Значит так. Сначала попросит поучить математике и физике. Но не сейчас, а, скажем, договорится на лето. Если Николай Иосифович приедет летом в Хаапасаари. Потому что сейчас у деда Эйнора и бабы Хели с продуктами плохо, и Микко скоро уйдет от них к другим родственникам. Потом попросит книжку по истории. Неважно какую, учебник или художественную. Это уже не имеет никакого значения и неважно, есть книжка или нет, лишь бы тему затронуть. Оттолкнувшись от книжки, спросит…
– Николай Иосифович, а правда, что до Оби, и за Обью, и вдоль Волги, и вся Центральная Россия – раньше финская земля была?
– Да, была. Даже в топониме, в названии «Москва», говорят, финский корень есть. Только оседло финские народы жили в Центральной России или мигрировали – достоверно не известно. А в других местах до сих пор живут. На самом севере России лапландцы, по северу к востоку – зыряне, вогулы, остяки, южнее, ближе к Уралу и Поволжью – мордва, марийцы, удмурты, западнее, между Волховом и Лугой, жило племя водь, а ижорцы, карелы, вепсы – в Петербургской, Вологодской и Тверской губерниях живут. Все это финны, точнее финно-угорские народы, значит и земли, на которых они живут, причем исконно живут, тоже финские. Просто входят они сейчас в состав России.
«Ага! Вот тут мы тебя за язычок и потянем!»
– Вроде как под оккупацией.
– Нет, я бы не рискнул так сказать. Если оккупированные и оккупанты уравнены в правах, в одинаковых условиях живут, вряд ли можно назвать это оккупацией. Скорее, соседствуют или, еще точнее, совместно живут на одной территории. И потом, ты уж прости, Микко, оккупация в ином случае зло, а в ином – благо.
– Как это?
– И тем не менее. Ты слышал, был такой народ – пруссы?
«Отлично!»
– Фашисты.
– Нет, Микко. Фашизм – это не национальность, это мировоззрение, я бы сказал, мнение некоторых людей о себе, что они самые-самые наилучшие.
«Так, потек. Фашистов не жалуешь. Это хорошо. Только б не помешали. Только бы никто не пришел».
А то летом за Гатчиной была у него такая незадача.
Попросил Валерий Борисович выяснить подробности недавнего боя в тылу у немцев, на железной дороге между Гатчиной и Сеппелово. И судя по тем подробностям, которые он попросил уточнить, – случайной была эта стычка или группу поджидала засада, сколько было наших, удалось ли кому из них уйти, захватили ли кого-нибудь фашисты, особенно просил получить сведения, любые, даже мельчайшие, даже самые косвенные свидетельства, касающиеся двух членов группы, чью внешность подробно описал, – было похоже, что наше командование устанавливает судьбу пропавшей разведгруппы и, не исключено, опасается захвата немцами ее командира и радиста для ведения радиоигры.
Обтаптывал Миша путейского бригадира, свидетеля того боя, больше недели. По сути, батраком за ночлег и похлебку был в его хозяйстве. И грядки полол, и картошку окучивал, и хлев чистил, и воду таскал, и для кур и свиньи траву в корыте сечкой рубил, пока постепенно к нужной теме подвел. И только тот разговорился, только «подтекать» начал:
– Да, был там бой. Как раз в кривой[22] у восьмого пикета…
Заваливается сосед-приятель и ставит на стол бутылку самогона:
– Нечего тебе, малый в доме сидеть да пустыми разговорами взрослых людей от серьезных дел отвлекать. Бери-ка удочки и дуй на речку купаться да рыбу ловить.
И все пропало. Облом. Полный облом. «Знал бы ты, конь педальный, индюк геморройный, один чирей тебе под мышку и два на задницу, у кого дела важней, а у кого пустей!»
Попробовал было на следующий день снова к той теме возвратиться, но отмахнулся бригадир от разговора и рукой, и словом:
– Я уж забыл все, да и не видел ничего толком. И вообще, Миша, давай лучше своими делами заниматься. Меньше видишь, меньше слышишь – дольше проживешь.
Настаивать больше нельзя, подозрение может быть. И ушел Миша из железнодорожной казармы, жилища путейского бригадира, ни с чем. Плюнул только, в сердцах, себе под ноги, проходя мимо дома соседа-собутыльника. Целых восемь дней вкалывал, как негр на плантации, а результата – шиш да пшик.
– Пруссы, они, как латыши и литовцы, но по языку ближе к славянам, жили на южном берегу Балтийского моря. А после того, как немцы, Тевтонский орден, в тринадцатом веке Пруссию завоевали, пруссы напрочь исчезли. Верхушка аристократическая онемечилась, а остальной люд тевтоны под корень истребили. Все, нет больше пруссов.
И не только с пруссами германцы так обращались. Славяне на западе раньше жили до самой Эльбы, она и называлась по-славянски Лаба. Но пришли германцы – и где они сейчас, полабские славяне? И в восточной Германии, и в Австрии – это все бывшие славянские земли – разве что хутора да небольшие славянские деревеньки остались.
Я не историк, но думаю, уверен даже, Карелию спасло то, что почти всю свою историю она с Россией. С девятого века и по начало двенадцатого была в составе Киевской Руси, потом, по пятнадцатый – в Новгородской республике. С конца пятнадцатого – в составе Русского государства, за исключением семнадцатого века, тогда мы несколько десятилетий были под шведами. И не только Карелию Россия спасла.
