На полу валяются красные крылья. Перья смяты, будто их просто швырнули на пол.
Перед светящимся контейнером с жидкостью, в согнутом положении, с коленями, прижатыми к самому подбородку и тугими пучками на голове, покрытой капюшоном, сидит Скворец. Когда я вошел, она даже не шелохнулась, и я не понимаю, знает ли она, что я здесь. На всякий случай медленно проходя вперед, я оцениваю свои возможности.
Можно было бы сразу уничтожить контейнер для ядовитых веществ, который очень похож на какой-то источник энергии. Это самое быстрое решение проблемы. А можно замотать Скворца в кокон из паутины, как чуть раньше Когтя и Тень. Или можно…
– Я знаю, что ты здесь, Человек-Паук, – говорит она. Я еще не слышал ее голос таким слабым. Скворец поворачивается и смотрит мне в глаза. – Можешь перестать ходить, как мим-параноик.
Я опускаю взгляд и понимаю, что замер с задранным вверх коленом, выставив руки, как лапы велоцираптора, задрав вверх плечи и широко распахнув глаза, будто… мим-параноик. Я быстро выпрямляюсь, прокашливаюсь, но не успеваю придумать речь. Скворец отворачивается к емкости и продолжает говорить:
– Я знаю, зачем ты пришел. Хочешь рассказать, что мой дедушка затеял недоброе. Напомнить мне о том, что я помогла заразить тысячи людей нанороботами, лишь бы отомстить корпорации, которая не имеет ко мне никакого отношения. И добавить, что все это бессмысленно, а довериться ему было глупо.
Так. Я был готов ко многому – уворачиваться от когтей, отбиваться от летающих крюков, обгонять ее на своей паутине. Но к разговорам по душам я не готовился.
– Вообще… я не собирался ничего такого говорить, – признаюсь я.
– Ну и хорошо, – цедит она сквозь зубы. – И не придется. Все равно ты ничего не изменишь. Что сделано, то сделано. А я останусь здесь, ведь мне некуда идти.
Она поднимается и поворачивается ко мне.
– Знаешь, почему я в это ввязалась? – спрашивает она. – Мы победили, так что, наверное, можно и рассказать.
Я упираю руки в бока и пожимаю плечами. Да уж, можно.
– Поверила в благородные помыслы собственного дедушки? – предполагаю я. Более того, я уверен, так оно и есть. И кто бы ни поверил, когда тот, кто тебя вырастил, оказывается в отчаянном положении, брошен в тюрьму и болен раком, и ему остается только принимать очень агрессивные препараты. Он попросил ее о помощи, она согласилась. Потому что любит его.
Я вспоминаю об отце. Он во многом был для меня примером. Ни разу не повысил голос ни на меня, ни на маму… он вообще никогда так не делал. Всегда старался поступать правильно. Научил меня придумывать треки. Водил меня в Проспект-парк, играл со мной в мяч где-то между школой и гастрономом. Когда на работе было спокойно, он разрешал мне посидеть на переднем сиденье в служебной машине, а иногда, когда ставил машину на подземную парковку, мне можно было включить сирену и посмотреть, как весь гараж освещается красными и синими огнями.
Представить себе не могу, каково было бы вырасти с ним, окруженным его заботой, а потом вдруг узнать, что он лелеял злобный план заразить весь Нью-Йорк наноботами, которые превращают людей в зомби-птиц.
И все из чувства мести. Жалкого желания отомстить компании, которая ставила на нем эксперименты.
– Сочувствую, – говорю я.
А что мне еще сказать?
– Вряд ли я могу понять, что такое лишиться доверия тому, на кого равняешься, – продолжаю я, подходя к ней сзади. – Но я знаю, что такое потерять того, кто был для тебя примером во всем. Это больно. И потом долго чувствуешь себя потерянным. – Скворец молчит, поэтому я не останавливаюсь: – Но мы проигрываем, только когда сдаемся.
И снова ни единого слова в ответ. Скворец лишь вздыхает и смотрит на зеленую емкость. Я смотрю в ту же сторону. Теперь я подошел ближе и могу разглядеть, что это. Зловещая жидкость булькает внутри, но очень медленно.
– Кстати, что это?
– Румидий.
Надолго повисает молчание. Так надолго, что я уже перестаю надеяться на ее рассказ.
– Ру-у-ум-и-идий, – тяну я. – И что это?
Тишина. Пауза снова длится так долго, что, когда Скворец снова выпрямляется во весь рост, я вздрагиваю.
– Какая разница? – говорит она. – Даже если бы я хотела все изменить… если бы хотела не соглашаться помогать ему приготовить… – Она резко взмахивает рукой в сторону емкости. – Это… я не смогла бы. Наноботы уже в городе. И делают свои копии. Они захватывают город.
Голос Скворца снова смягчается, и она смотрит на жидкость.
– Их невозможно просто вернуть.
Я гляжу на нее. Она наблюдает за плавающими в жидкости нанороботами. На ее лице и в глазах отражается зеленое зарево.
– Так ты… готова мне помочь?
– Я говорю, помогать нечему. Ты не понимаешь? Человек-Паук, ты опоздал. Мы оба опоздали.
– Нет, – возражаю я. – Я в это не верю. Какой-то способ должен быть. Для начала можно уничтожить вот эту штуку…
– Нет! – кричит Скворец, выбрасывая вперед руку, хотя я даже не двинулся с места. – Нельзя.
