«Ну же! – подбодрил я себя. – Покажи, чему ты научился на Тверди!»
Толика алкоголя в крови? Чепуха. Так даже лучше. Алкоголь отлично снимает нервный тремор.
Только бы какой-нибудь дурак не выскочил прямо перед Вратами…
Пора! Я до отказа взял штурвал на себя. Перегрузка вышла что надо, но способности видеть я не потерял. На какой-то миг мне показалось, что сейчас я вдребезги разобьюсь о бетон, затем померещилось, что я обязательно снесу кабину медленно подползающей к Вратам очередной платформы, но то шалило подсознание. Маневр, правда, вышел далеко не идеальным, но все же в пределах допуска. Теперь реверс! Двигатель обиженно взвыл, управляемость стала хуже, но я уже летел горизонтально точно во Врата… ну почти точно… впишусь ли?
Два метра – диаметр Врат. Около полутора метров – мои поперечные габариты. Если я на этой скорости задену стенку «бублика», гиперканал автоматически схлопнется во избежание куда более тяжких последствий. Он сделает это мгновенно, располовинив мой катер надвое. Вероятно, и меня заодно с ним. Или Петрова.
А если это произойдет с антиграв-генератором, то дело может кончиться хорошим взрывом.
Все эти дельные мысли посетили меня еще до начала путешествия на Китигай; на борту «Бриллианта» я еще раз как следует обмозговал риски. Теперь же я ни о чем не думал, кроме одного: на хорошей скорости вписаться во Врата. На самом деле это было не труднее, чем с первой попытки вдеть нитку в иголку. Пусть ушко «иглы» невелико, но ведь и я не верблюд! Либо у меня получится, либо, как говорил Фигаро, ищите себе кого-нибудь более юркого. Ерунда, у меня получится! Уже получается!..
Перед самыми Вратами я уперся ногами в переднюю панель и врубил реверс на полную мощность – маршевый двигатель протестующе взвыл, но не захлебнулся. Катер слегка повело вбок, и если бы Врата находились на двадцать шагов дальше, я бы непременно задел о габарит корпусом. Однако обошлось. Везение? Пожалуй, да, но не голое везение. Чаще всего везет тем, кто хорошо подготовлен.
И уже во Вратах я взял штурвал чуть на себя – мне нужно было, гася скорость, разминуться с предыдущей платформой, ползущей по туннелю, а сделать это я мог, только пройдя поверх нее…
Вилли наклеивал на меня пластыри.
– Больно?
– Угу.
– Терпи. Я бы тебе еще не так врезал.
– Догадываюсь…
– Не дергайся. Подумаешь, трагедия – побили слегка. Тебя что, никогда не обрабатывали в полицейском участке на твоей Тверди?
– Обошлось.
– Паинькой был, что ли?
– Я бы не сказал. Просто повезло. Так, как у нас на Тверди бьют, в метрополии не умеют. Вырождается здесь полиция… Уй!
– Терпи.
– А я что делаю?
– Болтаешь. Вот когда закончу – поговорим.
– Обязательно, Кстати, а пораньше вытащить ты меня не мог?
– Соскучился, что ли? – съязвил Вилли.
– Мне скучать не давали…
– А ментоскопия?
– Потом, конечно, применили бы и ее, но начали с традиционных мер воздействия. Отвели душу. Ковали, пока горячо, следак аж вспотел. Двадцать часов непрерывного допроса.
– Могло быть хуже… Ну вот, готово. Экий ты красавчик… Вон там зеркало, полюбуйся.
Из зеркала на меня глядел опухший тип с такой физиономией, будто он неделю беспробудно пил, а потом упал лицом в движущиеся шестерни. Оба глаза почти закрылись. Правое ухо распухло, на левом красовался огромный пластырь, но кончик ушной раковины все-таки торчал из-под него, приятно намекая на то, что ухо по крайней мере не оторвано. Осматривать торс я не стал – и без того было ясно, что там синяк на синяке, а чем меньше возни с одеждой, тем меньше боли. Но ребра и внутренние органы были вроде целы – полицейские знали свое дело, зря я наговорил на них.
Значит, дня через три буду почти как новенький. Что случилось, то уже случилось. Зато я приобрел полезный опыт: узнал на практике, как обращается земная полиция с полоумными циркачами, влетающими во Врата на катере.
– По правде говоря, я думал, что ты лучше организуешь встречу, – сказал я.
Вилли фыркнул.
– А зачем ты форсировал операцию? Я был убежден, что у меня в запасе еще минимум сутки, а скорее, двое-трое.
– Я выполнял задание. В его условия входило, что Петров должен быть вывезен с Китигая как можно раньше.
– Я знал, что ты нахал, но не знал, что до такой степени, – сказал Вилли. – Ты хоть примерно представляешь, сколько тебе светит по суду?
– Раз ты меня вытащил, значит, нисколько, – ухмыльнулся я.
– При хорошем адвокате – лет десять-двенадцать. Прокурор устанет перечислять, сколько раз ты преступил закон. За одно только нарушение привратного права тебя уже могли бы не выпустить под залог. Далее: похищение человека, сокрытие личности, порча имущества, нарушение воздушного права, создание опасности для жизни двух и более лиц… Умник. Не воображай, что освободить тебя было так легко. Наша контора далеко не всесильна, а я тем более. Знаешь, чью санкцию мне пришлось получить на эту операцию? А чего стоило заставить полицию закрыть глаза на инцидент, ты знаешь?.. Лучше тебе не знать. Кстати, еще не поздно все переиграть, так что будь любезен вести себя культурно.
