с собой Криса.
– Вы не могли бы назвать свое имя?