– Сколько? – спросил Майлз, рассматривая розы.
– Пятнадцать, – бросил продавец.
Майлз ничего не сказал. Просто пошел дальше. Розы бы, конечно, понравились маме, но они стоили половину его бюджета. Он знал, что мог бы зайти в магазин и купить продукты, и это было бы разумно, может, даже убедило бы отца дать матери отдохнуть и самому приготовить ужин. Она это заслужила. Но катастрофы бывают разных видов, и попытка Майлза с отцом приготовить ужин является одним из них. А если бы это было не так, то матери Майлза все равно пришлось бы стоять над ними, приложив ладонь ко лбу, и раздавать указания на испано-английском, то и дело повторяя: «Alluda me santos» – «Боже, дай мне сил».
У Майлза были другие планы.
Следующей остановкой был магазин «Один доллар». Пожилая женщина придержала перед ним дверь, и Майлз скользнул внутрь: в рай одноразовых тарелок, небольших подарков, приветственных открыток и поддельных копий всего, что только можно. Гремели тележки с шаткими колесиками, сканеры пиликали с каждым поднесенным к ним товаром, пластиковые пакеты шуршали. Майлз шел и заглядывал в каждый ряд, прежде чем заметил Френчи. Она сидела на корточках и приклеивала ценники на освежители воздуха для туалета.
– Привет, Френчи.
– Майлз? – Френчи удивленно посмотрела на него, и это было понятно, так как Майлз редко там появлялся. – Что ты здесь делаешь?
– Ищу цветы.
– Цветы? – Френчи встала с ухмылкой и скрестила руки на груди. – А не рановато тебе еще с девочками встречаться? Помню, твой отец платил мне, чтобы я с тобой сидела, и ты постоянно писался в штаны. А теперь мы ищем цветы.
– Они не для девушки. То есть не для… Короче, они для моей мамы.
– Ага, надеюсь, – поддразнила его Френчи. – Это так мило. Надеюсь, Мартелл вырастет таким же внимательным, как ты.
– О, да он купит тебе целый ботанический сад, когда попадет в лигу.
– Эх-х-х, твои бы слова да Богу в уши, – Френчи подняла руки и закрыла глаза, словно в трехсекундной молитве. – Ладно, пошли.
Она отвела Майлза в другой конец магазина, где были цветы.
– Вот, – она указала на месиво зеленого, коричневого, красного и желтого – все осенние цвета во втором ряду.
– А настоящих у вас нет? Эти ведь пластиковые, – сказал Майлз, потрогав лепесток искусственной розы.
– Ты в магазине «Один доллар», парень, – ответила Френчи. Майлз взял одну розу, понюхал ее, отчего тут же почувствовал себя глупо. – Но, чтобы ты знал, они стоят два доллара, – добавила Френчи.
Купив розу, Майлз пошел в «Пиццу Рэймонда», не путайте с «Пиццей Рэя». Это два разных заведения. Майлз решил, что будет надежнее, если Рэймонд займется приготовлением ужина для семьи Моралесов, а не Майлз с отцом. Пиццу любят все, и для нее не нужна помощь Господа.
Люди выстроились у прилавка, заказывая пиццу по кусочкам.
– Два стандартных.
– А мне один пепперони.
– Один стандартный и два с колбасой, пожалуйста.
Мужчины за прилавком резали пиццу на кусочки, совали их в печи на несколько минут, чтобы разогреть, прежде чем выложить их на пластиковые тарелки и завернуть в пакеты.
– Следующий! – крикнул парень за стойкой, задвигая денежный ящик кассового аппарата.
– Мне целую пиццу. Стандартную, – заказал Майлз.
– Целую пиццу, понял, – повторил парень. Затем он перешел к следующему клиенту, который выглядел немного старше Майлза.
– У вас есть анчоусы? – спросил он.
– Анчоусы кончились, друг.
Мысль о пицце с анчоусами внезапно напомнила Майлзу о дяде и о том, как они заказывали пиццу в «Пицце Рэя» в районе Барух. Майлза передернуло.
– Окей, ладно, тогда просто пепперони.
Минут через пять пиццу Майлза вынули из печи и положили в коробку. Наконец она скользнула на прилавок.
– Стандартная целая, верно? – спросил парень за стойкой.
– Ага.
– Пятнадцать.
Майлз положил деньги на стойку, взял пиццу и направился к двери, следуя за парнем, спрашивавшим про анчоусы. Но дверь придержал кто-то еще. Кто-то знакомый. Сначала Майлз не узнал его, но когда они пошли дальше – любитель анчоусов впереди, за ним этот парень и Майлз позади них, – Майлз понял, кто был тот, в середине. Тот самый вор. Лицо его все еще было в синяках после урока, что Майлз ему преподал. Майлз посмотрел на идущего впереди парня – тот уже поднес кусок пиццы ко рту – и заметил, что на нем новенькие кроссовки. «Эйр Макс Инфраред». Такие же, как были на Ганке, когда они пришли на баскетбольную площадку. У Майлза сработало паучье чутье. Вор посмотрел влево, затем вправо, дабы убедиться, что рядом нет копов. Или Человека-Паука.
Он обернулся.
Но это был всего лишь Майлз, Майлз смотрел на него в ответ. Когда они дошли до угла, вор повернул влево, парень с пиццей и кроссовками пошел прямо, а Майлз свернул направо.
Майлз поднимался по лестнице домой с пиццей и розой в руках. Он слышал музыку, доносящуюся из-за двери. Майлз открыл квартиру своим ключом и вошел. В гостиной его встретили мать с отцом, которые танцевали, держась за руки. Духовые, колокольчики, тимбалесы и джазовые барабаны звучали в колонках. Сальса. В исполнении «Фания Ол-старс».
