— Что скажешь, Гарсиа? — спросил Альваро, когда они остались одни. — Чувствуешь ли ты себя в состоянии выполнять обязанности маленького колдуна?
— Я не знаю, что потребуют от меня эти дикари, но думаю, что в данный момент нам не грозит опасность быть изжаренными, а это самое главное! Сознаюсь, что мне было бы трудно примириться с мыслью, что моей могилой будет желудок дикаря!
— И мне также, мальчуган.
— Как вы думаете, оставят они нас здесь или же переведут в лучшую хижину?
— Не знаю. Даже Диас, по-видимому, мало знаком с этими дикарями, хотя он знает много племен.
— Я думаю, что…
Приход индейского мальчика прервал его на полуслове. Мальчик был не один; с ним пришли четыре дикаря ужасного вида, ярко разрисованные и разукрашенные перьями попугая. Они несли две огромные корзины.
— Чего они хотят? — спросил Альваро.
— Они принесли вам одеяния и украшения умершего пиайе. Покойный имел достаточный запас всего и пользовался большой славой. Вы должны будете присутствовать на его похоронах, для того чтобы часть его души перешла в вас.
— Как! Да ведь ты мне сказал, что он умер неделю тому назад?
— Он не может быть съеден, пока ему не найдут преемника.
— Съеден? Значит, аймары так далеко распространяют свое поклонение перед этим мертвецом, что даже готовы съесть его?
— О нет! Они едят только пленных и лишь во время длинных голодовок едят трупы своих родных. Однако торопитесь, сеньоры, вождь дожидается.
Четыре индейца раскрыли корзины и достали оттуда диадемы из перьев, связанных растительными волокнами, между которыми были вплетены кусочки золота, ожерелья и браслеты из зубов кайманов и ягуаров и змеиных позвонков, передники, сделанные из полос, нарезанных из шкуры тапиров и расположенных даже с некоторым вкусом, затем они достали бесконечное множество мешочков, содержащих драгоценные амулеты и чудесные лекарства.
По знаку мальчика индейцы надели европейцам ожерелья и браслеты, повязали им передники, надели им на головы самые красивые диадемы из перьев и затем пригласили их выйти.
— Будь серьезен! — сказал Альваро своему товарищу. — Великий священнослужитель смеяться не должен, помни это!
— Сделаю все возможное, чтобы не расхохотаться, сеньор! — отвечал Гарсиа.
Позади них находилась огромная площадь, окруженная хижинами, по всей вероятности принадлежавшими какому-нибудь побежденному племени. Около пятисот взрослых мужчин, почти совершенно голых, вооруженных луками, дубинами, граватанами и каменными топорами, расположились группами, без всякого порядка, на этой площади. Некоторые стояли, другие же сидели на корточках, словно выжидая что-то. Все были ужасны на вид, с очень длинными черными косматыми волосами и нарочно разрисованы так, чтобы устрашать врагов.
Вождь аймаров стоял посредине площади, а возле него расположилась почетная свита, окружавшая какой-то длинный и объемистый сверток. Как только показались два новых пиайе белой кожи, то на площади поднялся оглушительный рев, точно тут собрались сотни диких зверей, но он тотчас же прекратился по одному знаку вождя.
— Вот так компания! — воскликнул Гарсиа. — Что это, люди или звери? Я не могу считать их человеческими существами! Ревут, как дикие звери в пустыне.
— И бегают точно так же, — прибавил Альваро, глядя, как все дикари стали на четвереньки.
— Сеньор Альваро, у меня сердце замирает от страха: вдруг эти звери положат нас на решетку?
— Не бойся, мы для них теперь священны.
— А что это за сверток, который они так сторожат?
— Я думаю, что там находится труп умершего пиайе.
— Что, если они заставят нас есть его, для того чтобы его душа вошла в наше тело?
— Не говори этого, Гарсиа. Мне делается тошно.
Вождь приближался к ним и, выражая глубочайшее уважение, сделал им знак, приглашая следовать за собой.
Его свита уже подняла на плечи сверток, обмотанный грубой материей, сделанной, вероятно, из волокон или коры какого-нибудь растения, и понесла его в лес. Остальные воины последовали за ними, одни шли прямо, другие же бежали на четвереньках. Они глухо ворчали, точно ягуары, а иногда издавали какие-то резкие, гортанные звуки, дергая себя за волосы, и били себя кулаками в грудь.
— Уж не отправились ли они хоронить своего покойника? — сказал Гарсиа.
— Наверное, если только у них существует обычай хоронить покойников. Но я в этом сомневаюсь.
Толпа аймаров, с криками, визгом и ревом, в беспорядке рассыпалась по лесу. Через полчаса люди, несшие сверток, подошли к реке, казавшейся с берега очень глубокой. Вождь влез на скалу, нависшую над рекой, и в течение нескольких минут внимательно рассматривал воду.
Альваро и Гарсиа, последовавшие за ним, попробовали спросить его.
— Карибы, — отвечал аймар.
— Карибы! — воскликнул Альваро. — Это, должно быть, те маленькие рыбки, которые чуть не сожрали Диаса. Помнишь, Гарсиа?
— Да, я помню. Но неужели дикари пришли сюда, чтобы ловить рыбу?
