И едва я собираюсь расспросить о том, какую часть города наводнили эти птицелюди, раздается звонок от мамы.
– Вот черт, – вырывается у меня. Если не отвечу сейчас, она просто с ума сойдет. – Питер, я тебя найду.
– Хорошо, до скорого! – кричит Питер, у которого явно происходит ожесточенная схватка. – Только, знаешь, чем скорее, тем лучше.
– Спешу, честное слово! – говорю я и переключаюсь на маму.
– Майлз Гонзало, где ты пропадаешь?!
Вопрос, которого я так боюсь. Я закрываю глаза, вздыхаю, забыв о своем полете над городом со скоростью под сто километров в час. Резко вспоминаю об этом и едва успеваю подогнуть ноги, но все же задеваю верхушку дерева.
– Я с Ганке, мам. В чем дело?
– В чем дело?! – переспрашивает она. До меня доносится, как она шепчет что-то на испанском. – Ты вообще на улицу сегодня не выглядывал?
– Ну-у-у, – тяну я, решив сделать вид, будто я ничего не знаю, не раскачиваюсь над домами и фонарями Восточного Бруклина и не ищу центр нашествия птиц-зомби на Нью-Йорк. – Там вроде бы солнечно.
– Майлз! – кричит мама. Она почти в истерике, и мне очень хочется придумать, как ее успокоить. – Какие-то дикие полуптицы-полулюди буквально захватывают город! Они даже ломают поезда в метро! Будь там, где ты сейчас, и никуда не уходи. Вы в общежитии? Я за тобой приеду…
– Нет! – резко выкрикиваю я, пожалуй, слишком поспешно. – В смысле, не нужно, мам. У нас все отлично. Мы ведь на пятом этаже поселились, помнишь? В любом случае эти птицы от нас далеко. Ты как? Как у вас с бабушкой дела?
– Ох, ну… – говорит она, и ее перебивает громкий удар. – У нас все нормально, не беспокойся. Майлз, пожалуйста, никуда не уходи. Ни при каких условиях не выходите из общежития, слышишь меня?
– Хорошо, мам, – отвечаю я. Это ложь. Но я ведь не могу выйти из общежития, если я и так не там, верно? Так что… формально я не соврал. – Ладно мам, мне пора.
– Нет, стой, Майлз!
Мне приходится повесить трубку. Нужно перезвонить Питеру и выяснить, где он. На улицах Нью-Йорка тысячи зомби-птицелюдей, а он один. Человек со способностями паука. А я – второй.
И я знаю, я бы один не справился.
Эти существа откуда-то появились, и я абсолютно уверен – настолько, что рискнул бы поставить на кон свой диджейский пульт (а это самая дорогая мне вещь) – за этим стоит Стервятник. И его внучка.
Я поворачиваю за угол, и передо мной открывается жуткий вид на Таймс-сквер: черных птиц, перьев, когтей и клювов там больше, чем людей. Они заполняют всю площадь сплошной пеленой, и невозможно разобрать, где кончается одно существо и начинается другое.
Я пролетаю над площадью, стреляя паутиной в клюв одного из пернатых существ, и захлопываю ему пасть, пока клюв не успел пробить лобовое стекло машины и сомкнуться на шее пожилой леди на водительском сиденье.
– Майлз! – кричит из телефона Питер. – Как там у тебя?
Ладно, понимаю, он хочет убедиться, что я жив-здоров, он мой наставник и все такое, а город усыпан злобными приспешниками Стервятника, но неужели нужно сначала спрашивать обо мне, а не просить о помощи? Если Питер хочет видеть меня супергероем, может, стоит немного больше на меня полагаться?
Я не хочу навсегда остаться ребенком, за которым нужен глаз да глаз.
– Да, – говорю я. – у меня все отлично. Ты как?
– То же самое, – с трудом выговаривает он.
– Да, очень похоже, – говорю я. – Я на Манхэттене. Где тебя?…
Не успев закончить, я замечаю Питера – крошечное пятнышко на углу огромного телевизионного экрана, на котором идет реклама ежедневной доставки свежих яиц. Думаю, захочу ли я после сегодняшнего вообще слышать о чем-то птичьем – о перьях или яйцах, о чем угодно.
И тут мне приходит в голову другой ужасный по сути своей вопрос. Если эти наноботы изменяют ДНК… значит ли это, что все они теперь могут нести яйца?
Я содрогаюсь от этой мысли и стреляю следующей ниткой паутины.
– Питер, вижу тебя, – говорю я и замечаю, как за его паутину цепляется очередная птица и резко дергает. Надеюсь, его плечи на пострадали.
Но вдруг у него появляется проблема посерьезнее.
Питер несется прямо на птицу, они сталкиваются в воздухе и летят вниз. В панике я ныряю за ними, стреляя паутиной так, чтобы она их поймала и прикрепилась к зданию, а еще одной ниткой цепляюсь за крышу другого.
Питер и птица падают в мой паутинчатый гамак, меня подбрасывает в воздух на двух нитках, а потом дергает вверх и вниз. Я зажмуриваюсь и жду, пока меня перестанет трясти и мир остановится, потом открываю глаза и вижу, как Питер выпрыгивает в мою сторону. Он приземляется на углу крыши, к которой я цепляюсь паутиной, и с растопыренными конечностями повисает на краю.
– Привет, – бодро здоровается он посреди пернатого Армагеддона.
Я улыбаюсь.
– Как дела?
– Ну что ж, – говорит он, обводя рукой происходящий хаос, – Стервятник времени зря не терял.
