— Что ты делаешь! — крикнул на нее Павел. — Разобьешься!
Девочка обиженно и гордо сжала губы.
— Не кричите на меня — я не вашая, — ответила она строго.
— А чья же ты?
— Папина.
— Папа говорил не трогать. А Оля трогала, — рассказывал тем временем Саша. — И она ка-ак завизжит своей головой…
— Кто завизжал головой? Оля?
— Тетя.
— Какая тетя?
— Теревизорная.
Вернулась Клава и растолковала, что Оля без спроса повернула рукоятку телевизора. Раздался визг, и у тети на экране вытянулась голова.
— Не тяжело вам с ними, с тремя? — спросил Павел.
— Тяжело, — сказала Клава. — Но ничего, справляемся.
Петр Афанасьевич поздоровался с Павлом так, словно виделся с ним полчаса тому назад.
— Ну что, будем обедать? — спросил он у жены.
— Сейчас, — ответила Клава.
— Как же ты живешь? — спросил Петр Афанасьевич, пока Клава подавала первое блюдо.
Вопрос его прозвучал довольно равнодушно.
Павел начал рассказывать. Петр Афанасьевич слушал его молча, что-то взвешивая про себя.
— Ты говоришь — жесткость, — сказал он наконец. — А есть еще такое слово — черствость. Я тебе так скажу — может быть, эти самые святые угодники действительно очень любили всех людей. Но у обыкновенного человека друзей может быть не много — ну, десять, ну, двадцать, ну, сто… И по тому, как человек относится к своим друзьям, проверяется, какой он человек. И не знаю, большая ли польза в учебе, если ты из-за нее не побывал на похоронах Коляды, на свадьбе у Васи Заболотного. Так-то. А теперь давай кушать.
Павел взял ложку, но сейчас же положил ее.
— После таких слов и есть не захочется, — сказал он.
— А ты думал, какие я тебе слова буду говорить? Танцевать начну? Спасибо, что оказали нашему семейству милость — навестили нас наконец?..
— Но, Петр же Афанасьевич…
— А я тебе скажу, — перебил его Сулима. — Я думал, что ты обо мне вспомнишь, как только у тебя неприятность или горе какое случится. Может, и сейчас с этим пришел?
— Ну, знаете! — вскочил из-за стола Павел.
— Петя, — укоризненно протянула Клава.
Павел молча пошел к выходу, ожидая, что Петр Афанасьевич его окликнет.
— Павел, — позвала Клава.
Павел приостановился.
— Не нужно, — жестко сказал Петр Афанасьевич. — Пусть идет, если он только этому научился… Если научился только поворачиваться спиной, когда, слышит правду.
Павел рывком распахнул дверь.
6
— Еще Толстой нас учил судить о людях не по их наружностям, а по их внутренностям, как написала какая-то ученица в своем экзаменационном сочинении. А «внутренности» у него очень интересные. Правда, их не сразу увидишь. Неразговорчив. Но как это вы, человек наблюдательный, не заметили ничего, кроме того, что он говорит «молниеотвод», а не «громоотвод»?
— Не знаю. Мне трудно судить, — сказала Лена. — Но мне и сейчас кажется, что «волшебная ручка» сыграла значительно большую роль, чем та, которую вы отвели ей в своем очерке…
— Он владеет тремя европейскими языками. Блестяще защитил диплом. Сделал крупное открытие в химии. Но дело не в этом. Я взял у него любопытный документ. Очень любопытный. Сожалею, что не сумел использовать его в очерке.
— А что это такое?
— Вам это будет очень интересно. Вы встречались с ним еще в те дни, когда он работал на строительстве. Сравните.
Валентин Николаевич открыл ключом ящик своего стола и вытянул тоненькую исписанную тетрадь. Он перелистал ее, закрыл и положил сверху ладонь.
— Очевидно, в Сердюке, при всех его успехах в науках, все же очень ощущался недостаток общей культуры, — сказал он медленно. — Знаний, какими в большей или меньшей степени обладает каждый образованный человек. Знаний, которые накапливаются в результате чтения художественной и научно-популярной литературы, изучения истории, географии и просто в результате привычки регулярно просматривать газеты и журналы… И вот Марья Андреевна ежедневно читала ему двухчасовую лекцию курса, который она назвала «историей химии». По словам Сердюка, это были самые интересные его часы. Это был, очевидно, не курс «истории химии», а курс истории науки, курс истории культуры. Вязмитина уделяла наибольшее внимание связи химии с развитием других наук, промышленности, с развитием потребностей человека. Но дело и не в этих лекциях… Марья Андреевна — человек редких знаний, и я думаю, что такие лекции не стоили ей большого труда. Дело в выписках Сердюка. Из заметок, которые он вел во время этих занятий. Из книг и статей, которые он читал по рекомендации Марьи Андреевны… Я попросил у него одну из таких тетрадей, — торжествующе поглядел на нее Валентин Николаевич. — Ознакомьтесь с ней. — И он протянул тетрадь Лене.