— Увидим, — отвечал Альваро.
Вождь велел принести себе корзину и достал оттуда человеческие члены, по-видимому, только недавно отрезанные, так как они еще были окровавлены. Он взял руку, сохранявшую еще у запястья браслет из раковин, и бросил ее в реку. Вслед за тем он бросил ногу и голову, казалось, принадлежавшие мальчику.
— О, негодяи! — воскликнул Альваро, не будучи в состоянии сдержать жест отвращения. — Они внушают мне ужас!
— Уйдем, сеньор Альваро! — сказал Гарсиа. — Я просто не могу выдержать.
— Ты только скомпрометируешь себя, мальчуган, в глазах дикарей. Нет, если мы хотим спасти свою шкуру, то должны остаться!
— Карибы! — повторил вождь, указывая Альваро на реку.
Португалец наклонился над краем скалы и заглянул в воду, которая была в высшей степени прозрачна, Там он увидел мириады маленьких рыбок, с темными спинками и серебристыми брюшками, которые ожесточенно боролись между собой и что-то пожирали.
— Вождь бросил в воду куски человеческого мяса, и это привлекло кариб, — заметил Альваро своему товарищу.
— А зачем он хотел привлечь их сюда?
В этот момент на берегу реки распространился ужасный, отвратительный запах. Свита, несшая таинственный сверток, обмотанный грубой материей, развернула его и открыла уже совершенно разложившийся труп старого индейца.
— Ну и воняет же этот индеец! — воскликнул Гарсиа, зажимая нос. — К черту всех аймаров с их колдунами!
Индейцы обвязали труп крепкими лианами и поволокли его на край скалы, откуда, медленно раскачивая, сбросили его в воду.
— Они отдали его на съедение рыбам, — сказал Альваро. Карибы с яростью набросились на труп и впились в него своими крепкими зубами, отрывая куски мяса и кожи. Некоторые из рыбок уже скрылись в животе трупа, пожирая его внутренности. Мясо исчезало с невероятной быстротой в зубах прожорливых рыбок, и не прошло десяти минут, как уже от трупа ничего не осталось, кроме костей.
— Вот так анатомы! — воскликнул Альваро. — Эти рыбки стоят большего!
Действительно, они так очистили скелет, что его можно было хоть сейчас ставить в витрину какого-нибудь музея!
Индейцы осторожно вытащили скелет из воды, завернули его в большую рогожу и, обвязав лианами, положили на носилки, сделанные из веток.
— Церемония кончилась! — послышался чей-то голос. Альваро обернулся и увидел возле себя индейского мальчика.
— Пиайе белой кожи теперь могут поселиться в хижине умершего, — сказал юный индеец.
— А что они сделают с костями умершего? — спросил его Альваро.
— Повесят их на дереве и оставят там, пока они не свалятся. Аймары отправились в обратный путь. Они не выражали никакой печали, а некоторые даже были как-то особенно веселы и размахивали своими дубинками, точно сражаясь с каким-то неведомым врагом. Иногда они разбегались в разные стороны, как будто за ними гналось враждебное племя, издавая при этом ужасные крики и яростно ударяя куда попало своими дубинками. Потом вдруг останавливались и бросались назад, к своему вождю, изображая бегство. Глаза их бешено сверкали, и они яростно двигали челюстями, словно разрывая зубами мясо побежденных, и издавали при этом свирепый рев. Вообще, эти дикари гораздо более походили на хищных зверей, ягуаров или кугуаров, нежели на людей, и, казалось, в них не было ничего человеческого.
Когда они пришли в деревню, то воины разбрелись по лесу, так как не было достаточно хижин, чтобы вместить всех. Однако несколько десятков человек остались около одной из хижин, самой обширной и находившейся в центре площади. Стены этой хижины были украшены змеиными шкурами, а на крыше красовались головы кайманов.
— Что это за хижина? — спросил Альваро индейского мальчика.
— Это жилище умершего пиайе, — отвечал индеец. — Теперь вы будете жить здесь, пока аймары останутся в этих местах. Мне дан приказ отвести вас туда и оставаться в вашем распоряжении, пока вы не научитесь языку этих людей.
— А мы можем получить что-нибудь поесть? — спросил его Альваро.
— Скоро принесут в жертву одного из моих соотечественников, которого откормили и находят уже достаточно жирным. Вы получите лучший кусок.
— Который сожрешь ты, чудовище! — прервал его в негодовании Альваро.
Юноша-индеец посмотрел на него с изумлением.
— Ах, да! — проговорил он наконец. — Белые люди любят только белое мясо. Но тут, к несчастью, нет других людей, кроме краснокожих, и я не знаю, можно ли будет достать для вас белое мясо.
— Мы едим только мясо животных и плоды. Понимаешь? Человеческое мясо внушает нам отвращение, — сказал Альваро.
— Вы получите мясо тапира, мясо черепахи и плоды маниока. Войдите сюда и не выходите из хижины, пока не получите приказания от вождя. Пиайе не должны слишком часто показываться среди племени.
После некоторого колебания Альваро и Гарсиа решили наконец переступить порог хижины и вступили во владение бывшим жилищем покойного пиайе.