иции.
– Знаю, – признает Конни.
– Так что вам надо?
– Да, собственно, ничего. Хотела сказать лишь, что как деловая женщина не могу до бесконечности позволять вам совать нос в мои дела.
– Неужели?
– Именно так. Вы фотографируете моих клиентов и так далее. Я приближаюсь к пределу своего терпения и по-дружески советую вам хорошенько смотреть, куда ступаете.
Крис кивает:
– Как же, как же, вы ведь знаете мой адрес и адрес Донны. Я в ужасе.
– Просто дружеское предупреждение. – Конни, оттолкнувшись руками, встает с дивана. – Если оно тебя не тревожит, забудь.
– Спасибо, так и поступлю, – отвечает Крис, провожая ее до двери.
– Прошу прощения за поздний визит, – говорит Конни. – По такому смешному графику живу. Она, кстати, классная.
Крис, уже собравшийся закрыть за ней дверь, замирает.
Конни смеется.
– И вы отлично друг другу подходите, если мне дозволено об этом сказать. Ты, верно, уже соскучился? Ты – здесь, она – там, в Южном Лондоне?
– Об этом даже не думай, Конни, – цедит Крис.
– О чем не думать? – удивляется Конни. – Просто говорю, что до Стретема далеко, правда ведь?
– Конни, я не шучу. Для таких игр ты недостаточно умна. Брось это.
– Может, я и недостаточно умна, – улыбается Конни, – зато довольно опасна. Или непредсказуема – так приятней звучит. Я проследила до дома тебя, а кое-кто проследил до дома Патрис.
– Убирайся, – говорит Крис.
– Уже ушла, глупыш, – отвечает Конни. – Обещаю, что мы будем присматривать за ней для тебя. Чтобы она не попала в беду. Она и правда очень хорошенькая. Готова поспорить, ты перед ней на цыпочках ходишь. Так всегда бывает, если женщина чего-то стоит.
Конни посылает ему воздушный поцелуй. Крис захлопывает дверь и приваливается к ней спиной. Соображай быстрей, оцени риски. Сказать Патрис, что Конни ей угрожала? Попросить, чтобы была осторожна? Остерегалась «Рейндж-роверов»? Напугать ее? Из-за чего? Из-за любительского блефа? Господи, а если это не блеф? Насколько непредсказуема Конни Джонсон? Сумеет ли он…
У него звонит телефон. Донна. Пятнадцать минут истекли. Надо ответить.
– Все чисто, – говорит он.
– Чего она хотела?
Сказать Донне правду? Крис мгновенно принимает решение. И надеется, что не ошибся.
– Угрожала мне. И тебе. Сообщила, что знает наши адреса. Велела бросить ее дело.
Донна хохочет:
– Думает, я ее испугаюсь?
– Я ее тоже высмеял. Предложил показать, на что она способна.
– И это все? – спрашивает Донна. – Просто любительская попытка запугать?
– Угу. Извини, что зря потревожил.
– Глупости! У тебя все в порядке? Хочешь, зайду? Можем посмотреть еще один эпизод «Озарка»[29].
Крис открывает кухонный шкафчик, рассматривает аккуратно сложенные и убранные Патрис меню служб доставки.
– Нет, мне надо выспаться. Хорошо провела вечер?
– В засаде с тем парнем из столицы. Как его – Джейден? Джордан?
– Джонатан, – поправляет Крис. – Утром увидимся.
– Доброй ночи, шкипер, – желает Донна.
Крис снова просматривает меню. Он убить готов за порцию карри. Но захлопывает шкафчик.
Если ты сам себя не любишь, то кто тебя полюбит?
Глава 51
Ибрагим полусидя устроился в кровати. На столике рядом – сигара и стаканчик бренди, на коленях – открытый ноутбук. Он открывает присланный Донной файл – записи с камеры наблюдения. В Куперсчейзе вам будет непросто найти человека, который лучше Ибрагима разбирался бы в информационных технологиях. Очень непросто.
– А теперь прошу слушать внимательно, – говорит Ибрагим. – Дугласа с Поппи убили где-то до пяти часов дня двадцать шестого, значит, нам нужно просмотреть записи от этого времени до четверга, когда Элизабет с Джойс открыли ячейку. Следующие три дня или около того.
– Ясно. – Кендрик прислоняется головой к плечу Ибрагима.
– Что, если я просмотрю на своем ноутбуке двадцать шестое, а ты на своем айпаде – двадцать седьмое?
– Блеск! – отзывается Кендрик.
– И если увидишь, как кто-то пытается открыть ячейку 531, сразу кричи.
– Ладно, – соглашается Кендрик. – Только я не буду кричать, я просто тебе скажу.
– Хорошая мысль, – кивает Ибрагим. – А пока смотрим, можем поговорить.
– Чтобы не скучать, – подхватывает Кендрик.
– Именно. – Ибрагим нажимает иконку воспроизведения. Просматривать удается самое большее с восьмикратным ускорением. Камера хранения работает с семи утра до семи вечера, значит, на каждый день уйдет девяносто минут. Вместе с Кендриком они за это время управятся с двумя днями. Может, это и не самое подходящее задание для восьмилетнего мальчишки, но в наше время с детьми слишком уж нянчатся.
– Я свое уже запустил, – сообщает Кендрик. – А о чем будем разговаривать?
Ибрагим просматривает черно-белое видео на своем экране. Камера охватывает все ряды ячеек. Даже на восьмикратной скорости там еще не мелькнуло ни единой души.
– Как дела в школе?
– М-м-м, нормально, – тянет Кендрик. – Ты о римлянах что-нибудь знаешь?
