Сперва он попал на борт «Трэвелера», грузового корабля из Бруклина. С собой у Сергея были лишь куртка, шляпа и немного хлеба с сыром. Он прокрался на судно и спрятался в повреждённом ящике. Через некоторое время его обнаружили и после разбирательств сунули в руки швабру и заставили драить палубу. Потом он стал выполнять и другие поручения, и к моменту, когда «Трэвелер» бросил якорь, превратился в полноценного члена команды.
Менялись места, менялись занятия, и однажды Сергей оказался в Африке, где прожил несколько лет. Там он стал настоящим мужчиной, научился выживать по Божьему промыслу, используя лишь свой ум, хитрость и голые руки. В искусстве охоты он видел честь и достоинство. Живя среди африканских племён, он обучился смертоносным искусствам. Шаман-изгнанник из племени масаи, живший в хижине на краю долины Серенгети, научил Сергея смешивать травы, плоды, кровь, почву с соками и ядами и готовить расширяющие сознание и усиливающие природные способности снадобья. Сергей постоянно проверял себя на прочность, голыми руками справляясь с животными гораздо крупнее себя. Он бегал наперегонки с дикими гепардами, изучил имена и повадки всех известных науке зверей и доказал своё превосходство над ними.
Сила и навыки Сергея быстро создали ему репутацию лучшего охотника Африки. Многие были готовы заплатить астрономические суммы за его услуги. Вскоре он обрёл почёт и славу, утраченные его семьёй. Он зажил жизнью, которой лишился, когда обесчестили его род, но не нашёл ни счастья, ни удовлетворения. Позор отца и судьба матери постоянно преследовали его.
Всё изменил звонок из Нью-Йорка. Деловой партнёр предложил Сергею поохотиться за добычей в каменных джунглях Америки. Сергей, взявший к тому времени имя Крэйвен, решил воспользоваться этой возможностью, чтобы восстановить честное имя семьи Кравиновых. Он вернулся в Соединённые Штаты – на этот раз один, в каюте первого класса.
В Нью-Йорке хватало на кого поохотиться, но самой привлекательной добычей был тот, кого Сергея попросили убить, – один из цветастых «супергероев», населивших Манхэттен, пока Сергей отсутствовал. Этот человек в маске сперва показался Сергею слабаком, придурком в красно-синем костюме с паутиной. Сергею было не впервой охотиться на человека, и по выполнении заказа он уже планировал разобраться с другими, более впечатляющими сверхлюдьми. Человек-паук должен был стать лишь ступенькой на пути к славе и почёту. Лёгкой прогулкой, не более.
Однако Человек-паук победил Сергея. А потом ещё раз, и ещё. Он превосходил его снова и снова, постоянно отпуская дурацкие шуточки. Приёмы Человека-паука заставили Сергея вспомнить рассказы шамана о пауке Ананси, западноафриканском божестве, с помощью хитрости и острого языка обводящем вокруг пальца охотников и диких зверей.
Человек-паук оказался изобретательным противником, но Сергей продолжал его недооценивать, каждый раз превращаясь из охотника в добычу и оказываясь поверженным.
Ему пришлось даже поступиться гордостью и для завершения задания объединить силы с другими «суперзлодеями». Долгие годы он пытался превзойти Человека-паука, но тщетно. Эмблема прыгуна по небоскрёбам насмехалась над ним днём и ночью, полыхала в мозгу Сергея, вновь и вновь напоминая, что ему не будет чести, пока на пути Человек-паук. Лёгкая прогулка превратилась в многолетнюю вендетту, а хитрец в алой маске стал белым китом Сергея. Постоянно переживая неудачи и унижение, Сергей осознал, что обычному человеку не под силу сотворить то, что удавалось Человеку-пауку. Обычный человек не мог раз за разом побеждать Сергея и подобных ему. Наконец, с помощью волшебных снадобий, ему открылась истина: Человек-паук был Зверем. Тем самым хитроумным божеством, на протяжении веков водившим за нос благородных мужей. Непревзойдённым обманщиком, причиной всех бед человечества, включая неудачи отца Сергея и самоубийство его матери.
Он был Зверем, которого Сергей поклялся убить.
«Но теперь-то я вижу, – сказал он про себя, продолжая улыбаться даже под градом ударов Человека-паука. – Я вижу всё так, как не видел раньше».
Каким же он был глупцом. Столько лет он боялся человека в дурацкой маске.
«Впрочем, не исключено, что в нём есть нечто особенное, – подумал Сергей. – Что-то великое и в то же время ужасное. Демоническая сущность, разрушившая в своё время Россию, погубившая моего отца и поглотившая мать».
Человек-паук занёс руку для очередного удара, но остановился. Сергей воспользовался передышкой, чтобы сплюнуть кровь. Вместе с кровью на пол полетели два зуба. Помутнённые и остекленевшие глаза Сергея внимательно следили за нападавшим. Он улыбнулся; кровь стекала с его губ на алую ткань костюма.
Фыркнув себе под нос, он оскалил зубы. Все его страхи были никчёмны; он сам выдумал демона внутри Человека-паука. Демона, преследовавшего его со дня, когда большевики прогнали его семью из России. Демона, которого Сергей наконец победил.
Сергей снова улыбнулся и рассмеялся, вызвав гневный, разочарованный рык Человека-паука. Человек-паук кинулся на Охотника и подбил ему глаз, но Сергей Кравинов, с незапамятных времён известный как Крэйвен, больше не был Охотником.