На бумаге, разлинованной в клеточку, крупным я невыразительным, как у пятиклассника, почерком было написано:
Если когда-нибудь огромные человеческие армии пойдут на бой со смертью с такой же готовностью, с какой они теперь воюют между собой, то это будет также потому, что во главе их будут стоять люди, подобные Давиду Брюсу.
«Наука требует от человека всей его жизни» (И. П. Павлов).
«В молодости у Маркса было обыкновение просиживать за работой целые ночи. Работа стала страстью Маркса: она поглощала его настолько, что за ней он часто забывал о еде. Нередко приходилось звать его к обеду по нескольку раз, пока он спускался, наконец, в столовую, и едва лишь он съедал последний кусок, как снова уже шел в свою комнату» (П. Лафарг. «Воспоминания о Марксе», стр. 8—9).
Для того, чтобы открыть тайны электромагнита, Фарадей на протяжении девяти лет носил в кармане модель электромагнита и в каждую свободную минуту придавал ей различные положения, сосредоточенно думая над решением задачи.
Работая над книгой «Империализм, как высшая стадия капитализма», Ленин проштудировал 23 французских, 14 английских и 106 немецких книг.
Философ Литтре вставал в 8 часов утра, работал до обеда; в 6 часов, после обеда, садился за работу и продолжал ее до 3 часов ночи. Работал он изо дня в день 17—18 часов в сутки и дожил до восьмидесяти лет.
Дюканж работал в течение всей своей долгой жизни по 14 часов в сутки. Один раз его рабочий день снизился до 10 часов. Это было в день его свадьбы.
«Профессора и студенты Лейденского университета уже много лет тому назад были заинтересованы моими открытиями; они наняли себе трех шлифовальщиков линз для того, чтобы они обучали студентов. А что из этого вышло? Насколько могу судить, ровно ничего, потому что конечной целью всех этих курсов является или приобретение денег посредством знания, или погоня за славой с выставлением напоказ своей учености, а эти вещи не имеют ничего общего с открытием сокровенных тайн природы. Я уверен, что из тысячи людей не найдется и одного, который был бы в состоянии преодолеть всю трудность этих занятий, ибо для этого требуется колоссальная затрата времени и средств, и человек должен быть всегда погружен в свои мысли, если хочет чего-либо достичь…» (Левенгук).
Антони Левенгук родился в 1632 году. В глазах людей своего времени он считался невежественным человеком. Единственный язык, который он знал, был голландский — язык простых людей. Образованные люди говорили на латинском языке. Но нужно признать, что его невежество оказалось для него очень полезным, так как избавило его от всякого псевдонаучного вздора, заставило верить собственным глазам, собственным мыслям и собственным суждениям.
Пауль Эрлих испробовал около пятисот различных красок, вводя их в мышей, чтобы найти краску, которая уничтожала бы трипанозом. Точно так же, должно быть, первый лодочник искал подходящий сорт дерева, чтобы сделать из него прочные весла, и первобытный кузнец старался найти среди разных металлов лучший материал для изготовления мечей. Это был самый древний человеческий способ приобретать знание — метод сидения и потения. Так до сих пор во всех лабораториях мира ищут новые катализаторы.
Многие ученые спали в сутки не более четырех часов, и, в частности, Гумбольдт (дожил до 90 лет), Кювье, Келлер, Литтре. Рабочий день академика Павлова в последние годы его жизни равнялся десяти с половиною часам.
В куске обыкновенного гранита на каждый миллион частей породы приходится пять частей урана, в которых заключается в 13 раз больше энергии, чем в угле, равном по весу этому куску гранита.
«Мой успех, каков бы он ни был, определяется сложными и разнообразными качествами и условиями. Из них главными были: любовь к науке, безграничное терпение при продолжительном размышлении над любым предметом, прилежание в деле наблюдения и собирания фактов и достаточная доля изобретательности и здравого смысла» (Дарвин).
Маркс читал на всех европейских языках, а на немецком, французском и английском безукоризненно писал. Русский язык он стал изучать, когда ему было уже за пятьдесят. Через шесть месяцев после начала занятий Маркс мог уже читать в оригинале русскую художественную литературу.
«Там, где кончается неудачный опыт, часто начинается открытие» (академик Павлов).
Во время демонстрации во Французской академии наук фонографа Эдисона (1878) академик Бульо пришел в величайшее негодование, заподозрив представителя Эдисона в чревовещании, в сознательном обмане академиков.
Балар начал свою карьеру в качестве аптекаря, он поразил ученый мир своим открытием элемента брома, причем это открытие было сделано не в хорошо оборудованной лаборатории, а за простым рецептурным столом в задней комнате аптекарской лавки.
«Даже открытие дифференциального и интегрального исчислений невозможно было бы без фантазии. Фантазия есть качество величайшей ценности» (В. И. Ленин, т. XXVII, стр. 66, третье издание).
Девилль, работавший с Фарадеем, рассказывал Тимирязеву, что как-то Фарадей был всецело поглощен одной идеей. Все его столы были завалены грудами маленьких отрезков стеклянных трубочек. В один день все трубочки были сброшены на пол и выметены. Фарадей сказал Девиллю: «Если бы вы знали, каким безумием я был занят эти дни. Тем не менее запомните мои слова: самые безумные мысли иногда оказываются верными».