о не обращал внимания, а на случай физического сопротивления в помещении присутствовали дюжие санитары. Я смог ускориться через великое насилие над собой, но все же без посторонних стимуляторов – и что же? Процедура взятия анализов повторилась заново в той же последовательности. И только потом мне было позволено посетить столовую и считать себя временно свободным – до вызова.
Я пообедал, или, вернее, поужинал, – блюда оказались сплошь незнакомые, но на вкус очень даже ничего – и отправился осматривать территорию. Она была огромна и невероятно красива. Тот, кто занимался проектированием ландшафта, обладал вкусом настоящего художника, да и материал для работы, наверное, был самый подходящий. Абы какую планету не превратят в рай для богатеньких. В Галактике до черта землеподобных планет, но лишь каждая сотая из них годится, и то чисто теоретически, для более-менее нормальной жизни Homo sapiens – прочие либо чересчур холодны, либо излишне горячи, либо тектонически активны, либо имеют не пригодные для дыхания атмосферы… в общем, слишком много «либо». Бывает и так, что местная биосфера и человек – два несовместимых понятия, причем флора-фауна планеты достаточно сильна, чтобы постоять за себя.
Биосфера Прииска сдала себя с потрохами. Я не большой специалист по земной биологии, но, кажется, трава, кусты и деревья на территории биоцентра принадлежали к земным породам, и чирикающие в ветвях птички – тоже. Иное дело ландшафты – тут было на что посмотреть. Там и сям из почвы торчали скалы – невысокие, но таких форм, что за целый день не налюбуешься. Далекий от искусства человек вроде меня и тот был обречен поминутно цокать языком в восхищении. С подобия плато – я не разобрал, рукотворного или естественного, – срывался изумительной красоты водопад-веер в сотню весело журчащих струй. Куда там поместью Майлза Залесски на Тверди – сейчас оно казалось мне замухрышкой рядом с принцессой. И над всем этим великолепием теплое ласковое солнышко, совершенно не жгучее, и густая синь неба, и легкомысленно-кудрявые облачка… Ни земных москитов и слепней, ни твердианских волчьих жуков – никто не жужжал перед лицом и не пытался покусать меня. Естественно, никаких крупных хищников.
Приминая траву, проползла крупная черепаха. Вдали пробежал какой-то зверек – кажется, заяц. И только. Я подумал было о волках, без которых расплодившиеся зайцы сожрали бы всю траву, и отверг эту мысль. Наверное, для поддержания баланса было достаточно лис и филинов. А может, на Прииске обитали специально выведенные зайцы с малым сроком жизни, погибающие после первого приплода? Местным генетикам это раз плюнуть.
Меня не очень удивило бы и известие о том, что местные зайцы, когда приходит их срок, закапываются в землю и прорастают картофельными кустами. Нет, лучше ананасами.
Внезапно в небе загорелся яркий слоган: «Котопсы – верные друзья и надежные защитники! Только достоинства и никаких недостатков!» – повисел минуту-другую, затем рассыпался фейерверком и погас. Ну ясно, на Прииске фабриковали и домашних животных с заданными свойствами. Любой болван с банковским кредитом мог купить опасную, как гризли, сторожевую псину, фанатично преданную хозяину, однако не лишенную собственного достоинства и по-кошачьи чистоплотную. Экстравагантный богач мог заказать штучное изделие, скажем, носорога с темпераментом хорька, а то и вовсе нечто, не имеющее даже отдаленных аналогов ни на Земле, ни на Прииске, ни в любом освоенном людьми мире.
К счастью, новых рекламных слоганов в небе не возникло, не то мое воображение разыгралось бы не на шутку. Вокруг было достаточно красоты, чтобы просто-напросто отдыхать душой, а не содрогаться, изобретая в уме монстров.
Я бы еще бродил, любуясь природой, но тут запищал имплантированный мне под кожу тыльной стороны ладони датчик местонахождения, он же сигнализатор срочного вызова. Игнорировать его было можно, но требовало изрядной силы воли – очень уж чесалась кожа над вмонтированной горошиной. Ругаясь и почесываясь, я заспешил в сторону лабораторных корпусов.
– Следовательно, вы не марцианин?
– Я родом с Тверди.
Двое в белых халатах переглянулись.
– Это интересно, – сказал один. – В каком возрасте вы впервые подверглись темпированию?
Отец не говорил, должен ли я скрывать свой первый визит на Марцию. Но он также настаивал на том, чтобы я был открыт и не хитрил.
– В двадцать лет.
– И все это время неотлучно жили на Марции?
– Нет. В первый раз я пробыл там недолго. – Я ухмыльнулся. – Марциане устроили у себя нечто вроде школы подпольщиков из числа жителей земных колоний. Несколько недель жизни под «темпо» – и до свидания.
Белохалатники снова переглянулись.
– Но ведь вы прибыли к нам…
– С Тверди, – сказал я. – А на Твердь попал с Марции. Вместе с кучей перепуганных аборигенов. После войны я два года работал на Марции в составе дипломатической миссии.
