ывает оптовых складов настоящих волшебных товаров. Вы, верно, изволили заметить нашу марку: «Настоящая волшебная лавка».
Он вытащил из-за щеки прейскурант и подал его мне.
— Настоящая,— сказал он, указывая пальцем на это слово, и прибавил: — У нас без обмана, сэр.
У меня мелькнула мысль, что его шутки не лишены последовательности.
Потом он обратился к Джипу с ласковой улыбкой:
— А ты, знаешь ли, Неплохой Мальчуган...
Я удивился, не понимая, откуда он мог догадаться. В интересах дисциплины мы держим это в секрете даже в домашнем кругу. Джип выслушал похвалу молча и продолжал смотреть на продавца.
— Потому что только хорошие мальчики могут пройти в эту дверь.
И тотчас же, как бы в подтверждение, раздался стук в дверь и послышался пискливый голосок:
— И-и! Я хочу войти туда, папа! Папа, я хочу войти! И-и-и!
И уговоры измученного папаши:
— Но ведь заперто, Эдуард, нельзя!
— Совсем не заперто! — сказал я.
— Нет, сэр, у нас всегда заперто для таких детей,— сказал продавец, и при этих словах мы увидели мальчика: крошечное личико, болезненно-бледное от множества поедаемых лакомств, искривленное от вечных капризов, личико бессердечного маленького себялюбца, царапающего заколдованное стекло.— Не поможет, сэр,— сказал продавец, заметив, что я со свойственной мне услужливостью шагнул к двери.
Скоро хнычущего избалованного мальчика увели.
— Как это у вас делается? — спросил я, переводя дух.
— Магия! — ответил продавец, небрежно махнув рукой, и — ах! — из его пальцев вылетели разноцветные искры и погасли в полутьме магазина.— Ты говорил там, на улице,— сказал продавец, обращаясь к Джипу,— что хотел бы иметь нашу коробку «Купи и удивляй друзей».
— Да,— признался Джип после героической внутренней борьбы.
— Она у тебя в кармане.
И, перегнувшись через прилавок (тело у него оказалось необычайной длины), этот изумительный субъект с ужимками заправского фокусника вытащил у Джипа из кармана коробку.
— Бумагу! — сказал он и достал большой лист из пустой шляпы с пружинами.— Бечевку! — И во рту у него оказался клубок бечевки, от которого он отмотал длинную нить, перевязал ею сверток, перекусил зубами, а клубок, как мне показалось, проглотил.
Потом об нос одной из чревовещательных кукол зажег свечу, сунул в огонь палец (который тотчас же превратился в палочку красного сургуча) и запечатал покупку.
— Вам еще понравилось «Исчезающее яйцо»,— заметил он, вытаскивая это яйцо из внутреннего кармана моего пальто, и завернул его в бумагу вместе с «Младенцем, плачущим совсем как живой».
Я передавал каждый готовый сверток Джипу, а тот крепко прижимал его к груди.
Джип говорил очень мало, но глаза его были красноречивы; красноречивы были и его руки, обхватившие подарки. Его душой овладело невыразимое волнение. Поистине это была настоящая магия.
Но тут я вздрогнул, почувствовав, что у меня под шляпой шевелится что-то мягкое, трепетное. Я схватился за шляпу, и голубь с измятыми перьями выпорхнул оттуда, побежал по прилавку и шмыгнул, кажется, в картонную коробку позади тигра из папье-маше.
— Ай, ай, ай! — сказал продавец, ловким движением отбирая у меня головной убор.— Скажите пожалуйста, эта глупая птица устроила здесь гнездо!..
И он стал трясти мою шляпу, вытряхнул оттуда два или три яйца, мраморный шарик, часы, с полдюжины неизбежных стеклянных шариков и скомканную бумагу, потом еще бумагу, еще и еще, все время распространяясь о том, что очень многие совершенно напрасно чистят свои шляпы только сверху и забывают почистить их внутри,— все это, разумеется, очень вежливо, но не без личных намеков.
— Накапливается целая куча мусора, сэр... Конечно, не у вас одного... Чуть не у каждого покупателя... Чего только люди не носят с собой!
Мятая бумага росла и вздымалась на прилавке все выше, и выше, и выше и совсем заслонила его от нас. Только голос его раздавался по-прежнему.
— Никто из нас не знает, что скрывается иногда за благообразной внешностью человека, сэр. Все мы — только одна видимость, только гробы повапленные...
Его голос замер, точь-в-точь как у ваших соседей замер бы граммофон, если бы вы угодили в него ловко брошенным кирпичом,—такое же внезапное молчание. Шуршание бумаги прекратилось, и стало тихо.
— Вам больше не нужна моя шляпа? — спросил я наконец.
Ответа не было.
Я поглядел на Джипа, Джип поглядел на меня, и в волшебных зеркалах отразились наши искаженные лица — загадочные, серьезные, тихие.
— Я думаю, нам пора! — сказал я.— Будьте добры, скажите, сколько с нас следует... Послушайте,—сказал я, повышая голос,— я хочу расплатиться... И, пожалуйста, мою шляпу...
Из-за груды бумаг как будто послышалось сопение.
— Он смеется над нами!—сказал я.—Ну-ка, Джип, поглядим за прилавок.