А Человек-паук, много лет тяготивший его груз, был всего лишь человеком, живущим под гнётом страдания, вины, а теперь и сокрушительного поражения.
Сергей расхохотался, и побои продолжились.
Глава четвёртая
ПОЙМАННЫЙ, запертый, брошенный умирать в темноте, как животное…
Эдвард ворочался в углу и причитал, зажав уши руками, чтобы не слышать непрекращающиеся жалобы Паразита.
Я голоден, голоден.
– Замолчи и проваливай. Оставь меня в покое. Эдвард, попробуй снова. Попробуй справиться с клеткой.
– Не получится, не получится.
Эдвард закрыл глаза и попытался забыть о боли в животе. Ему хотелось пить, но полагающуюся ему порцию он уже выпил, и в ближайшие три часа ждать еды и воды не стоило.
Есть хочу!
– Молчи, я тоже хочу. – Урчание в желудке Эдварда было настолько громким, что эхом отражалось от стен тёмной, мрачной комнаты.
Разберись ты с этой клеткой!
– Нет, хватит боли, хватит страданий.
Паука нет уже несколько часов, может, в этот раз он забыл включить напряжение.
– Не хочу проверять. Больно. Боооольнооо.
Вдруг он забыл? Вдруг он забудет и еду принести?
В голову Эдварда закралось сомнение. Паразит всегда напоминал о наихудшем варианте развития событий, чтобы побудить Эдварда к действию.
Голоден, Эдвард?
Его желудок снова заурчал.
– Ещё как.
Дни, прошли дни с тех пор, как он притащил нас в это тёмное место, с тех пор, как мы…
– Заткнись, заткнись, ЗАТКНИСЬ! – Эдвард хлопнул себя по щекам и завизжал, чтобы не слышать голос Паразита. Но как бы тот ни был голоден и слаб, Эдвард понимал, что ничего не выйдет.
…были свободны, гуляли на поверхности и ели что пожелаем, кого пожелаем, а теперь я голоден.
– Да заткнись же! – Эдвард вскочил и замахал руками, будто защищаясь от своего невидимого напарника.
Опустив руки, он уставился на уже ставшие привычными прутья металлической решётки.
Давай, попробуй.
– Ты прекрасно знаешь, чем это закончится. Нам будет больно.
А вдруг не будет? Вдруг в этот раз случится по-другому?
Оба знали, что это самообман и что всё будет как обычно, стоит только Эдварду дотронуться до решётки. За последние дни ничего не изменилось (в тёмной, холодной клетке Охотника они потеряли счёт времени, и Паразит не знал, сколько именно дней прошло). Тем не менее терять было нечего.
Переминаясь с ноги на ногу, Эдвард медленно подобрался к решётке. Не дойдя немного, он вытянул шею и попытался разглядеть, что находится снаружи. Как обычно, не увидев ничего, он стал решать, что делать дальше.
Дотронься до клетки, Эдвард, я есть хочу.
– Хочу есть…
Эдвард протянул руку и дотронулся тремя пальцами до изогнутого стального прута. Решётка загудела и вспыхнула холодным голубоватым светом прямо перед глазами Эдварда. По прутьям пробежали электрические разряды, ток переметнулся на пальцы Эдварда, на его руку, и тонкая, израненная кожа воспламенилась. Эдвард завыл от боли и отшатнулся, хватаясь за обожжённую руку. Он замахал ей в воздухе, пытаясь остановить болезненное жжение, но разряд уничтожил множество нервных окончаний, и Эдварду было больнее, чем когда-либо в жизни. Паразит отчаянно заголосил в его голове, и Эдвард забился обратно в угол зализывать раны.
– Говорил я тебе, говорил, а ты не слушал! Теперь мне так больно! – Эдвард сунул руку в рот и сжал зубы, чтобы не кричать.
Не сработало.
Эдвард, я так голоден, нам надо освободиться, сбежать, поесть.
Где-то высоко грянул гром, напоминая Эдварду о том, как он жил ещё несколько недель назад. Он скучал по своему уединённому подземному жилью. Да, ему было одиноко, но он мог свободно гулять и есть, пользуясь умением Паразита вынюхивать пищу. Да, он был несчастен, его преследовали боль, страх, голод и плохие воспоминания…
Но мы были свободны.
Клетка. Эдвард ненавидел, ненавидел, ненавидел клетку. Озлобленный, ошалевший от боли, он снова поднялся и подскочил к решётке. Подвывая громовым раскатам (или барабанам, или ехидному голосу человека-ползуна, человека-паука), он кинулся на прутья. Металл затрещал под действием тока, руки и грудь Эдварда начали поджариваться, но он лишь оскалился и гневно плюнул на решётку. В глаза полетели искры.
Наконец боль стала нестерпимой. На мгновение Эдвард повис на прутьях, его обожжённая плоть и шерсть прилипли к стали. Он ревел, как ребёнок, во рту пересохло, язык будто окостенел. Зачем он оказался в этом ужасном месте, зачем этот человек побил его и притащил сюда? Эдвард понимал, что может остаться здесь навсегда, его желудок болел, и он жаждал вырваться на свободу.
Он отполз от решётки обратно в угол и свернулся клубком, пытаясь облегчить боль и дрожь. Покачиваясь туда-сюда, он размышлял о том, как долго ещё продлится его заточение.