– Понимаю, – сказал Колльберг и растерянно почесал за ухом.
Несколько секунд он размышлял. Девушка внимательно смотрела на него. Наконец он сказал:
– Там, в Ванадисском плавательном бассейне в контакт вступил он?
– Нет, скорее наоборот.
Она внезапно встала и подошла к окну, откуда открывался вид на собор. Посмотрела в окно и сказала:
– Вот именно. Скорее наоборот! Я пошла туда вчера с мыслью найти себе парня. Я сделала это обдуманно, если хотите, можно сказать, что я подготовилась к этому.
Она пожала плечами.
– Я просто так живу, – сказала она. – Живу так уже несколько лет и могу вам сказать, почему я так живу.
– Не нужно, – пробормотал Колльберг.
– Но я с удовольствием вам скажу, – продолжила она, водя пальцем по занавеске. – Я объясню вам…
– Не нужно, – повторил Колльберг.
– Как хотите, но я могу поручиться, что со мной он вел себя совершенно нормально. Сначала казалось, что… что это его не очень интересует. Но… в общем, я уж постаралась, чтобы он наконец проявил интерес.
Колльберг допил кофе.
– Ну, наверное, это все, – неуверенно пробормотал он.
Она сказала, по-прежнему глядя в окно:
– Я поплатилась за это не впервые, но в этот раз получилось хуже всего. Это было очень неприятно.
Колльберг ничего не говорил.
– Это ужасно, – пробормотала она, словно про себя, водя пальцем по занавеске. Потом повернулась и сказала:
– Уверяю вас, что инициатива исходила от меня. Это совершенно очевидно. Если хотите, я могу…
– Нет, не нужно.
– И я могу вас заверить, что он был совершенно нормальный.
Колльберг встал.
– Собственно, вы мне тоже очень нравитесь, – сказала она ни с того, ни с сего.
– Вы мне тоже, – произнес он.
Он подошел к двери и приоткрыл ее. И потом с изумлением услышал свой собственный голос:
– Я уже полтора года женат. Жена на девятом месяце.
Она кивнула.
– Что же касается того, как я живу…
Она не договорила.
– Это не очень хорошо, – сказал он. – Это может быть опасно.
– Я знаю.
– Ну что ж, до свидания, – сказал Колльберг.
– Ну что ж, до свидания, – сказала Элизабет Хедвиг Мария Карлстрём.
В штаб-квартире Гюнвальд Ларссон грубовато сказал:
– Так, с этим все ясно. Парень совершенно нормальный, и его свидетельские показания, вне всякого сомнении, заслуживают доверия. Чистая трата времени.
Колльберг немного поразмышлял об этой трате времени. Потом спросил:
– Где Мартин?
– Допрашивает грудного младенца, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– А еще что новенького?
– Ничего.
– Здесь кое-что имеется, – поднял голову Меландер над своими бумагами.
– Что?
– Заключение психологов. Их мнение об этом деле.
– Болтовня, – заявил Гюнвальд Ларссон. – Несчастная любовь к тачке и так далее.
– М-м, – буркнул Меландер, – я бы не стал утверждать это с такой уверенностью.
– Вынь изо рта трубку, не слышно, что ты говоришь, – сказал Колльберг.
– Они сделали заключение, которое кажется очень правдоподобным и весьма тревожным.
– Да брось ты, – подал голос Гюнвальд Ларссон. – Тревожным? А до этого оно что, не было тревожным?
– Если говорить о том, что этого человека нет в нашей картотеке, – бесстрашно продолжил Меландер, – то они утверждают, что такой человек вполне мог никогда еще не сидеть в тюрьме. И что он даже мог спокойно жить много лет, а эти его наклонности вообще могли никак не проявляться. Удовлетворение извращенных сексуальных наклонностей, говорят они, как наркомания. Здесь они иллюстрируют это зарубежными примерами. Ненормальный в сексуальном отношении человек может долгие годы удовлетворять свои наклонности, возможно, как эксгибиционист или эротоман. Однако если такой человек, предположим, под влиянием какого-либо случайного импульса совершит изнасилование или убийство на сексуальной почве, то потом он уже будет в состоянии удовлетворять свои наклонности только путем изнасилования или убийства.
– Это как в старой сказке о медведях, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Как однажды медведь убил корову и так далее.
– Так же как и наркоману, ему требуются чем дальше, тем более сильные средства, – продолжил Меландер и полистал заключение. – Если наркоман переходит с гашиша на героин, то он уже не может потом удовлетворять себя гашишем. При сексуальных извращениях дело обстоит точно так же.
– Это звучит довольно правдоподобно, – сказал Колльберг, – но вместе с тем довольно примитивно.
– Я бы сказал, что это звучит чертовски неприятно, – заметил Гюнвальд Ларссон.
– Дальше будет еще неприятнее, – сказал Меландер. – Они пишут здесь, что такой человек способен долгие годы жить без каких-либо симптомов сексуального извращения. Он просто может в спокойной домашней обстановке всего лишь представлять себе разные сексуальные извращения, и причем даже не отдавать себе в этом отчет, пока однажды какой-нибудь случайный импульс не заставит его совершить насилие. Но зато потом он уже не сможет остановиться и будет повторять это снова и снова и чем дальше, тем с большей беспощадностью и постоянно растущей жестокостью.