– Не видел его?
– Не-а. А ты его внучку не замечал?
Вдруг над общим шумом проносится дикий вопль. Чистый голос, который я хорошо запомнил:
– Найдите его!!!
А затем я ее замечаю: девушка в красной металлической броне, с перьями и всем прочим. Она на противоположной стороне улицы. Двое птицелюдей – у одного пышные, у другого костлявые крылья серого цвета – разлетаются от нее в разные стороны.
Предполагаю, что под «ним» она подразумевала меня.
– Может быть, тебе лучше, – говорит Питер, – драться здесь? А я пока разберусь с нашим Голубем? Как ты… думаешь?
Я лихорадочно перебираю в голове наши возможности и слежу за красной металлической птицей. Если она меня заметит, то направится прямиком к нам, в этом я уверен. Я пытаюсь вспомнить каждую ошибку, которую совершил в башне ЩИТа. Я помню, с какой злобой она на меня смотрела и насколько уверенный у нее взгляд. В тот раз она знала, что победит. Она знала, зачем пришла, и точно понимала, как это получить и благополучно сбежать.
Неважно, встал бы у нее на пути Человек-Паук или нет.
Я смотрю вниз и понимаю, что людей на улице все меньше, а оставшиеся разбегаются с криками ужаса. Все больше существ, покрытых перьями, чья одежда застилает площадь. Я вижу, как из рук отца пытаются за ногу вырвать маленькую девочку, и вот выражение ужаса на ее лице сменяется другим, решительным и злобным. Из ее спины вырастают крылья, ребенок превращается в пернатое чудовище и бросается на человека, который несколько секунд назад пытался ее защитить. Что-то в моей груди будто обрывается. Там, где была неуверенность, загорается пламя ярости.
– Нет, Питер, – говорю я, обернувшись к нему. – Разберусь с ней сам.
Питер мерит меня внимательным взглядом, а потом кивает.
– Хорошо, – соглашается он. – Как скажешь.
По его словам ясно – мне пора идти, но тон выдает сомнения старшего брата, который следит за младшим, собирающимся показать какой-то отчаянный трюк на велосипеде прямо посреди оживленного шоссе. Я снова смотрю на злодейку, которая яростным металлическим стражем вышагивает по улицам. Она останавливается перед газетным киоском, смотрит на него, отводит руку и наотмашь бьет по стойке, которая разлетается щепками и обрывками газет. Мы с Питером морщимся, оценивая силу удара.
Пусть она сильна, зато я более изворотливый.
– Питер, не надо меня оберегать. Я справлюсь. Честно.
– Ладно, давай, – говорит он, приставляя два вытянутых пальца ко лбу в знак прощания. – Попробую найти в этом хаосе Стервятника. Наверняка птицы летят из одного гнезда. И если найти его, я найду и героя дня.
Питер спрыгивает с края крыши и перелетает на паутине на другое здание, бросая мне:
– Если что – просто позови.
Я поворачиваюсь туда, где стояла внучка Стервятника, но поздно.
Следующей жертвой, над которой она склонилась, как лев, готовый вцепиться в добычу, должен стать человек, которого я знаю.
Пора.
Ее темные волосы стянуты в тугой пучок. Она одета в синий кардиган. Во взгляде ясных голубых глаз виден ужас, и все же она накрывает собой малыша, которого я никогда не видел, и угрожающе смотрит на металлическую броню.
– Мама? – шепчу я и бросаюсь вперед и вниз. Я лечу через улицу так быстро, как только позволяет гравитация.
И мне не хватает рычага, которой можно ее усилить.
– Отойди от нее!!! – кричу я изо всех сил. Я сам удивлен звуку своего голоса. Злодейка слышит мой крик и уходит от атаки. Но я успеваю зацепиться паутиной за край здания, отпружинить и на обратном пути сбить ее с ног. Мы летим кубарем, поднимая клубы пыли и взрывая асфальт. Остановившись, я оказываюсь сверху, прижимаю ее к земле и отчаянно колочу по лицу, но она отбивает каждый удар бронированными предплечьями.
Блок!
Блок!
Блок!
Блок!
Блок!
Да как она успевает блокировать с такой скоростью?
– Беги отсюда! – кричу я своей маме, но та будто не слышит. Слишком увлеклась маленьким мальчиком, который обливается слезами и прижимает к себе мишку. Он, видимо, потерял родителей, и мама думает, как их найти и вернуть ребенка.
Голубь подлавливает паузу между моими ударами и пользуется этой заминкой. Больше ей и не нужно. Она подтягивает к себе колено и бьет меня в грудь. Я отлетаю и приземляюсь спиной на твердый безжалостный асфальт. Пока я оправляюсь от шока, преступница снова приближается к моей матери.
– Рио! – выкрикиваю я мамино имя, и из моих уст оно звучит непривычно и чуждо. Но пока я в костюме Человека-Паука, я не могу называть ее, как обычно. – Беги!
Но вместо этого она снова прижимает к себе мальчика, которого у нее из рук вырывает внучка Стервятника. От маминого крика кровь стынет в жилах: кажется, будто у нее отбирают меня. Она даже не знает, чей это ребенок, но так решительно его защищает. Мне знакомо это: меня только что швырнули на асфальт, пока я пытался спасти несколько тысяч незнакомых мне людей, так что мы с мамой не такие уж и разные. Я понимаю, что очень долго думал, каким Человеком-Пауком мне быть и достаточно ли будет моих способностей. Теперь я осознаю, что дело не в том, достаточно ли этого. Просто у меня нет ничего другого.