При этом – не Анна Уотсон.
Добравшись до госпиталя, Питер едва не полез к окну палаты по стене, но вовремя сообразил: там, наверху, ему не удастся проникнуть внутрь, не разбив окно. К тому же он рисковал не только собственной тайной: такой ход мог бы только подвергнуть тетю и прочих пациентов большей опасности.
«Кроме того, не похоже, будто тете что-то угрожает…»
Рассудив так, Питер переоделся в обычную одежду и, не в силах вынести медленной пытки ожиданием лифта, поскакал вверх по лестнице, перепрыгивая с площадки на площадку. К счастью, лестница была пуста. Добравшись до нужного этажа, он едва задержался, чтобы открыть дверь в коридор, и помчался в отделение интенсивной терапии.
Отмахнувшись от сестер, он влетел в палату и увидел высокую стройную женщину в длинном, напоминавшем оперную мантию пальто, склонившуюся над кроватью тети Мэй.
«Как бы там ни было, угрозы она не представляет, иначе паучье чутье уже дало бы знать».
Услышав торопливые шаги Питера, незнакомка обернулась и подала ему тонкую руку с длинными пальцами.
– Мистер Паркер?
Он пожал ее руку. Губы жгла дюжина вопросов, рвавшихся наружу.
– Я – Ванесса Фиск. Жена Уилсона Фиска.
Питер поспешно отдернул руку.
– Послушайте, мне все равно, что…
– Прошу вас! Я понимаю, сегодня вам уже угрожали, но, уверяю вас, это не мой метод, – придвинувшись на полшага, она понизила голос. – Хотя, для полной ясности, скажу: мне тоже нужна скрижаль. Думаю, положение моего мужа вам известно?
– В газетах пишут, что он в какой-то коме, а больше – почти ничего.
– Уже два года ему не могут помочь даже лучшие врачи. Скрижаль – моя последняя надежда вернуть его к жизни. Поэтому я прошу вас поговорить от моего имени с Человеком-Пауком.
Питер моргнул и недоверчиво покачал головой.
– Леди, я понимаю ваше горе, но Человек-Паук никогда не станет помогать такому проходимцу, как Кингпин.
Поджав губы, она опустила взгляд. Глаза ее были исполнены глубокой печали.
– Возможно, вы правы, но на наши деньги построено также это крыло госпиталя, спасшее множество жизней. И я могла бы употребить наше состояние на то, чтобы тайна скрижали послужила благу всего человечества. Власть и деньги меня не прельщают. Кажется, я поняла то, что еще предстоит понять Уилсону: все в жизни проходит, кроме того, что остается после нас.
– Что вы имеете в виду? Что такого остается после нас?
Ванесса Фиск взглянула на бесчувственную тетю Мэй.
– Семья. Ричард, наш сын, винит в случившемся с отцом себя. Он и раньше пытался уйти из жизни, а с тех пор, как это случилось, я даже не знаю, как с ним связаться. Остается только надеяться, что, если муж поправится, Ричард сможет простить себя и вернуться. Он – наше будущее. Наша семья могла бы воссоединиться. А потом… кто знает, что еще мы сможем изменить?
Питер попытался принять сочувственный тон:
– Я понимаю ваше горе и, поверьте, знаю, как может мучить чувство вины, но Уилсон Фиск оставил после себя столько трупов…
Она оборвала его, но даже это не произвело впечатления грубости:
– Простите, но я, как говорите вы, журналисты, уклонилась от темы. Если вы поговорите с Человеком-Пауком, и он согласится отдать мне скрижаль, я оплачу экспериментальное лекарство для вашей тети.
Питер был поражен.
– Вы спасли бы ей жизнь. Но я… я не знаю, поступится ли Человек-Паук справедливостью ради этого.
– Возможно, вы правы, но я навела кое-какие справки. Не знаю, считает ли он вас своим другом, но, очевидно, ваши жизни тесно связаны. Только не сочтите это завуалированной угрозой. Я просто надеюсь, что мое предложение поможет ему изменить мнение обо мне, понять, что мои побуждения далеки от низменных. Надеюсь, он хотя бы согласится встретиться со мной.
«Если отдать ей скрижаль, это спасет тетю Мэй. Но я не могу помогать преступникам, не так ли?»
– Я… я ему передам.
Глава двадцать шестая
ПИТЕР стоял в парке Бруклин Бридж, глядя в воду, и предложение Ванессы Фиск крутилось у него в голове, словно маленькие водовороты у бетонных опор.
Казалось, сделать выбор – проще простого. Это же не сиюминутное решение, когда от быстроты и сноровки зависит жизнь и смерть – скажем, как вернее победить злодея в бою, или каким путем вытаскивать человека из горящего здания!
Он мог бы отдать скрижаль Ванессе Фиск и спасти тетю Мэй – или нет. Мог бы вернуть к жизни одного из самых гнусных преступников, которых когда-либо видел этот город, ради жизни женщины, которая вырастила его – или нет.
Как ни странно, предстоящий выбор прояснил другие ключевые моменты его жизни. Сколько бы Питер ни терзался чувством вины, он в самом деле не мог заранее знать, что тот уличный грабитель убьет дядю Бена, или что Гоблин убьет Гвен. Он никак не мог знать этого заранее, а потом становилось слишком поздно.