– Почти как Джек Потрошитель, – заметил Гюнвальд Ларссон.
– А что там говорится насчет импульса? – спросил Колльберг.
– Его может вызвать что угодно, самые разные причины, какая-нибудь случайность, упадок физических сил, болезнь, пьянство, наркотики. Если мы предположим, что это заключение подходит к данному случаю, то в прошлом преступника не находим ни одной ниточки, за которую могли бы ухватиться. Полицейские архивы и картотека бесполезны, то же самое относится и к медицинским картотекам. Этого человека просто-напросто нигде нет. И когда он однажды начинает насиловать и убивать, то уже не в состоянии остановиться. Он также неспособен сам признаться или вообще контролировать свои собственные поступки.
Меландер ненадолго замолчал. Потом похлопал по фотокопии заключения психологов и сказал:
– Кое-что здесь даже чересчур точно соответствует данному случаю.
– Послушай, я тебе придумаю кучу других возможностей, – раздраженно фыркнул Гюнвальд Ларссон. – Может, это сделал какой-нибудь иностранец, который был здесь проездом. Или, вполне вероятно, это сделали два преступника… в парке Тантолунден, возможно, совершено инспирированное убийство, вызванное шумом вокруг убийства, совершенного ранее.
– Этому многое противоречит, – спокойно сказал Меландер. – Знание обстановки, почти сомнамбулическая уверенность, с какой было совершено преступление, выбор времени и места, абсурдность того, что после двух убийств и семидневного розыска у нас нет ни одного серьезного подозреваемого. Кроме Эриксона. Идею об инспирированном убийстве опровергают исчезнувшие трусики. Ведь эта информация не попала в газеты.
– Все равно я не могу объяснить это как-то иначе, – упрямо стоял на своем Гюнвальд Ларссон.
– Опасность состоит в том, что в данном случае ты выдаешь желаемое за действительное, – заметил Меландер и принялся раскуривать трубку.
– Да, – сказал Колльберг и вздрогнул. – Возможно, это лишь благие пожелания, Гюнвальд, но я в самом деле надеюсь, что ты прав. В противном случае…
– В противном случае, – перебил его Меландер, – у нас просто-напросто ничего нет. И единственное, что может привести нас к убийце, так это то, что мы в следующий раз схватим его на месте преступления. Или…
Колльберг и Гюнвальд Ларссон додумали эту мысль и пришли к тому же неприятному заключению. Однако высказал его Меландер:
– Или он будет делать это снова и снова, с такой же сомнамбулической уверенностью, пока ему наконец не изменит удача и мы его не схватим.
– Бр-р, – сказал Гюнвальд Ларссон.
– Что еще там имеется в этих твоих бумагах? – спросил Колльберг.
– Больше ничего, – ответил Меландер. – Одни предположения, и все это противоречит друг другу. У него могут быть повышенные сексуальные потребности или минимальное половое желание. Это они вроде бы считают наиболее вероятным. Приводят разные примеры и того, и другого.
Он положил заключение на стол и сказал:
– А вам вообще приходило в голову, что даже если бы он стоял здесь перед нами, у нас не было бы абсолютно ничего, что бы позволяло каким-то образом установить его причастность к этим убийствам? Единственное вещественное доказательство, которым мы располагаем, это два довольно сомнительных следа в парке Тантолунден. И единственное, что доказывает, что человек, за которым мы охотимся, действительно мужчина, это следы спермы на земле возле трупа – опять-таки в парке Тантолунден. И если его нет в картотеке, нам ни к чему даже целый альбом его отпечатков пальцев.
– Точно, – кивнул Колльберг.
– Но у нас есть свидетель, – сказал Гюнвальд Ларссон. – Грабитель видел его.
– Если на него можно полагаться, – возразил Меландер.
– Неужели ты не можешь сказать совсем ничего, ни одного пустяка, чтобы доставить нам хоть немного радости? – сказал Колльберг.
На это Меландер не ответил, а посему все трое погрузились в глубокое молчание. В соседнем кабинете зазвонил телефон, и Рённ или кто-то другой взял трубку.
– Как тебе понравилась эта девушка? – внезапно спросил Гюнвальд Ларссон.
– Она красивая, – ответил Колльберг.
Через четверть часа прибыл Мартин Бек с билетом.
XIX
– Что это такое? – поинтересовался Колльберг.
– Цок-цок, – ответил Мартин Бек.
Колльберг смотрел на измятый билет, лежащий на столе перед ним.
– Билет в метро, – сказал он. – Ну и что? Если ты хочешь, чтобы тебе оплатили его, тебе нужно обратиться в кассу.
– Буссе, наш трехлетний свидетель, получил его от дяди, которого он и Анника встретили перед ее смертью.
Меландер закрыл дверцы металлического шкафчика и подошел к столу. Колльберг повернул голову и посмотрел на Мартина Бека.
– Ты хочешь сказать, перед тем как дядя задушил ее? – спросил он.
– Это не исключено, – ответил Мартин Бек. – Вопрос в том, что нам удастся извлечь из этого билета.