Бывает, что-то делается лишь для вида, хоть и выглядит правильно. Пока вы не посмотрите с другой стороны. Донна откладывает телефон.
– Наверняка вы об этом уже подумали, но вы абсолютно уверены, что это Дуглас?
– Да, – кивает Элизабет, – я об этом уже подумала. А теперь скажите, что у нас с камерами наблюдения?
– С какими камерами? – удивляется Крис.
В дверь звонят. К Джойс кто-то пришел.
Глава 45
– Он утверждает, что книга написана левой ногой! – кричит Стефан. – Левой ногой!
– Я помню, милый, – отвечает Элизабет. Времени – половина третьего ночи.
Много лет назад некий Джулиан Лэмберт опубликовал обзор одной из книг Стефана – «Иран – искусство после революции». Недоброжелательный обзор, злобный. Эти двое были соперниками.
– Я ему голову оторву! Как он посмел? – Стефан лупит обеими ладонями по стене коридора, довольно сильно. Стефан – все еще крупный мужчина. Элизабет никогда не опасалась его силы. А вдруг когда-нибудь придется? С каждым днем он все больше ускользает.
– Лучше покажи, что он не стоит твоего внимания, милый, – советует Элизабет.
Джулиан Лэмберт скончался в 2003 году; вставил шланг в выхлопную трубу своей машины, в гараже дома, который снимал после дорогостоящего, сокрушительного развода.
– Я ему покажу! – бушует Стефан. – Пусть с собственной задницей умничает! Где мои ключи?
«Какие ключи?» – удивляется Элизабет. Ключей от машины давно нет. Ключи от квартиры она тоже уже прячет. У Стефана больше нет никаких ключей. Как бы его успокоить?
– А мне пришла в голову отличная мысль, – говорит она. – Хочешь послушать, пока не уехал?
– Не отговаривай меня, Элизабет. Лэмберт давно уже напрашивается. – Стефан роется в ящике стола. – Черт побери, где мои ключи?
Стефан никогда не был ни мстительным, ни злобным. Не шел на поводу у своей гордыни. Это всё свойства слабых. Ему не приходилось самоутверждаться за счет других.
– Я тебя ни от чего не отговариваю, – говорит Элизабет. – Я с тобой вполне солидарна. Всякий, кто оскорбляет твою книгу, оскорбляет тебя. А кто оскорбляет тебя, оскорбляет меня.
– Спасибо тебе, дорогая, – отвечает Стефан.
– Я просто подумала, не взять ли тебе с собой Богдана? Он тебя довез бы.
Поразмыслив, Стефан кивает.
– У Лэмберта в глазах потемнеет, когда он его увидит, а?
Элизабет подходит к телефону.
– Я ему позвоню, милый.
Половина третьего ночи, но Богдан отвечает после первого гудка:
– Здравствуйте, Элизабет.
– Здравствуйте, Богдан. Стефан хотел попросить вас об одной услуге.
– Хорошо, дайте мне его, – говорит Богдан.
Элизабет не прочь бы узнать, почему он не спит в полтретьего ночи. Загадочность этого человека ее бесит. Даже ее опытное ухо не улавливает никаких звуков на фоне.
– Это вы, Богдан? – говорит Стефан.
– Да, Стефан. Чем могу помочь? – спрашивает Богдан.
– Есть один тип. Живет в Кенсингтоне или в Кэмдене. Надо задать ему трепку.
– О’кей. Сейчас?
– Как только сможете подъехать.
– Ну, мне примерно час добираться. Вы пока отдохните, хорошо? Дайте мне снова Элизабет.
Стефан протягивает трубку Элизабет.
– Спасибо, Богдан, – говорит Элизабет. – Вы верный друг.
– И вы тоже, – отвечает Богдан. – Надеюсь, вы сумеете уложить его.
– Спасибо вам, дорогой. А вы что не спите?
– Да всякое-разное, – отмахивается Богдан.
– Что это я слышу в трубке? – спрашивает она.
– Не думаю, что вы что-то слышите, – не поддается Богдан.
Элизабет закатывает глаза.
– Спокойной ночи, Богдан.