– Почему это? – спрашиваю я, складывая руки на груди.
– Видишь статую? – она показывает на емкость.
Я наклоняюсь, о-о-о-очень внимательно всматриваюсь и вижу едва заметные очертания знакомой золотистой крылатой фигуры, которая сидит в контейнере, окруженная зеленой жидкостью.
– Музейные сотрудники думали, что Объятия Тота сделаны из золота, но на самом деле это румидий. Стервятник придумал, как добиться его жидкого состояния при помощи плазмы из хранилищ ЩИТа. Твердый румидий относительно безобиден, а в жидком взрывоопасен. Мельчайшее неверное движение, и эта штука взлетит на воздух. Неизвестно еще, чем это может кончиться.
– И как удалось ее сделать, если это настолько чувствительный материал? – спрашиваю я. – Он ведь не просто наврал тебе, чтобы ты не трогала статую?
– Он не стал бы мне врать, – злобно говорит она. – О дедушке много плохого можно сказать, но он не лгун.
– Ладно, прости, – соглашаюсь я, отворачиваюсь и принимаюсь ходить кругами. – Но зачем она вам понадобилась?
– Активирует нанороботов. Они и без того исправляли ДНК раковых клеток и спасали его от рака, но он хотел большего. С активацией наноботов у него получилось встроить в них фрагменты ДНК птиц. Орлов, соколов…
– Стервятников? – я не могу удержаться от вопроса.
– И их, – со вздохом говорит она. – А теперь эти наноботы заражают других. По плану нужно было уничтожить «Террахил». А затем остановить наноботов.
– Так поможешь мне?
– Не проси меня об этом, – говорит она. – Я не предам деда. – Она молча смотрит на емкость, а потом добавляет: – Но если найдешь способ все исправить, я не буду мешать.
В груди у меня вспыхивает искра надежды, и я чувствую, как уголки рта невольно тянутся вверх. Похоже, в Скворце есть хоть что-то хорошее. Злобная гигантская красная ворона, которая скидывала меня с башни ЩИТа, оказывается, с добрым сердцем. Ну или просто способна на сочувствие.
– Ладно, – соглашаюсь я, вполне удовлетворяясь если не сторонником, то хотя бы тем, кто не будет мешать. – Значит, если я уничтожу источник…
– То просто избавишься от тех наноботов, что еще плавают в жидкости. Тем, у кого они есть в организме, это не поможет.
«Думай, Майлз, думай!» – уговариваю я себя.
Контейнер мы разбить не можем. Вытащить статую, не вскрыв его, тоже, хотя и это не лучшая идея. Просто вылететь в город и обстреливать всех паутиной со скоростью, которая позволит вылечить всех, я не могу. Я ведь один и не могу быть в двух местах одновременно. Беда слишком уж большая.
Слишком серьезная для паука-птицееда.
Если только…
Мне вспоминаются слова мистера О’Флэнигана:
«Представьте себе, что вы превратились в паука и вам предстоит столкнуться с ужасным врагом – например, птицей, которая питается такими, как вы. Представьте, как сложно вам будет его одолеть, не поставив ловушку из паутины, а затем победив его изнутри».
Идея наконец полностью формируется, сердце начинает стучать сильнее, и зрачки у меня увеличиваются.
– Скворец! – хватаю я ее за плечи.
– Ой, что? – кричит она, вздрагивая и поднимая кулаки. – Что случилось?
– Ничего! – восклицаю я. – Просто подумал тут.
Она с силой бьет меня по левому плечу и грозит пальцем.
– Не смей так больше напрыгивать! – предупреждает она и прикладывает руку ко лбу. – Что ты подумал?
Я шагаю вперед и протягиваю ей руку.
– В моей ДНК есть свойства антисептика, – говорю я.
– И?…
– Если смешать ее с жидкостью для паутины, похоже, нанороботы отключаются. Внизу так и было. Я обмотал паутиной несколько человек, и они снова превратились в людей. Я не смог бы справиться один, потому что я… ну, один. Но, может, если обучить на мне наноботов, а потом выпустить их в город… Они обратят процесс вспять. И все эти зомби-птицы вылечатся. От удара по репутации «Террахил» все равно не оправятся, вы уже добились, чего хотели. Но, может быть, если вылечить людей от этой напасти, им не придется страдать и умирать.
Скворец понемногу осознает мое предложение. Она качает головой и сжимает губы, а потом складывает руки на груди.
– Ни за что не получится.
– Почему? – требовательно спрашиваю я. – Есть идеи получше?
– Ну… да. Я могу отсюда сбежать, вернуться домой и притвориться, что ничего не было.
– И бросить все как есть?! – возмущенно спрашиваю я. – И откуда тебе знать, что эта зараза не выберется из Нью-Йорка? Если нанороботы продолжат реплицироваться и заразят вообще всех? Что, если твой дед просто так взял и положил конец судьбе всего человечества? А?!
Я сжимаю кулаки, и во мне поднимается волна ярости. Где-то там моя мама нападает на людей и не может контролировать собственное тело, если ее вообще еще не застрелила полиция. И чем дольше мы ждем, тем больше шансы, что ничего спасти будет нельзя.
Мы обязаны попытаться.