– Эй, Майлз, – пропела его мама, сделав шаг назад и взмахнув руками. Отец протянул ей руку, она взяла ее на секунду, а затем отпустила и сделала полный оборот. Голос Селии Крус окутывал их словное теплое одеяло. Отец Майлза притянул жену к себе и неуклюже наклонил ее.
– Рио, мальчишка-то пришел с подарками, – сказал отец Майлза, отстраняясь от жены.
– Э-э-э… я принес пиццу.
Майлз был в шоке. Он поставил коробку на кухонный стол. Он не ожидал, что родители будут танцевать и смеяться. Не то чтобы они никогда этого не делали, но Майлз подумал, что после такой недели они будут просто смотреть телик, обсуждать счета и ждать его, чтобы подумать над возможным наказанием.
– Пицца! – воскликнула мама Майлза. – Это так мило, дорогой. Спасибо.
– Ты ее не украл? – спросил отец, открыв коробку, в воздух поднялся сырный пар.
– Разве это важно? – пошутил Майлз. Отец запустил палец в шарик сыра.
– Нет.
Пока все идет хорошо.
– А это тебе, – Майлз протянул матери розу.
– Мне? – удивилась она. – Я думала, это для твоей девушки из школы. Для tu amor.
– Нет, она для тебя. К тому же у меня нет девушки из школы, – сказал Майлз. Мама взяла розу и поднесла ее к носу.
– Ты до сих пор не пролил сальсу? – пробормотал отец, выкладывая кусок пиццы на тарелку, которую он достал из шкафа. – Кстати, эта роза искусственная?
– Я купил пиццу и розу, чтобы извиниться.
– Хватит уже извиняться, лучше потанцуй со мной, – сказала мама Майлзу и взяла его за руку. – Помнишь, как мы постоянно с тобой танцевали, когда ты был маленьким? – она вертелась взад-вперед, ноги и руки двигались синхронно.
– Когда ты не писался в штаны, не писался в кровать или не донимал меня, – пошутил отец.
– Не слушай его, – женщина отмахнулась от слов мужа. – Пошли.
И Майлз с матерью танцевали и танцевали, он то наклонялся, то поворачивался, будто боксировал.
– Меньше движений задом, больше талией. Вбок. Вбок. Позволь телу делать то, что оно хочет. Оно само тебе подскажет, как двигаться, – наставительно сказала мама Майлза. Потом к ним присоединился отец.
– Yo soy un hombre sincere, de donde creca la palma, – пела Селия.
– Отлично! – воскликнула мама Майлза, взяв мужа за руку.
– Видишь, сынок, после того как прольешь сальсу, нужно закрепить результат вращением в танце, – похвастался отец. – Каждый раз срабатывает.
Через пару часов, когда Майлз сидел в своей комнате и, как обычно, начищал кроссовки – а точнее, подошву зубной щеткой, – в дверь постучали. Майлз подумал, что родители все- таки придумали наказание. Отец часто так делал. Целый день ждал, смеялся, шутил, делал вид, что все нормально, как вдруг – бам! Наказание.
– Входите.
Как он и подумал, это был отец. Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней.
– Выглядят отлично, сын, – сказал он, посмотрев на кроссовки.
– Спасибо.
– Нам надо поговорить, – Майлз вздохнул, но отец продолжил: – Насчет завтра. Просто хотел уточнить, не передумал ли ты. Если передумал – ничего страшного.
– Идти в тюрьму? Нет, не передумал, – Майлз с облегчением поставил кроссовку на пол. – А ты?
Теперь отец вздохнул.
– Нет, – он подошел к кровати, сел. – Просто хочу убедиться, что мы будем готовы ко всему. В случае, если он окажется не тем, кем мы думаем. Или если он скажет что-то плохое. Тюрьма, она… меняет людей. Поверь мне, я знаю, – Майлз слышал тревогу в голосе отца, хрипоту, будто у того пересохло в горле. Но Майлз ничего не ответил, просто посмотрел на отца и кивнул. Отец хлопнул его по руке и встал. – Ладно, это все, что я хотел сказать, – он наклонился и поцеловал Майлза в лоб. – Спокойной ночи.
Открыв дверь, он обернулся.
– Да, и спасибо за пиццу, – его лицо расплылось в хитрой улыбке. – Хотя пары-тройки анчоусов ей бы не помешало.
Вместе с тяжелым грузом пережитого дня в комнату Майлза проскользнул сон – сразу после того, как из нее вышел отец. Вскоре Майлз незаметно для себя заснул. Майлз не помнил, как ложился. Он сидел на кровати, а через секунду оказался на диване. Кожаный диван, но не в его доме, а в том самом доме, где Майлз никогда не был, но который он хорошо знал. Маленькое окно в его комнате сменилось на огромное, наглухо зашторенное белыми льняными занавесками. Его босые ноги стояли на выложенном плиточной мозаикой полу. В помещении стоял запах грязи, сырости и табака. Клочки кошачьей шерсти парили в воздухе, как маленькие призраки.
– Знаешь, что я больше всего в тебе ненавижу, Майлз? – голос исходил из соседнего кресла. Кресло было огромным, поэтому он не сразу заметил сидящего в нем человека. Это был мистер Чемберлен. Желтая полупрозрачная кожа. Усы и потрескавшиеся губы. Он сидел, сложив руки вместе, впиваясь ногтями одной руки в пальцы другой. – Твое высокомерие. Ты веришь, что действительно можешь спасать людей. Что ты можешь творить добро. Но суперсилы не принадлежат веткам с такого дерева, как твое. Твое дерево гниет с самых корней. И его, приятель, нужно срубить.