ономически невыгоден.
Гениальным решением этой проблемы явилось открытие немецкого химика Фрица Габера. Он нашел способ забирать меня прямо из атмосферы и соединять с газообразным водородом. Это ему удалось осуществить благодаря катализаторам — веществам, увеличивающим скорость химических реакций, — высокой температуре и высокому давлению. При обычных условиях азот с водородом не реагирует.
Этот так называемый «технический азот» вы широко используете как удобрение. Впрочем, с сожалением должен заметить, что не только как удобрение. В связанном виде я являюсь основой абсолютного большинства взрывчатых веществ. Недаром же «Правда» в передовой статье еще от двадцать пятого апреля тысяча девятьсот тридцать второго года (я запомнил эту дату — обо мне не часто пишут в газетах) писала: «Азот в сложении с капитализмом — это война, разрушения, смерть. Азот в сложении с социализмом — это высокий урожай, высокая производительность труда, высокий материальный и культурный уровень трудящихся».
Во всяком случае, промышленность, носящая мое имя, сейчас очень развита во всех государствах, стоящих на высоком техническом уровне, и имеет весьма сложное техническое оборудование.
Однако для производства технического азота требуется сложная и дорогая аппаратура и значительная затрата энергии. Таким образом, и этот способ не решил всей проблемы снабжения азотом посевов.
Теперь поговорим о биологическом пути. В почве и на корнях растений из семейства бобовых (клевера, люцерны, люпина, гороха, фасоли) имеются микроорганизмы, способные связывать азот атмосферы. И эти бактерии ежегодно возвращают азот в почву в количестве почти трех миллионов тонн…
Павел читал все быстрее и быстрее.
— «Способностью увеличивать производительность земли, способностью обогащать земледельца за счет дарового источника удобрения — воздуха — бобовые растения обязаны одной из тех бактерий, в которых мы привыкли видеть только страшных, неотразимых врагов», — говорил по этому поводу Тимирязев.
Однако способность извлекать меня из атмосферы не так широко распространена в природе, как это могло бы вам сразу показаться. Этой функцией обладает очень ограниченный круг микроорганизмов.
Он отложил книжку и медленно перечислил:
— Клубеньковые бактерии. Азотобактер. Клостридиум. Некоторые сине-зеленые водоросли. Раз-два — и обчелся.
Объясняется это, вероятно, тем, что специфический катализатор, участвующий в процессе фиксации азота, при всем бесконечном разнообразии живых организмов, был выработан лишь некоторыми бактериями.
Представьте себе на минутку, что таким катализатором обладал бы ваш организм. Точно так, как в ваши легкие поступает из атмосферы кислород, азот поступает в ваш желудок. Ваша средняя потребность в азоте — тринадцать-шестнадцать граммов в сутки. Казалось бы, немного. Но мы поглощаем килограммы обычной пищи, чтобы, получить эти граммы. Конечно, это неосуществимо. Но если бы удалось раскрыть структурное строение этого катализатора, то можно было бы воспроизвести этот процесс вне живой протоплазмы азотофиксирующих бактерий. А значит, со временем можно было бы легко отбирать азот в любом количестве прямо из воздуха.
Он снова углубился в книжку.
— Однако этого пока никому не удалось сделать. Вот уже пятьдесят лет ученые разных стран продолжают непрерывные исследования, и все же фактически вопрос о том, как азотофиксирующие бактерии связывают азот и переводят его в азотистые соединения своего тела, до сих пор не решен.
Единственное, чего удалось достичь в последнее время, — это доказать, что, по-видимому, при фиксации азота атмосферы бактериями природа пошла по иному пути, чем кажущийся теперь таким простым путь химической фиксации азота в промышленности.
Исследования Федорова подтвердили, что в системе протоплазмы азотофиксирующих бактерий имеется особый катализатор — фермент, к которому азот присоединяется, давая сначала кислородные соединения, а они уже постепенно, путем ряда химических превращений, переходят в белковые вещества.
Но ферменты-катализаторы, имеющиеся в живых организмах, отличаются от всех других катализаторов исключительной мощью, превосходящей в миллионы и миллиарды раз действие других органических и неорганических веществ, способных ускорять те же реакции, что и ферменты.
До последнего времени ученые все свое внимание посвящали азотофиксирующим бактериям. Они считали, что природа дала в руки людей редкую возможность пользоваться неограниченными запасами азота атмосферы с помощью азотофиксирующих бактерий и что эту возможность необходимо использовать до крайних пределов.
Но наука идет вперед. Ученые открыли «философский камень» алхимиков древности — научились превращать одни элементы в другие. И приближается время, когда люди смогут искусственно создавать сложнейшие ферменты. Тогда станет понятным химический механизм фиксации азота атмосферы бактериями. Люди научатся воспроизводить важнейший процесс, так мало распространенный среди живых организмов и имеющий такое выдающееся значение в азотном балансе — в природе вообще и в сельскохозяйственном производстве в частности. Процесс, о котором пока известно так мало.
