Дальше терпеть деятельность Стрельчука стало невозможно, в связи с чем было принято решение покарать предателя. Но польская дефензива тщательно охраняла своего изощрённого шпиона-провокатора. После неудачного покушения на Стрельчука в Бресте в застенки было брошено 15 подпольщиков. Повальные аресты патриотов продолжались.
В мае 1935 года после окончания партшколы Сергей Притыцкий возвратился из Минска в Западную Белоруссию. Накануне его предупредили, что в связи с массовыми арестами в западнобелорусском подполье ему следует ехать непосредственно в Варшаву, в ЦК Компартии Польши. Однако явка там была провалена. Тогда Притыцкий прибыл в Гродненский округ, разыскал секретаря окружного комитета КПЗБ Мирона Криштофовича и получил от него адрес новой явки ЦК партии в Вильне. Здесь он узнал о разгроме подполья, отсутствии связи со Слонимскими партийной и комсомольской организациями. Сергею предложили ехать в Слоним, где он когда-то работал, многих знает и, возможно, сумеет установить связь с оставшимися на свободе коммунистами и комсомольцами. Уже на месте Притыцкий узнал, что одни его товарищи по борьбе, выданные Стрельчуком, были замучены в польских застенках, другие, стремясь избежать пыток, покончили жизнь самоубийством. В руки охранки попали сотни, а по всей Западной Белоруссии тысячи борцов за свободу. Положение подпольщиков было крайне сложным, лишь в некоторых деревнях, расположенных в Налибокской пуще, чудом уцелели партийные и комсомольские ячейки. На их основе Сергей Притыцкий сразу же принялся восстанавливать подпольное сопротивление.
Но всё же главным для него был вопрос Стрельчука. Встретившись с первым секретарём ЦК комсомола Западной Белоруссии Николаем Дворниковым[11], Сергей узнал, что предатель всё время под охраной — его постоянно сопровождали вооружённые полицейские. Жил он в помещении дефензивы, а передвигался по городу только в сопровождении нескольких автомобилей, и никогда не было известно, в какой машине он будет находиться. Выезжал Стрельчук только для дачи показаний в суде.
Обдумав обстановку, Сергей Притыцкий понял, что суд — это единственное уязвимое место в системе охраны предателя, и предложил застрелить его прямо во время судебного заседания. В случае успеха задуманное имело бы и колоссальное пропагандистское значение — предатель понёс бы заслуженную кару прямо в суде, где по его доносам происходила расправа над выданными им подпольщиками.
Здание суда охранялось очень тщательно, и все прекрасно понимали, что у исполнителя дерзкого замысла дорога ведёт лишь в одну сторону — за покушение, удачное или нет, придётся поплатиться собственной жизнью. Сергей Притыцкий, которому было всего 22 года, вызвался выполнить задуманное. К слову сказать, было много других людей, которые могли бы взяться за исполнение приговора предателю, например, брат Сергея, опытный подпольщик Александр Притыцкий. Но Сергей Осипович не стал прятаться за спины товарищей — он был автором идеи и считал, что просто не имеет права переложить задание на кого-либо другого.
Иногда подвиги совершаются быстро, и на принятие решения хватает мгновения. Притыцкий же начал готовиться к акции, осознавая, что идёт навстречу собственной гибели. Он не был террористом, но и не мог простить Стрельчуку предательства, многочисленных смертей своих товарищей и друзей. Вся жизнь мужественного подпольщика была нацелена на борьбу за свободу, на воссоединение всего белорусского народа. Такие люди, как Сергей Притыцкий, не мыслили своей жизни без стремления к цели, к которой шли через трудные испытания. Это было время героев.
Дублёром Притыцкого стал Николай Дворников. Операция готовилась в обстановке чрезвычайной секретности, ведь было очевидно, что Стрельчук действовал не один. Маршрут до суда и само его здание были изучены до мельчайших подробностей. Прорабатывались и иные варианты развития событий.
Дело осложнялось тем обстоятельством, что Сергей Притыцкий до этого вообще не держал в руках оружия. И когда в ЦК комсомола ему выдали пистолет, он по ночам начал ходить в лес, где учился стрелять, а заодно и пристреливал оружие. Первый пистолет оказался старым и ненадёжным, пришлось пристреливать ещё один.
Наконец настало 25 января 1936 года. Стрельчук выступал в суде, но Притыцкий не сумел в этот день попасть в зал заседаний. Следующее выступление предателя было запланировано на 27 января.
26 января Сергей бродил по Вильне — он прощался с городом и самой жизнью. Вот как много лет спустя вспоминал Сергей Осипович тот день: «Никогда я так жадно не вдыхал воздух, никогда для меня не были такими красивыми небо и вода в Вилии, как в тот день. Все люди казались мне необыкновенно добрыми, красивыми, хорошими, за исключением той своры шакалов, которые привыкли жить за счёт других и к которым я питал глубокую ненависть». На всякий случай Сергей несколько дней не ел, чтобы повысить ничтожную возможность выжить в случае ранения в брюшную полость.