Она уводит Стефана в постель – тот уже почти успокоился. Богдан так действует на людей. Раздеваться Стефан отказывается, но соглашается лечь с ней под одеяло.
– Ты уже узнала, кто застрелил твоих друзей? – спрашивает он.
Элизабет с радостью меняет тему.
– Пока нет, но узнаю.
Она уверена, что ниточка где-то есть. Только какая и где?
– Конечно, узнаешь, – уверяет Стефан. – Ты всегда своего добиваешься.
Элизабет с улыбкой целует мужа в щеку.
– Тебя вот добилась, верно?
– Нет, это я тебя добился, милая, – отвечает Стефан. – Только об этом и думал с тех пор, как увидел.
Они познакомились, когда возле книжного магазина Стефан подал ей оброненную перчатку – рыцарство как тактическая уловка. Элизабет так и не сказала ему, что в тот день издали высмотрела сидящего на скамейке красавца. И нарочно уронила перчатку, проходя мимо. Он ее, конечно, поднял. Потерянная перчатка – романтический штамп, перед которым не устоит ни один мужчина. Так что – да, Элизабет всегда добивается своего, хотя не всегда в этом признается. Действовать надо исключительно по плану.
– Он оставил мне записку, – рассказывает Элизабет. – Написал, где искать алмазы. Мы с Джойс прошли по следу, а он привел к другой записке, где сказано, что я узнаю, где они, если хорошенько подумаю.
– Предлагает тебе пошевелить мозгами?
– В общем и целом да.
– А первую записку ты как нашла?
– Мы в лесу остановились около одного дерева, и он заговорил о тайниках.
– Для тебя простовато, – отмечает Стефан.
– Задним числом все просто, – смеется Элизабет.
– А еще что-то он писал? В той записке?
– Достать ее? – предлагает Элизабет. – Можем почитать вместе.
– Да, давай, это интересно. Мне поставить чайник?
– Нет, ты полежи пока, дорогой. Можешь снять ботинки, пиджак, устроиться поудобнее.
– Ты права, – соглашается Стефан.
Элизабет спускает ноги с кровати и подходит к письменному столу. Пока она достает ксерокопию письма и возвращается к кровати, через всю комнату пролетают ботинки Стефана. Она улыбается мужу, так и не снявшему галстук.
Они вместе перечитывают письмо. Стефан иногда вставляет короткие замечания: «Нортумбрия»… «Помнишь выходные в Рэе»… «Мафия, надо же!» … «Люблю всегда… ну, тут ты продул, шеф».
Может быть, ответ находится на самом видном месте, думает Элизабет. Они с Дугласом когда-то так развлекались. Составляли сообщение из первых букв предложений. Писали друг другу длиннющие любовные письма, а из заглавных букв складывалось: «НЕ ЗАБУДЬ ЯЙЦА И ТУАЛЕТНУЮ БУМАГУ».
Мог Дуглас и здесь использовать тот же простенький фокус? В память былых времен? Нет, конечно.
– Я сказал бы, они в коттедже в Рэе, милая, – говорит Стефан. – Как тебе кажется? Иначе зачем его упоминать?
В коттедже в Рэе их нет. Это Элизабет проверила первым делом. Коттедж снесли в 1995 году, когда прокладывали улицу. Элизабет снова берет письмо и проверяет, не оставил ли ей Дуглас сообщение из заглавных букв. Просматривает первые абзацы.
Ну что ж, ты умница, в чем я ни минуты не сомневался. Естественно, я знал, что ты найдешь письмо.
Пора открывать карты. Лучше мне сразу извиниться за кражу алмазов, с которой все началось. Определенно, у каждого есть своя цена, и я стою недешево – двадцать миллионов фунтов. Хорошие деньги. Очень непросто устоять, когда миллионы лежат прямо перед носом, а ты – динозавр на пороге пенсии.
Быть может, я и динозавр, но парой трюков еще владею, и несколько лет у меня осталось впереди. Если так, то я не стану тратить время даром. Тихая жизнь пенсионера не по мне.
Элизабет улыбается. Этот раунд за тобой, Дуглас. Иногда, если хорошенько постараться, она может вспомнить, почему вышла за него.