И тогда осуществится предсказание крупнейшего микробиолога В. С. Омелянского: «В какую форму выльется наиболее практическое решение этого вопроса, говорить пока преждевременно, но можно не сомневаться в том, что наступит час — и он уже близок, — когда лежащий пока втуне азотистый капитал воздуха будет использован для своих нужд, как уже использовали и другие богатства природы».
Это говорю вам я, азот!
Павел поднял глаза и посмотрел на Лену. Она перебирала бумаги и, как показалось Павлу, совсем не слушала того, что он говорил.
— Понятно? — резче, чем хотел, спросил Павел.
— Понятно, — равнодушно ответила Лена.
9
Причина и следствие, — думала Лена. — Как далеки они друг от друга. Как трудно проследить их связь. Но они всегда существуют. И причина и следствие.
Где-то она читала, что, когда дикарь отправлялся на охоту и по дороге спотыкался о камень, а затем охота оказывалась удачной, в следующий раз он снова спотыкался о камень — уже нарочно. Так создавались приметы. Мы не верим приметам. Мы создали такие удобные способы для передвижения в воздухе, как реактивные самолеты, и такие неудобные способы для передвижения по земле, как туфли на каблуках-шпильках, и далеко ушли от дикаря с его примитивными представлениями о причинности.
Мы не обратим внимания, не запомним, если через перекресток, который нам предстоит перейти, проедет телега. И все же запомним, если через дорогу перебежит кошка. А в нашем городе телеги попадаются значительно реже, чем кошки. И встреча с ними должна была бы лучше запомниться. Хотя бы по этой причине, не говоря уж об их превосходстве в размерах над кошками.
Значит, даже самая бессмысленная примета существует где-то в нашем сознании. А может быть, и в подсознании. И раз она там существует, значит, она может оказать действие. Значит, она может сама явиться причиной поступка или слова, которые повлекут за собой новое следствие.
Но все это вздор, — думала Лена. — Хотя если кошка перебежала дорогу — я об этом помню. Наверное, помню. Иначе, чем же объяснить, что, когда Лида своей кошачьей походкой вошла в кабинет и промурлыкала: «Вас спрашивает какая-то женщина», — и вошла эта женщина, я почувствовала, что сейчас что-то произойдет. Может быть, это из-за коричневой бархатной шляпки? Таких никто не носит. Вздор… Все вздор…
Но почему я так испугалась? Ведь она хорошо держалась, эта женщина. И улыбалась совсем спокойно.
…— Елена Васильевна Санькина? — спросила она. — Здравствуйте. Я здесь проездом… Давайте познакомимся. Мы с вами тезки. Елена Захаровна.
— Очень приятно. Я вас слушаю, Елена Захаровна.
— Я — жена Максима Ивановича, — назвала себя женщина и осторожно вынула из своей коричневой бархатной шляпки булавку с длинным острым жалом, а затем сняла и положила шляпку на стол. У нее были густые, гладко причесанные, разделенные посредине пробором черные волосы, желтовато-коричневые на висках. — Он говорил вам обо мне?
У Лены сжалось сердце. Зачем она пришла?..
— Да, конечно… — сказала Лена. — Но он говорил… — Лена взглянула на похорошевшую Лиду. — Вы обещали мне выяснить, не идет ли сейчас дождь на улице, — сказала она, глядя Лиде прямо в лицо.
— Подумаешь, — ответила Лида и, не сводя с Лены и ее посетительницы перекошенных от любопытства глаз, спиной открыла дверь и вышла из кабинета.
— Он сказал мне, что вы погибли во время войны, — жестко сказала Лена, — иначе…
— Я понимаю, — прервала ее Елена Захаровна.
— Иначе ему не удалось бы меня обмануть, — сказала Лена.
— Я понимаю, — повторила Елена Захаровна.
— А дочка? — вдруг спросила Лена.
— Так он говорил и о дочке?
— Да.
— Вот это уж подло. Дочка со мной. Тоже — Лена. И ростом — с вас.
— Он вас оставил?
— Нет. Это не так. Это я уехала. Я виновата. Когда я стала догадываться о его делах, у меня не хватило мужества, не хватило совести сообщить об этом. Хоть в милицию. Я сказала, что буду молчать. Но жить с ним — не могу.
— Но почему он стал таким? — неожиданно спросила Лена.
Елена Захаровна молчала. Лицо ее оставалось невозмутимым, как бывает в тех случаях, когда человек не собирается отвечать. Наконец она сказала медленно и спокойно:
— Он боялся. У него была трудная юность. Его исключили из комсомола. Он скрыл происхождение… Он — сын попа. Затем его дважды увольняли с работы. И вот тогда он решил, что нужно копить деньги… На черный день. Тогда я впервые услышала его теорию. Он говорил, что если в социалистическом обществе труд оплачивается деньгами, если мастерство человека, если его место в жизни определяется суммой, какую он зарабатывает, то правы люди, которые стремятся любым путем заработать побольше, хотят накопить денег, чтобы быть, как он говорил, независимым… Я закурю, — прервала себя Елена Захаровна.