Белохалатники закивали – теперь я был им понятен. Более того, отныне я, вероятно, представлял для них несколько большую ценность, чем рядовой марцианин. Те всегда жили под «темпо», даже когда были эмбрионами, ну а я – несколько иное дело. По тому, как оживились глаза ученых мужей, я понял, что они уже записали меня в особо примечательные биологические объекты. Этакая специальная морская свинка, чей удел – положить голову на алтарь науки не просто так, а с особым смыслом.
По правде говоря, я рассчитывал на совершенно противоположное. Но пока приходилось терпеть.
Меня отделили от марциан, перенесли мои вещи в другой жилой корпус и допоздна подвергали то одной малопонятной процедуре, то другой. Вновь брали анализы, помещали в какие-то аппараты, вводили что-то под кожу, заставляли глотать разноцветные пилюли, вынудили еще раз ускориться… На сей раз мне удалось продержаться секунд десять, после чего я выпал в нормальное течение времени совершенно обессиленным и в попытке не упасть чуть не сорвал с лаборантки одежду, хватаясь за все подряд. Никто не отвечал на мои вопросы, и я перестал задавать их. Лабораторной морской свинке полагается знать свое место. Кого интересует ее мнение о проводимых над нею опытах?
Наконец меня отпустили. Был теплый вечер. В бархате неба горели алмазы – звезды Прииска. Ярких звезд было больше, чем у нас на Тверди, и больше, чем на Земле. Я подумал, что Прииск, наверное, находится в спиральном рукаве или, по меньшей мере, внутри богатой звездной ассоциации. Черт знает что. На этой планете даже небо было редкостное, приятное глазу тех, кто еще не ослеп от многолетнего изучения биржевых сводок!
Санитар пожелал мне спокойной ночи и сгинул, а я повалился на кровать. Она была какая-то особенная – то ли пневмо, то ли гидро, я не разобрал. «Завтра разберусь», – успокоил я свою инженерскую любознательность. Вставать с такого лежбища не хотелось, вдобавок меня здорово утомили все эти научные процедуры. Не хотелось вставать даже ради того, чтобы раздеться.
Стук в дверь.
– Кто там еще? – зарычал я. – Не заперто!
Вошла молодая женщина. Она была прекрасна. Нет, не так… Она была настолько хороша, что моментально приковывала взгляд, и этот взгляд сейчас же начинал искать в ней хоть какой-нибудь изъян, но не находил. От этого становилось немного неприятно. Черт побери, раньше я не замечал за собой привычки хмуриться в обществе прекрасных женщин!
Пришлось, конечно, встать. У нас на Тверди нравы во многом еще патриархальные. Где-то, может, и забыли, что мужчина есть мужчина, а женщина есть женщина, но у нас пока еще помнят.
Светлые пышные волосы. Облегающее платье из тех, о которых говорят, что они подчеркивают фигуру. Ерунда! Фигурка моей гостьи не нуждалась в подчеркивании; засунь ее в водолазный костюм – я бы и тогда залюбовался. Да что там я – любого на моем месте хватил бы легкий шок.
– Э-э… – протянул я. Все-таки человек так и не выбрался из животного царства. Когда ему нечего сказать, он или мычит, или блеет.
– К вашим услугам, – обворожительно улыбнулась гостья. Голос у нее был низкий, с этакой легкой чувственной хрипотцой. – То есть к твоим услугам, милый.
– В смысле? – Наверное, я имел ошарашенный вид.
– Я прикреплена к тебе для оказания услуг, – пояснила красавица. – Я умею…
Последовал длинный перечень того, что она умеет на среднем уровне, что она умеет хорошо и в чем она выдающийся специалист. Я не монах, я никогда им не был, но все же покраснел. И еще подумал об аппаратуре наблюдения, весьма вероятно имеющейся в моих апартаментах.
– Э-э… как вас зовут? – промямлил я.
– Не имеет значения. – Она дернула плечиком. – Зови меня так, как тебе нравится, если только ты не предпочтешь звать меня по серийному номеру. Я андроид-феминоморф. Лучше называй меня феминоидом, поскольку «андрос» по-древнегречески – мужчина. – Ослепительная улыбка сопутствовала сему проявлению эрудиции. – Ты можешь вести себя со мной сколь угодно вольно, но я обязана предупредить, что являюсь ценным имуществом и с тебя может быть взыскана компенсация за причиненный мне ущерб. – Новая улыбка. – Ты ведь не садист?
– М-м… Насколько мне известно, пока нет.
– Тогда дай волю своей фантазии, – пригласила гостья. – Сорви с меня платье. Или ты хочешь, чтобы я разделась сама? Сейчас, милый. – Извиваясь ящеркой, она начала вылезать из платья. – Посмотри на меня. Неплохо, правда? У меня отличная генетическая карта, а генотип, как ты, наверное, слышал, определяет фенотип. – Она высунула розовый кончик язычка, давая понять, что шутит, и вдруг бурно задышала. – Где ты, милый? Помоги же мне, иди скорее…
В этот момент в дверь опять постучали.
Глава 3
Вошел крупный мужчина – вошел раньше, чем я принял решение, что ответить: «Войдите» или «Сюда нельзя»? Он и не стал дожидаться ответа – просто вошел, постучав в дверь для чистой проформы. Этак уведомительно постучав.
Женщина-андроид, она же феминоид, прекратила шумно дышать и приостановила процесс выползания из платья.