Мы обошли тигра, качающего головой. И что же? За прилавком никого не оказалось. На полу валялась моя шляпа, а рядом с нею в глубокой задумчивости, съежившись, сидел вислоухий белый кролик — самый обыкновенный, глупейшего вида кролик, как раз такой, какие бывают только у фокусников. Я нагнулся за шляпой — кролик отпрыгнул от меня.
— Папа! — шепнул Джип виновато.
— Что?
— Мне здесь нравится, папа.
«И мне тоже нравилось бы,— подумал я,— если бы этот прилавок не вытянулся вдруг, загораживая нам выход». Я не сказал об этом Джипу.
— Киска! — произнес он и протянул руку к кролику.— Киска, покажи Джипу фокус!
Кролик шмыгнул в дверь, которой я там раньше почему-то не видел, и в ту же минуту оттуда опять показался человек, у которого одно ухо было длиннее другого. Он по-прежнему улыбался, но, когда наши глаза встретились, я заметил, что его взгляд выражает не то вызов, не то насмешку.
— Не угодно ли осмотреть нашу выставку, сэр? — как ни в чем не бывало сказал он.
Джип потянул меня за палец. Я взглянул на прилавок, потом на продавца, и глаза наши снова встретились. Я уже начинал думать, что волшебство здесь, пожалуй, слишком уж подлинное.
— К сожалению, у нас не очень много времени,— начал я.
Но мы уже находились в другой комнате, где была выставка образцов.
— Все товары у нас одного качества,— сказал продавец, потирая гибкие руки,— самого высшего. Настоящая магия, без обмана, другой не держим! С ручательством... Прошу прощения, сэр!
Я почувствовал, как он отрывает что-то от моего рукава, и, оглянувшись, увидел, что он держит за хвост крошечного красного чертика, а тот извивается, и дергается, и норовит укусить его за руку. Продавец беспечно швырнул его под прилавок. Конечно, чертик был резиновый, но на какое-то мгновение... И держал он его так, как держат в руках какую-нибудь кусачую гадину. Я посмотрел на Джипа, но его взгляд был устремлен на волшебную деревянную лошадку. У меня отлегло от сердца.
— Послушайте,— сказал я продавцу, понижая голос и указывая глазами то на Джипа, то на красного чертика,— надеюсь, у вас не слишком много таких... изделий, не правда ли?
— Совсем не держим! Должно быть, вы занесли его с улицы,— сказал продавец, тоже понизив голос и с еще более ослепительной улыбкой.— Чего только люди не таскают с собой, сами того не зная!
Потом он обратился к Джипу:
— Нравится тебе тут что-нибудь?
Джипу многое нравилось.
С доверчивой почтительностью обратившись к чудесному продавцу, он спросил:
— А эта сабля тоже волшебная?
— Волшебная игрушечная сабля — не гнется, не ломается и не режет пальцев. У кого такая сабля, тот выйдет цел и невредим из любого единоборства с любым врагом не старше восемнадцати лет. От двух с половиной шиллингов до семи с половиной, в зависимости от размера... Эти картонные доспехи предназначены для юных рыцарей и незаменимы в странствиях. Волшебный щит, сапоги-скороходы, шапка-невидимка.
— Ох, папа! — воскликнул Джип.
Я хотел узнать их цену, но продавец не обратил на меня внимания. Теперь он совершенно завладел Джипом. Он оторвал его от моего пальца, углубился в описание своих проклятых товаров, и остановить его было невозможно. Скоро я заметил со смутной тревогой и каким-то чувством, похожим на ревность, что Джип ухватился за его палец, точь-в-точь как обычно хватался за мой. «Конечно, он человек занятный,— думал я,— и у него накоплено много прелюбопытной дряни, но все-таки...»
Я побрел за ними, не говоря ни слова, но зорко присматривая за этим фокусником. В конце концов, Джипу это доставляет удовольствие... И никто не помешает нам уйти, когда вздумается.
Выставка товаров занимала длинную комнату, большая галерея изобиловала всякими колоннами, подпорками, стойками; арки вели в боковые помещения, где болтались без дела и зевали по сторонам приказчики самого странного вида; на каждом шагу нам преграждали путь и сбивали нас с толку разные портьеры и зеркала, так что скоро я потерял ту дверь, в которую мы вошли.
Продавец показал Джипу волшебные поезда, которые двигались без пара и пружины, чуть только вы открывали семафор, а также драгоценные коробки с оловянными солдатиками, которые оживали, как только вы поднимали крышку и произносили... Как передать этот звук, я не знаю, но Джип — у него тонкий слух его матери — тотчас же воспроизвел его.
— Браво! — воскликнул продавец, весьма бесцеремонно бросая оловянных человечков обратно в коробку и передавая ее Джипу.— Ну-ка, еще разок!
И Джип в одно мгновение опять воскресил их.
— Вы берете эту коробку? — спросил продавец.
— Мы бы взяли эту коробку,— сказал я,— если только вы уступите нам со скидкой. Иначе нужно быть миллионером...
— Что вы! С удовольствием.
И продавец снова впихнул человечков в коробку, захлопнул крышку, помахал коробкой в воздухе — и тотчас же она оказалась перевязанной бечевкой и обернутой в серую бумагу, а на бумаге появились полный адрес и имя Джипа!
Видя мое изумление, продавец засмеялся.