– Убедил, – сказал я. – Кратко и по существу. Я почему-то думал, что ты мне дашь почувствовать это более тонко.
– Что – это? – процедил Вилли. – Что ты нахальная деревенщина?
– Нет, что я теперь у тебя на крючке, можно вываживать рыбку. Чуть взбрыкну – отправлюсь за решетку и буду сидеть, пока не достигну просветления. Убрать агента – тут обычно санкция нужна, а посадить меня ты, наверное, сможешь и без санкции? Кто мне поверит, что я выполнял твое задание? Освободил раба, ха-ха. Сказки. Либо тюрьма, либо психушка. Убежденность в существовании рабства на Китигае – это какая патология, паранойя или шизофрения? Словом, я на крючке. Одно только: я с самого начала понимал, что это неизбежно.
– С начала чего? – буркнул Вилли.
– С начала операции. С подготовительной фазы. Еще тогда, на Самосе, я был почти убежден, что Петров не раб, а самый заурядный человек, обыкновенный служащий в уважаемой фирме. На Китигае убедился окончательно. Можно, конечно, утверждать, что наемный работник в принципе не свободен, но это уже софистика. Формально, да и по сути, ты поручил мне операцию по похищению свободного человека, а я ее выполнил, зная, в чем ее смысл. И пошел я на это сознательно. Кстати, что с Петровым, жив?
– Отделался легким сотрясением и синяками, – проговорил Вилли. – Уже отправлен на родину.
– Я рад. Было бы жаль искалечить человека ни за что ни про что.
Вилли достал бутылку и разлил глисс по бокалам. Кивнул в сторону свободного кресла.
– Хватит любоваться на себя, красавец. Выпей немного, помогает.
– Спасибо, не хочу.
– Твое дело. – Он отпил немного, почмокал. – Прекрасный глисс, один из лучших на Прииске. Точно не хочешь?.. Ладно, твое дело.
Вольно откинувшись на спинку кресла, он смаковал глисс, закатывал глаза и был сейчас так же опасен, как минуту назад, когда выпускал пар в моем направлении. Может быть, сейчас еще опаснее.
– Следовательно, ты убежден, что вся операция была задумана мною с целью скомпрометировать тебя в глазах закона, – сказал он, поставив на столик пустой бокал. – Верно я тебя понял?
– Во всяком случае, такова была одна из целей, – осторожно ответил я.
– И какова же вторая?
– Это тривиально. Проверка способности агента действовать самостоятельно. У меня ведь не было практических занятий.
– У тебя они были, – пробурчал Вилли. – И еще будут, не сомневайся. Это все, что ты имеешь сказать?
– По делу – да, – ответил я, подумав секунду.
– Почему ты форсировал проведение операции? Кто тебя гнал?
– Во-первых, ты…
– Я всего лишь установил крайний срок, – перебил меня Вилли. – Ты мог не слишком торопиться, однако предпочел решить дело наскоком. Почему?
– Потому что на следующий день начинался уик-энд, – объяснил я. – Объект мог уехать в неизвестном направлении или, напротив, просидеть три дня дома, не высовывая носа за пределы своей усадьбы. Мне не улыбалось брать ее штурмом. У Петрова могла оказаться подруга, что осложнило бы дело. Весьма вероятно, в своей усадьбе он держал прислугу, что тоже не упростило бы операцию. Далее, я был почти убежден в том, что вечером накануне уик-энда объект будет допоздна находиться в харчевне «Дайкобуцу», вероятно, в компании сослуживцев. Это старая японская традиция. Удобный случай. Тянуть было неразумно еще и потому, что я обращал на себя внимание: не ездил с круизной толпой по туристическим объектам, мотался туда-сюда сам, присматривался, взял напрокат катер… Если бы меня не взяли на заметку максимум на второй день, значит, местная контрразведка никуда не годится, да и полиция тоже.
Вилли кивнул.
– Они, между прочим, действительно никуда не годятся. Ты не мог этого знать, следовательно, действовал в целом правильно. По-партизански, правда. Решил, что учеба учебой, а старые навыки надежнее? Ну а если бы ты угробился, тогда что? Убил бы себя да еще ни в чем не повинного человека в придачу. Допускаю, что не одного, а нескольких. Вот что меня беспокоит: ты случайно не адреналиновый наркоман?
– Вроде не замечал этого за собой…
– И не заметишь. Такие вещи только со стороны разглядеть можно. – Вилли налил себе еще. – Может, все-таки составишь компанию? Задание было учебным, тут ты прав. Оценка: удовлетворительно. И насчет крючка – ты ведь сам его проглотил, помни.
– Не забуду.
Я поколебался и взял бокал. Глисс был превосходным. Я еще не научился разбираться в его марках, но был уверен, что мне пришелся бы по вкусу даже самый дешевый сорт этого напитка. Хорошая планета Прииск, жаль только, что для немногих.
Хотя, наверное, как раз поэтому и хорошая…
– Больше ты мне ничего не хочешь сказать? – спросил Вилли.
– Замечетельный глисс, – сказал я, причмокнув.
– А еще?
– Можно и еще. Налей мне, если не трудно.
Вилли хмыкнул и налил.