А меня, конечно, в покое не оставили, хоть и в нищету пустили – как же, кулак. На север, в лагеря. Потому как на председателя топором замахнулся. Вернулся полуживой. Сестра, Маруся, меня выходила… А ведь списали меня умирать…
Но тут вот что интересно. В лагере я встретил того самого председателя, который меня раскулачивал. Спрашиваю: «Ну что, устроитель новой жизни? Как тебе здесь живется?» – «Прости, Макар», – тот отвечает. – «Господь простит». – А ведь он дважды меня сажал. Второй раз, когда я вернулся, опять с ним ссора вышла. Умер бы, если бы не Маруся. Она меня медом выхаживала, в бане парила…
Ну вот, такая наша, Советкиных, история…
Макар Киреевич закончил рассказ, наполнил рюмки.
– Давай помянем родителей наших. Твои-то, Надежда, живы?
– Мама жива, а отец умер, когда я совсем маленькой была. Дедушки с бабушкой тоже нет… Было мне всего шесть лет, когда немцы нас в лагерь угнали.
– Это Маруся говорила, знаем. Ничего, Надюша. Захочешь – родня у тебя прибавится. Нас, Советкиных, сестер, братьев – много. Ну что, Николай, давай, завоевывай девичье сердце.
Николай улыбнулся, встал, достал из сундука гармошку. И развернул меха:
Хороши весной в саду цветочки,
Еще лучше девушки весной…
Голос у него был небольшой, но чистый, звонкий. А главное, мелодии правильно вел – слух от рождения хороший. По слуху выучился играть на гармони.
Встретишь вечерочком
Милую в садочке,
Сразу жизнь становится иной!
А потом, уже все вместе, дружно пели:
Словно замерло все до рассвета,
Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь…
И Маруся со значением смотрела на брата, ероша его волосы и высоко выводя:
Ты признайся, кого тебе надо,
Ты скажи, гармонист молодой…
И хорошо было на душе у Надежды, и она уже поняла, что Господь привел ее к своим, и что здесь ее семья.
Так оно и произошло.
Работать Николай пошел в горячий цех – термический. Побольше платят, да и дело ему показалось солидным. Народ крепкий, дружный, Николая приняли хорошо.
И тогда сделал Наде предложение.
Гуляли в парке. Он опять был в своем костюме.
На этот раз рубашку надел с галстуком.
– Только жить будем с моими родителями, я от них никуда, – сказал Николай. – Ну, тесно, конечно. А что сделаешь? Поработаю, отдельную комнату дадут. Согласна?
Она видела, что он сильно волнуется, не знает, куда деть руки.
– Согласна, – ответила она, смотря ему прямо в глаза. – Только и у меня условие есть. Загс – загсом, а прежде будем венчаться в церкви.
– Ой да, конечно. Я сам хотел предложить, – радостно ответил Николай. – Обо всем сам договорюсь. А ты, давай, пиши маме, пусть приезжает. И сестрам пиши.
В тот вечер, когда Коля сделал предложение, прощаясь, он обнял ее и приблизился к ней.
И они в первый раз поцеловались.
Прибежала она в комнату, переполненная радостью. Девчонки сразу заметили, что с Надеждой произошло что-то чрезвычайное.
– Ну, говори-говори, чего у тебя там? Чего сияешь? – соседка присела к ней на кровать.
– Все, девки, ухожу от вас, – Надежда засмеялась и закрыла лицо руками.
– Колька, что ли?
– Предложение сделал?
– Ага.
– Ой, Надька!
И началось: когда свадьба? Где гулять будем? А во что одеться?
Платье шить обязательно. Туфли новые тоже купить.
Так. Надо список составить, чего прежде всего купить. Денег мало, но ничего. Пусть профсоюз даст. Даст, даст, куда они денутся.
– Да погодите вы, – остановила подруг Надежда. – У него родители, сначала с ними надо обсудить.
– Это самой собой, это со стороны жениха. А со стороны невесты?
Такой резон, конечно, справедлив.
Платье решили шить сами, штапельное. Ну, конечно, фату. Туфельки на каблучке, но невысоком.
Пока она занималась своими делами, Николай тоже не сидел сложа руки: в церкви о дне венчания договорился, в комнате сделали перестановку, отделив для молодых угол и закрыв его занавеской. Ничего, можно жизнь совместную начать и так.
Оповестили всю родню.
Вот и Надина мама приехала. И сестры с братьями. Очень помог брат Саша – он тогда в пожарке работал и зарабатывал неплохо.
Ко дню свадьбы вроде все подготовили, а все равно хлопот откуда-то набиралось: то платье опять подшивали, то косу никак не могла уложить.
А потом беспокойство в дороге: вдруг в церковь приедут не вовремя?
Слава Богу, мама рядом – посмотрит на нее Надежда, и сразу на сердце становится спокойнее.
Вот, наконец, и храм.
«Батюшки! А на венчанье-то собралось аж двадцать пар! Это когда же наше-то время подойдет? И откуда столько желающих?
