Николай объяснил, каковы условия поступления. Главное, есть рекомендация от прихода. Ну, а экзамены сдаст. Важно потом пройти собеседование – вопросы будут задавать трудные. О смысле веры, например.
– Я, в общем-то, подготовился серьезно, – заключил Николай.
– Экзамены-то ты сдашь, – сказал Володя. – Всегда учился лучше нас. И собеседование пройдешь, – он почему-то тяжело вздохнул.
– Так что же тебя беспокоит? – спросил Володю отец.
– Больно он худой для священника, солидности нет. И роста маленького, вот чего.
– Сказанул, – усмехнулся Миша. – Ты видел, каким митрополит Мануил был? Еще ниже ростом, чем Колька. А двадцать лет в лагерях оттрубил, – но не согнулся.
– Я понимаю, что дух – главное, – ответил Володя. – Грамотный и я немного. А все же…
– Про Мануила Миша точно сказал. Мы с ним об этом говорили. Да и Владыку Иоанна вспомните. Что он, Геркулес?
Надежда оглядывала детей, и сердце ее замирало. Господи, неужели это будет так, что сын ее станет священником? Неужели ей выпадет такое счастье?
– Ну что, Вова, берем его на буксир? – спросил Миша. – Пусть учится, он ведь с детства у нас ученым был…
– Да я «за», какие разговоры. Сколько учиться-то? Два года, три?
– Три. Стипендия будет, пусть небольшая. Питание там наладят, я узнавал. Лишь бы приняли, остальное приложится, – Николай волновался, щеки его, чуть впалые, бледные, сейчас порозовели.
– Я оладышков напекла, – сказала Надежда, сияя от радости, будто видела, что сын ее уже священник. – Давайте ужинать.
И засмеялась, счастливая.
А Николай и в самом деле стал священником очень быстро. Только сдал экзамены, как вызвал его к себе ректор училища.
– У тебя, Николай, как – нервы крепкие? В обморок не упадешь?
– Постараюсь. А что случилось, отец Евгений?
Ректор училища, в прошлом преподаватель, кандидат педагогических наук, сам всего несколько лет назад рукоположенный в священнический сан, продолжая приветливо улыбаться, все же попросил Николая сесть.
– Ты на курсе самый старший. И жизненный опыт у тебя есть – на заводе поработал. Вот я обратился к Владыке за благословением – не рукоположить ли тебя в диакона, а потом в священника? Как смотришь?
Сердце Николая колыхнулось, дух занялся. Так быстро и в священники? Смогу ли?
– Первый шаг трудно было сделать, – ответил он. – Когда сюда решил идти учиться. А раз первый шаг позади, надо и второй делать.
– Хорошо, – отец Евгений строго посмотрел на семинариста. – Человек ты серьезный, а все же обдумай до воскресенья все как следует. Видишь ли, Николай, время сейчас такое – нужны священники. А ты, как мне кажется, внутренне к этому готов. Хотя, конечно, сам о том не очень-то знаешь.
Николай подыскивал слова, чтобы объяснить свое состояние, но слов не находил.
– Иди, помолись, многое самому себе ответить надо – это самое главное.
За ужином Николай все рассказал домашним.
Отец расспрашивал, знает ли Коля, как совершается чин рукоположения, как себя в это время вести.
– Да это не главное, в требнике прочту. А потом в соборе диакон есть, он следит и руководит тем, кого рукополагают. Главное – внутренне подготовиться…
Надежда молчала, радость переполняла ее.
И вдруг спохватилась:
– А ряса-то у тебя есть? Выдадут или как?
– Еще и подрясник нужен, – сказал отец. – Ты давай завтра все разузнай, а сейчас наше родительское благословение прими. Путь тебе предстоит ох какой трудный, ты это понимаешь, думаю…
Он перекрестил сына, поцеловал.
И Надежда перекрестила.
Все устроилось как нельзя лучше на следующий же день – подрясник нашелся у однокурсника и как будто сшили его для Николая. И ряса нашлась.
А когда стоял он, наклонив голову, и лежала на ней рука Владыки, и слышал он слова молитв, то чувства теснились в его груди и рвались из нее, и трудно было их сдержать, чтобы внезапно не разрыдаться. Эти минуты оказались такими, что прежде нельзя было представить их высоту и величавость. И в то же время он чувствовал и умиление, и радость, и страх оступиться, сделать что-то не так, как положено.
Но могучий, богатырского сложения диакон отец Павел со своим рокочущим басом, основательностью и надежностью, всюду в эти минуты был рядом. Он водил его вокруг престола, как отец водит дитя, делающего свои первые в жизни шаги. Власы у отца Павла густые, пшеничного цвета, вьются кольцами. Глаза голубые, добрые и строгие одновременно. Много раз, бывая в соборе, Коля смотрел на отца Павла так, как смотрят дети на своего героя. И вот теперь он рядом с ним, и отец Павел опускает Николая на колени перед Владыкой, потом поднимает, указывает, куда дальше идти.
Все происходит так, как будто это и не он, Николай, находится в алтаре собора, а кто-то другой. И в то же время это он, вот уже и облачение священническое на нем, а это значит, что начинается новая, совсем иная жизнь.
Он видит жену, братьев, отца, видит однокурсников. Много и незнакомых лиц, но все они сейчас для него близкие, свои, даже родные.
Но где же самое родное, самое дорогое лицо?