– Знаю, – отвечает Ибрагим. На экране девушка запихивает в ячейку, расположенную в конце прохода, свой рюкзачок.
– А кого больше всех любишь? – спрашивает Кендрик.
– Из римлян?
– Я – Брута. Тут прошла уборщица, но она ничего не украла.
– Думаю, мне нравится Сенека Младший, – говорит Ибрагим. – Величайший философ-стоик. Он отлично владел теорией, но всегда старался давать и практические советы. Считал, что философия – не священный текст, а лекарство.
– Вот здорово, мы его еще не проходили, – отзывается Кендрик. – А динозавр какой, по-твоему, лучший? Стегозавр?
– Да, тут мы сходимся, Кендрик. – Ибрагим делает глоток бренди.
– У тебя болит там, куда тебя били? – спрашивает Кендрик, не отрывая взгляда от экрана.
– Я всем говорю, что нет, – отвечает Ибрагим, – но да, сильно болит.
– Они, наверное, знают, – предполагает Кендрик.
– Наверное, знают, – соглашается Ибрагим, – но ты единственный, кому я сам в этом признаюсь.
– Спасибо, дядя Ибрагим, – отзывается Кендрик. – Сейчас кто-то забрал коробку из другой ячейки, это скучно. А что ты чувствовал, когда тебя ударили? Страшно было?
– Очень хорошие вопросы, – произносит Ибрагим, глядя на то, как мужчина в костюме кладет в ячейку портфель, а следом снимает галстук и убирает его тоже. Потерял работу, а жене еще не рассказал.
– Помнится, мне было очень страшно. Казалось, будто я попал в барабан стиральной машины. Глупо, да?
– Вообще-то нет, – возражает Кендрик. – Что чувствовал, то чувствовал.
– И я понимал, что могу умереть. Это я запомнил. Я об этом подумал. И подумал: «Ладно, но разве справедливо, что это случится именно так?» И еще подумал: «Эх, если бы знать заранее!»
– Угу, – говорит Кендрик.
– И я вспомнил твоего дедушку, и Джойс, и Элизабет тоже и понял, что мне будет их не хватать, а им будет не хватать меня. И понадеялся, что, возможно, я не умру. Что все кончится хорошо.
– Я рад, что ты не умер, а то мы сейчас с тобой не сидели бы.
Ибрагим закуривает сигару. Кендрик продолжает:
– Если бы меня убивали, я тоже подумал бы о дедушке, а теперь еще и о тебе. И о Коди из нашей школы, и о Мелиссе, и о мисс Уоррен. А больше всего о маме. Ух, какая большущая сигарета! Тебе нельзя курить, ты знаешь?
Ибрагим пускает дым.
– Обычно я делаю то, что мне говорят, – так жить проще. Но не всегда.
– Как и я, – поддерживает Кендрик. – Иногда я не сплю ночью, а мама об этом и не знает.
– А о папе ты не думал бы? – интересуется Ибрагим. – Если бы тебя убивали?
Кендрик минуту размышляет.
– Я подумал бы, не рассердит ли его это.
Ибрагим кивает и делает зарубку в памяти.
– Я тоже о своем папе не думал.
– У тебя же нет папы, дядя Ибрагим! Ему была бы тысяча лет сейчас.
Некоторое время мужчины сосредоточенно занимаются делом. Ибрагим видит семь или восемь человек, проходящих вдоль ячеек, – все они не у нужного им шкафчика, и Кендрик видит примерно то же самое. Ячейку 531 пока никто не трогал. Они ведут непринужденный разговор. Ибрагим выясняет, что любимое число у Кендрика – тринадцать, потому что его жалко, а Кендрик озадачивает Ибрагима вопросом о планетах. Самая большая – Юпитер, лучшая – Сатурн. (Не Земля? – Земля не считается!) Экранные часы отсчитывают секунды в восемь раз быстрее, чем настольные. К концу дня появляется новая уборщица, и на этом все.
– Так хорошо было, – говорит Кендрик. – А давай другой день опять вместе смотреть?
Ибрагим соглашается. Ему приходит сообщение от Элизабет: «Есть новости?» – и он отвечает: «Да. Меня тревожат отношения Кендрика с отцом». Элизабет в ответ присылает рожицу, закатившую глаза. Она всерьез увлеклась эмодзи.
Сделав перерыв на посещение туалета – Кендрик справляется с этим куда быстрее Ибрагима, – они включают запись того дня, когда Элизабет с Джойс открыли ячейку. Остановятся, как только их увидят.
Снова мелькают черно-белые изображения. Ни Ибрагим, ни Кендрик не устали – кто же устает, когда так интересно? Ибрагим спрашивает, любит ли Кендрик читать, и тот отвечает, что иногда любит, а иногда нет. Сам он интересуется, бывал ли Ибрагим в других странах, и тот упоминает Египет, тогда Кендрик произносит это слово по буквам.
Время подходит к обеду, когда Ибрагим видит на экране Элизабет с Джойс и замедляет прокрутку до нормальной скорости. Разговора он не слышит, но с этими двумя и так все понятно. Он видит, как им не дается замок, и Джойс лезет в сумочку, а потом Элизабет повторяет попытку, и дверца отходит. Качество записи не из лучших, но почти все можно разобрать. Элизабет достает пакетик из-под чипсов – тот, что утром показывала Ибрагиму, затем Джойс прячет его в сумочку, и они выходят.
Кендрик просит показать ему Элизабет с Джойс и восклицает: «Ого, это же и вправду они!» Но больше они ничего не обнаруживают и вынуждены признать поражение. Итак, у ячейки никто не появлялся. Никто не пытался ее вскрыть до прихода Элизабет с Джойс.