– Милая, – подает голос Стефан, – мне тут вспомнился Джулиан Лэмберт, знаешь его?
– Впервые слышу, – отвечает Элизабет.
– Хочу пригласить его пообедать. Он пережил совершенно жуткий развод. Надо бы проверить, в порядке ли он.
«Ох, останься со мной, Стефан, – думает Элизабет. – Останься со мной, останься со мной, останься со мной…»
Глава 46. Джойс
Я печатаю тихонько, потому что в гостевой комнате кое-кто спит.
Эта комната у меня всегда готова на случай, если вдруг заглянет Джоанна. Так иногда бывает, хоть и не часто. С тех пор как ее компания взяла на себя застройку холма, она несколько раз забегала. В последний раз взяла меня на строительную площадку, и там мне пришлось надеть каску. Я в ней постучалась к Элизабет – хотела ее посмешить, – но дома не застала, тогда постучалась к Рону, и он, к счастью, открыл. Джоанна сфотографировала меня с Роном. Я в каске, а он стучит по ней пальцем. Если хотите посмотреть, фотография есть где-то в «Фейсбуке». Надо бы выложить и в «Инстаграм»!
Подушку для гостевой комнаты мне купила на Рождество Джоанна – сказала, что мои слишком тощие. Вернее, она сказала, что одна подушка слишком тонка, а двух вместе ей много, словно я нарочно так подстроила. Как будто перерывала все подушки в «Британских товарах для дома», выбирая такие, которые точно разозлят дочку. Еще в той комнате есть свечи компании «Уайт», их она мне дарила на День матери. Если я заставлю всю гостевую комнату ее подарками, ей не придется жаловаться. Это теоретически, ведь на самом деле она всегда что-нибудь найдет.
В прошлый приезд она отчитала меня за то, что планки моих жалюзи наклонены вверх, а не вниз. Это стало соломинкой, сломавшей спину верблюду. Я выдала ей все, что давным-давно хотела, только никак не получалось, а она сказала, что у нее такое же чувство, а я сказала, что это чушь, и спросила, как это понимать, а она сказала: ну, мам, я у тебя всегда то полновата, то слишком худая, то с неподходящим мужчиной, то разошлась с подходящим, то волосы надо подобрать или отпустить, то у меня слишком много выходных, то я кухню не в тот цвет выкрасила. Она попала в больное место, действительно, водится за мной такое, но я решила докопаться до корней, так что не отступила, а сказала: Джоанна, это все потому, что я о тебе забочусь, потому что люблю тебя, а она спросила: это ты от большой любви выговариваешь мне, что я толстая? А я ей: ну я же знаю, какой счастливой ты становишься, когда сбрасываешь лишний вес, вот и намекаю деликатно. А Джоанна: мол, может, она прекрасно знает, что у нее лишний вес, и становится несчастной, когда мама указывает на то, что и так известно? И это тоже было верно. Тогда я говорю: просто я так редко тебя вижу, что приходится высказывать все сразу, а она: так вот о чем речь? Я слишком редко тебя навещаю? К тому времени мы так далеко зашли, что уже не видели выхода. Я сказала, что люблю ее всякой, а она сказала, что, конечно, я люблю ее всякой, у меня культурная прошивка на безусловную любовь, но иногда ей хочется мне еще и просто нравиться. А я говорю: милая, да ты же мне нравишься, это я тебе не нравлюсь, моя жизнь для тебя тесна, я напоминаю тебе о том, сколько всего тебе пришлось переменить, чтобы достичь успеха, а она: о, так я, значит, неудачница? А я сказала: нет, ничего подобного, я очень горжусь тобой, и она посмотрела на меня и сказала, что тоже мной гордится, а я спросила почему, а она: потому что я добрая, мудрая и храбрая, тогда я сказала, что она умная, красивая и добилась того, что мне было не по силам, и после мы обнялись, и я сказала, что люблю ее, а она – что тоже меня любит. Мы утерли глаза и попудрились, потом она подтянула шнурок у жалюзи так, чтобы планки наклонились вниз, и пошла налить мне чашечку чаю.