Да вот же оно, вот.
Слезы матери блестят, как искры.
Господи, да кто же больше всех радуется за него?
Кто больше всех молился за него?
Кто сейчас благодарит Всевышнего горячее всех?
Кто все сердце свое, до последней клеточки, отдает Пресвятой Богородице?
Конечно она – мама.
Зима выдалась в тот год длинная и лютая. Если бы выпал снег, наверняка смягчилось бы, дышать стало бы легче. Да и сердцу радостней, когда снег блестит на солнышке, а небо голубое и звонкое.
Нет, нынче все по-другому. Ветер свистит, гололедица, идешь, как будто ноги чужие, а не свои, шаркаешь, двигаясь мелкими шажками. И все равно того гляди грохнешься.
Да и жизнь поменялась, стала как вот эта зима – бесснежная, со стылой землей, покрытой наледью. А морозы за сорок зашкаливают.
Многое не понимает в новой жизни Надежда. Вот и работа у сына Владимира такая, что можно голову сломать каждый день. В особенности, когда он уезжает за запчастями. Ладно бы летом или пусть зимой, но не в такой же мороз. А то и сейчас поехал. Говорит, надо – ждут его. Где-то там, за Саратовом.
Муж успокаивает каждый раз: да что ты в самом-то деле. Не маленький, дело свое знает. Машину водит прекрасно. За себя постоять может – не из робкого десятка. Да и сила есть.
«Богородице Дево, помоги и спаси…»
А Владимир в это время застрял на трассе. Заклинило двигатель. Степь вокруг – нелюдимая, мертвая. Ветер свистит, поземка по трассе стелется, выгибается зигзагом, исчезает, снова появляется.
Сколько он ни лазал в мотор, сколько ни искал неисправность – не нашел.
Машины мимо проезжают редко. И никто не останавливается. Кому охота на таком морозе с чужой машиной копаться.
Вот опять промчалась мимо машина. Опять один остался Володя на трассе.
А мороз к вечеру все лютее. И ветер метет все круче.
«Пропадаю», – подумал Володя.
Но тут остановилась, наконец, машина. Милицейская. Взяли у Володи адрес, пообещали дать родным телеграмму, чтобы приезжали выручать. А Володе сказали, чтобы он где-нибудь спрятался – иначе замерзнет.
Как только телеграмма пришла, Надежда бросилась к Михаилу. Можно было бы и к Николаю, да он теперь не так-то и близко – служить начал в Нефтегорске. Это от Самары часа два будет, а к Вовке надо выезжать скорей.
Отец разыскал Михаила, и сразу же они отправились в путь.
«Сколько же туда ехать? – думала Надежда, места себе не находя. – До Саратова-то, считай, ночь ехать, да еще и утро, поди. А дорога-то какая, дорога…»
Дорога и в самом деле в ту ночь оказалась тяжелой. Все же продвигались вперед. Михаил, водитель и механик опытный, уже закаленный, вел машину свою уверенно, и отец не мог не видеть этого.
А Владимир послушался милиционеров – пошел по дороге вперед.
У дороги увидел какой-то кирпичный дом, похожий то ли на мастерскую, то ли на какой-то заводик.
По лестнице спустился в кочегарку. В печке горели угли, и Владимир вплотную подошел к огню.
В кочегарке почему-то никого не было. Стоял топчанчик, накрытый одеялом, на столе чайник, остатки недоеденной пищи.
Владимира бил крупный озноб. Он никак не мог согреться. Хотелось нырнуть под старое теплое одеяло, но как это сделаешь без хозяина?
А хозяин все не появлялся.
Чувствуя, что с дрожью не справиться, Владимир залез под одеяло, свернулся в комок и поджал под себя ноги.
Усталость так навалилась на него, что он сразу же стал засыпать. И не слышал, как вернулся кочегар.
Тот с удивлением посмотрел на незнакомца, но будить его не стал.
Николай Макарович и Михаил разыскали машину Володи. Но самого Владимира в машине не было.
Где же он?
Неужели увезли его куда-нибудь? Может быть, в больницу, обмороженного? И тут увидели, что по дороге, к машине, идет Володя.
– Слава Тебе, Господи! – сказал отец и перекрестился.
– Нашли-то как? – спросил Володя.
– Да и не знаю сам. Ехали-ехали, гляжу, вроде твоя машина стоит. Остановились – точно. Вот чудо-то.
В это время и Надежда молилась. И когда раздался звонок, она быстро подошла к телефону. И как будто кто-то ей заранее сказал, что все хорошо, и что сын спасен, потому что слова мужа, что Володя нашелся, и что они все вместе выезжают домой, она восприняла со спокойным сердцем.
Потому что верила, что и теперь Богородица не оставит их – и ее мужа, и детей.
К весне в семью пришла радость: Михаил присмотрел дом для родителей. Пусть небольшой, зато крепкий. Конечно, понадобится ремонт. Баньку во дворе надо перестраивать, сад-огород обиходить.
Но это все хлопоты радостные. Главное, дом Володи рядом, так что родители будут под присмотром. Теперь годы их такие, что все может случиться.
Поселок – под Самарой, так что ездить недалеко, если в город понадобится. У Володи машина, да и Михаил, если надо, всегда откликнется. Он и затеял всю эту историю с покупкой дома. Потому и основные заботы по устройству родителей на новом месте легли на его плечи.