Эстонцев, тоже, кстати сказать, финско-угорский народ, и других прибалтов. В прибалтийских государствах много обид на Россию держат, мол, захватчики, оккупанты. А посмотри… В то время, когда Россия Прибалтику оккупировала, ни литовцы, ни латыши, ни эстонцы не были независимыми государствами и не стали бы ими. Русские не пришли, так немцы бы или шведы остались. Помнишь, что стало с теми, кто под немцем оказался? А нас возьми и прибалтов возьми. Земли ни у них, ни у нас не отобрали, где жили, там и остались жить. Язык сохранили, традиции национальные сохранили, веру свою сохранили, – то есть нацию сохранили. А попади под немца, смогли бы сохраниться?
И сам ответил:
– Было бы с ними и с нами то же, что с пруссами, если б не Россия. Так что Карелии лучше быть с Россией, а война между русскими и карелами – это нонсенс, историческое недоразумение. Но пока Россия Германию не одолеет, быть нам вместе – не более чем теория, благие пожелания.
«Наш человек. Очень даже хорошо. А теперь с другой стороны потянем».
– Немцы сильные, они могут победить.
– Ну, это вряд ли. У России огромная территория и громадные ресурсы: и людские, и экономические. Немцы только из-за внезапности нападения и неготовности русских к войне так далеко продвинулись. Но Германии Россию не победить никогда.
И неожиданно сменил тему:
– Ты в Петербурге давно был?
– Давно, – ответил Микко. И как бы не соврал. Это на мирной дороге версты короткие. А ему эти три с половиной недели за линией фронта ой какими долгими кажутся.
– Как город выглядит?
– Много домов разрушено. Бомбежки, артобстрелы. Много пожаров. От взрывов и пожаров снег черный, даже руки помыть снегом нельзя, пылью и сажей пачкаются. Канализация и водопровод не работают, поэтому из помойных ведер все во дворы да на улицы выплескивают, больше некуда. Мертвых много. И крыс. Крысы большие, жирные, отожрались на трупах. И страшные… Наглые, людей совсем не боятся.
– А люди, горожане?
– Голодно всем. Но держатся, деваться все равно некуда, – поосторожничал Микко.
– А Зимний дворец? Исаакий? Петропавловка? Целы?
– Целы, только купола и шпили чехлами закрыты или закрашены. И не только у Исаакия и Петропавловки, везде, где позолота.
– Да, это их свойство. Русских я имею в виду. Свои избы соломой кроют, а церковные купола золотят. Такой народ. – Долил мальчику молока, подвинул тарелку с картофкупийра, с картофельными пирожками, начиненными кашей, капустой и черникой. – Бери, бери любые, ешь, не стесняйся. И такой народ, Миша, – назвал мальчика по-русски, – никогда душой не сгниет и до конца не развратится. И нам, карелам, надо выбор сделать. Если пожелания свои направим на спокойную и сытую жизнь, тогда выгоднее с финнами, они народ хозяйственный, рачительный и практичный. На жирных шведов поглядывают да приговаривают: «Финн с соленой рыбы завтрак начинает, а швед с коровьего масла. Вот бы и нам так». А если хотим духовность свою спасти и нацию сберечь, то лучше русских держаться.
– С финнами, что ли, воевать?
– Нет, не о том речь, Мишенька. С финнами у нас одна кровь, общие традиции, схожая культура, и Калевала, душа народа, тоже одна на двоих. Как можно воевать со своим народом? – Поднял левое плечо и скривил левый угол рта, тем подчеркивая абсурдность даже предположения об этом. – Но когда война к концу пойдет и Германия ослабеет… Тогда уж политикам и дипломатам надо будет проявить расторопность.
– К русским перебегать?
– Экий ты максималист. Все у тебя или белое, или черное. Не обижайся, пожалуйста, моим словам… Не перебегать надо, а политические методы использовать. А как конкретно, это уже довольно сложно, я сам тут не все понимаю. Я инженер, а не политик.
– Не на что мне обижаться. Это я неправильно Вас понял, подумал, что Вы хотите к русским перейти.
– Нет, Миша, не было у меня такой мысли и нет. Я карел. Почему я должен выбирать себе иную судьбу, чем судьба моего народа? И если история распорядится не так, как я хочу, как предполагаю, в любом случае я останусь там, где я есть, со своим народом.
Микко медленно передвигал лыжи к дому деда Эйнора, «подбивал бабки», укладывал в памяти.
Удачно все сложилось. Только к теме подвел, а дальше он сам потек. Нормуль.
Теперь безопасность. На нужные вопросы, по сути дела, сам вышел. Предварительные и заключительные темы разговора – бытовые. Подозрений вызвать не должно.
«Подтек дядя Коля Иосифович неплохо. Мы все в тряпочку собрали, а после в Питере на бумагу отожмем. Нормуль».
Теперь конкретно. Наш человек. Патриот Карелии. К русским лоялен. Считает, что Карелия должна быть с Советским Союзом, но против финнов карелам воевать нельзя. По этническим соображениям. Однако на уровне политики противостояние с финнами возможно.