«Ну, вот, некоторые из новобрачных в храм пришли, а перекреститься не умеют. Мода, что ли, стала – венчаться? И не боятся, что на производстве узнают. Ну, время теперь другое», – думала Надежда, и мысли ее перескакивали с одного на другое, и она успокоила себя только тем, что стала молиться, не отводя взгляда от иконы Богородицы.
И Федосья тоже молилась.
И вспоминала свое венчание и мужа своего, Федора. Ах, как бы рад он был сейчас! Как бы радовался за свою дочку!
Вот она стоит – стройная, в светлом платье, в фате, и знает мать, что сердце дочери сейчас охвачено трепетом.
А рядом, чуть выше ее ростом, в строгом черном костюме, Николай. Как хорошо, что Господь соединяет их. Такой муж и нужен Надежде – крепкий, любящий и, главное, верующий.
Вот священник показывает, чтобы Николай и Надежда подошли к аналою. В руках у них горящие свечи. Становятся на чистое полотенце.
– Блажени вси боящиися Господа, – начинает молитву священник, – ходящии в путех Его…
Сердце Надежды обмирает, уносится куда-то высоко, к самому куполу храма, откуда смотрит на нее Сам Господь.
– …жена твоя яко лоза плодовита,
В странах дому твоего.
Священник спрашивает:
– Имеешь ли произволение, благое и непринужденное, и твердую мысль пояти себе в мужа сего Николая, его же пред собою здесь видиши.
Надежда отвечает:
– Имею, честный отче.
Священник с доброю улыбкою смотрит на Надежду, радуясь, что она человек церковный и отвечает правильно.
Так же правильно отвечает и Николай.
…Уже на головах молодых венцы, священник, соединив их ладони и взяв в свою, трижды ведет их вокруг аналоя, а потом читает:
«Владыка Пречистый, приими моление нас, рабов Твоих…
…благослови брак сей и подаждь рабам Твоим сим Николаю и Надежде живот мирен, долгоденствие, целомудрие, друг к другу любовь, в союзе мира, семя долгожизненное, от чад благодать, неувядаемой славы венец…»
Какие-то слова молитв Надежда слышит, какие-то нет, потому что временами она не чувствует себя здесь, в храме, а где-то в ином мире, может быть, и в небесах, потому что никогда прежде не переживала она подобной благодати и не переживет уже никогда во всю свою жизнь.
…Священник читает про Кану Галилейскую, как Спаситель пришел в бедный дом на брачный пир, где недоставало вина. И как Он сотворил первое Свое чудо, превратив воду в вино, и как благословил брак и какая была радость у всех, кто видел Христа и чудо Его…
Священник читает еще, и слова его льются, как чистая вода из святого родника:
«Отец, Сын и Святый Дух, Всесвятая и Единосущная и Живоначальная Троица, Едино Божество и Царство, да благословит вас, и да подаст вам долгожитие, благочадие, преспеяние живота и веры: и да исполнит вас всех сущих на земли благих: да сподобит вас и обещанных благ восприятия, молитвами Святыя Богородицы и всех святых, аминь».
Надежда украдкой смотрит на свою руку.
Кольцо на пальце не золотое, а медное, но ничего, ничего, обязательно будет и золотое, дайте только срок. Вон сколько радостных, родных лиц – и мамы, и Колиной родни, и подруг заводских, и Колиных друзей. Все они целуют ее и поздравляют, и все желают счастья.
Да и как же ему не быть, счастью, если такой свет в душе, и Богородица с Пречистым Ее ликом смотрит на Надежду с тихой ласковой и материнской теплотой.
Свадьба была осенью, а весной уже и скрыть трудно, что беременна. Рожать, по всем расчетам, придется летом – время самое подходящее. Надо бы, конечно, уходить в декретный отпуск, но Надежда все откладывала: успеется.
На работе оно как-то даже и легче. Делаешь свое дело и не замечаешь, как время летит. Конечно, когда он там ножками толкнется, приходится остановиться, замереть.
Успокоит она его, скажет: «Ну, чего ты, маленький. Еще не время, потерпи. Нам с тобой волноваться нельзя. Надо, чтобы ты родился крепким и здоровеньким».
Он и успокоится.
Надежда почему-то говорила с ним, как с мальчиком. Как-то даже не думала, что девочка родится. А почему – и сама не знала.
– Это Один Господь знает, кто будет, – говорил Николай. – А если девочка, так и что? Разве плохо?
Она соглашалась, а он продолжал:
– Ну, а если мальчик, то назовем его Николаем.
– Нам одного, что ли, мало? Почему Николаем-то называть?
Он чуть снисходительно улыбнулся, а потом объяснил назидательно и возвысив голос. Вообще, Надежда заметила, что муж, когда дело касается всего, что связано с верой, говорит строго и назидательно. Знал он куда больше ее, и она не перечила, слушала внимательно, радуясь, что он у нее про веру знает много и твердо. Но вида она не показывала, слушала внимательно, но как бы с некоторым снисхождением.
– Николай Угодник – небесный мой покровитель, вот в чем дело. И когда я молюсь и прошу его, он помогает. Незримо, конечно, но я чувствую, по его заступничеству. Вообще, он помощник скорый и справедливый, и потому я прошу его, чтобы ты родила без особых мучений, и чтобы сын был крепкий.