Вечером последний раз проверив оружие, он долго говорил с Николаем Дворниковым. Потом они попрощались, думая, что больше им не суждено увидеться. Так в итоге и оказалось. Николай Дворников, боец антифашистской интернациональной бригады, погиб 16 февраля 1938 года в горах Испании.
27 января судили группу студентов и преподавателей Виленского университета — участников народно-демократического движения, которое возглавлял польский писатель, профессор Ян Дембинский. Неприятной неожиданностью оказалось то, что многие подсудимые лично знали Сергея Притыцкого, и он чувствовал на себе их растерянные и вопросительные взгляды. Это грозило провалом. Но Сергей, не подавая виду, ожидал появления Стрельчука. Оборотень-провокатор и главный свидетель обвинения появился лишь под конец заседания. Он заговорил уверенно и спокойно, ничуть не смущаясь, что его слова были уже сами по себе тяжёлым приговором для подсудимых. Когда предатель от общих обвинений перешёл к подпольной деятельности подсудимых и начал перечислять проступки каждого из них, Притыцкий в мгновение ока, преодолев разделявшее их расстояние, подскочил к Стрельчуку и выхватил два пистолета. Он одновременно выстрелил из обоих — в голову и в спину предателя. Тот упал, обливаясь кровью. Сергей выстрелил в него ещё два раза и бросился из зала[12].
Началась паника, присутствующие бросились к выходу, а судья и прокурор полезли под столы. Полиция снаружи, не зная, что происходит внутри, не открывала двери. Подняв пистолеты над головой, Притыцкий вышиб дверь. Полицейские, увидев его с оружием, тут же подняли руки вверх, моля о пощаде. Сергей побежал к выходу. Когда он почти достиг улицы, полицейские пришли в себя и открыли огонь. В Притыцкого попали четыре пули. Истекая кровью, он упал прямо возле выхода из здания.
Схватив юношу, его тут же обыскали и допросили. Притыцкий назвал лишь своё имя и адрес — это уже никому не могло навредить. Ни на один другой вопрос он не ответил. Когда Сергея несли к карете скорой помощи, он, собрав последние силы, приподнялся и прокричал стоявшим у здания людям: «Смерть провокаторам! Долой фашистское правительство! Да здравствует пролетарская революция!» Товарищи по борьбе посчитали, что Сергей Притыцкий погиб, и по всей Вильне были вывешены красные флаги с чёрной каймой в знак траура.
От здания суда Сергея доставили в больницу Святого Якова. Осмотрев раны, врачи посчитали их смертельными, но в итоге смогли буквально вытащить его с того света — сказалась огромная воля к жизни. И уже через десять дней его перевели в больницу виленской Лукишской тюрьмы[13].
Притыцкого стали готовить к показательному суду. Допрашивали его два раза в день, постоянными стали обыски в палате, простукивались решётки на окне, пол. С ран регулярно срывали присохшие бинты, якобы для того, чтобы убедиться, что под ними ничего не спрятано, а на самом деле, чтобы причинить дополнительные страдания и психологически сломить героя. Но Сергей держался. Когда приглашённый священник призвал юношу покаяться в содеянном, заявив, что тот всё равно умирает, подпольщик упрямо заявил, что будет жить.
1 мая ему удалось получить весточку с воли — товарищи по борьбе передавали ему слова поддержки: «Держись, дорогой товарищ. Мы помним Вас. Боремся за Вашу жизнь». Притыцкий узнал, что в Вильне прошла 10-тысячная демонстрация с требованием его освобождения, рабочие несли транспаранты: «Свободу Притыцкому!» Это был знак надежды.
На суде Сергея Осиповича защищали известные адвокаты-антифашисты Теодор Дурач и Леонид Беренсон. Но им серьёзно препятствовала польская полиция.
Волнения в поддержку героя-подпольщика приняли такой размах, что Вильна была буквально наводнена польской полицией, проводились массовые аресты и облавы.
29 мая 1936 года Сергея Притыцкого в наручниках под усиленной охраной доставили в суд. Собравшиеся вокруг здания суда стали волноваться. Позже он вспоминал: «Перед зданием суда собралась огромная толпа людей. Я шёл, звеня наручниками, окружённый тучей полицейских, которые, как вороны, стерегли свою добычу. То там, то здесь раздавались возгласы: «Выпустить!», «Хлеба, работы!» Толпа волновалась, как полноводная горная река. Подталкиваемого конвоирами, шатающегося, меня втолкнули в просторный зал».
За революционную деятельность и принадлежность к компартии мужественного борца приговорили к 15 годам тюремного заключения, за покушение на Стрельчука — к смертной казни чере