Нельзя было даже сказать, какое из принятых решений окончательно определило его судьбу. Стань он героем раньше, мог бы спасти дядю Бена – но именно его геройство погубило Гвен. Думать, будто все было бы хорошо, если бы только он все сделал правильно – тоже своего рода самонадеянность. Как ни велики его возможности или ответственность – бывает в жизни так, что выбор не за тобой.
Однако – не в этот раз. Сейчас судьба тети Мэй действительно была в его собственных руках.
Он вновь взглянул на грязную речную воду. Скрижаль была там, на дне, и все, что от него требовалось, – это нырнуть и достать ее.
Но он еще ничего не решил. Пока – не решил.
Отвернувшись от реки, Питер направился обратно в Виллидж.
Сказать по правде, он был рад, что жизнь избавила его от некоторых решений. Долгое время он злился из-за того, что судьбу Зеленого Гоблина пришлось решать не ему, теперь же впервые понял, насколько ему повезло. Конечно, он предпочел бы не убивать Нормана Озборна. Став убийцей, он предал бы все, во что верил, и осквернил память Гвен. Но в тот момент ему было так больно, так хотелось выплеснуть злость… И в глубине души он спрашивал себя: а почему бы нет? Почему не переступить черту – один лишь раз?
Вот и сейчас он точно так же задавался вопросом: почему бы не отдать скрижаль Ванессе Фиск?
«Ведь есть же разница! Речь не о том, чтобы лишить кого-то жизни, а о том, чтобы вернуть к жизни двух человек! Однако миру снова придется иметь дело с Сильвермэйном – одно это уже достаточно скверно. Возможно, Ванесса Фиск и верит, будто Кингпин способен измениться, но я – нет. А вдруг отыщется способ совладать с действием эликсира, остановить цикл старения и омоложения? Тогда они оба станут еще сильнее прежнего – и, больше того, бессмертными! И будут бороться за контроль над городом… вечно. Конечно, можно дать себе слово изловить Фиска и сдать властям – пусть только попробует вернуться к своим преступным делам. Но это же только отговорка, предлог поступить нечестно. Вон – долго ли Цезарь Цицерон просидел в тюрьме?»
На углу Ист-Хаустон и Лафайетт на пластиковом ящике из-под молока стоял нечесаный, оборванный человек. Он не просил милостыню, не играл музыку и не пророчил надвигающийся конец света. Он просто читал стихи, показавшиеся Питеру смутно знакомыми:
Годы катятся… годы катятся…
Бахрома на брючинах лохматится…
А может, персика вкусить?
И прядь пустить по плешке [9]?
Питер кинул купюру в его шляпу и пошел дальше.
«А если и персик-то не твой?»
На ходу он размышлял, что сделал бы на его месте дядя Бен, но так ни до чего и не додумался. И даже если бы удалось угадать, что посоветовал бы дядя, принимать решение все равно должен был он сам. Потому что с последствиями придется иметь дело только живым. И это не изменится от того, что в мыслях полно призраков. Решение – за ним и только за ним.
По пути к дому он решил свернуть к закрывшемуся «Кофейному Зерну». Там, перед запертой дверью, кто-то стоял в одиночестве, засунув руки в карманы и глядя сквозь стекло в темный зал. Наверное, еще один постоянный посетитель горюет о прошлом…
Подойдя ближе, Питер узнал его.
«Гарри?»
Питер тихо подошел к нему и встал рядом. Увидев его отражение в стекле, Гарри тут же повернулся, чтобы уйти, но Питер схватил его за плечо.
– Погоди. Пожалуйста. Раз уж мы живем вместе, то нужно же хоть иметь возможность разговаривать друг с другом. Если, конечно, ты не собираешься меня выставить.
Гарри поморщился и оттолкнул руку Питера.
– Чтобы вся банда возненавидела меня за то, что выкинул бедняжку Питера Паркера на улицу? Нет уж, спасибо.
Некоторое время они стояли в неловком молчании, глядя в темноту за стеклом.
Питер решился завязать разговор:
– Могли бы предупредить постоянных клиентов заранее…
Гарри насупился.
– Объявление висит не первую неделю. Следовало ожидать, что ты и не заметишь.
Постояв еще немного в молчании, Питер попробовал еще раз.
– Послушай, я понимаю. Ты злишься, потому что я работаю с парнем, которого ты считаешь убийцей отца. Но я точно знаю: он не делал этого! Если б я хоть на секунду поверил, что это он, я бы с ним тут же расстался – даже если это означало бы потерять мой невеликий заработок.
– Мог бы работать у отца, он ведь предлагал.
«Да, пока не свихнулся…»
– Да, но я и так едва успеваю на лекции. Хотел подождать, пока не окончу университет.
Гарри искоса посмотрел на него.
– С твоими-то мозгами? Ты вполне справился бы.
Питер прищурился.
– Это что, комплимент?
– Просто факт. Я бы на твоем месте не делал далеко идущих выводов.
– Ладно, не буду, но почему бы нам не забыть об этом всем ненадолго? Вроде временного перемирия. Не знаю, как ты, а на меня свалилось столько, что дружеская поддержка очень бы пригодилась.
Глядя прямо перед собой, Гарри вздохнул и постучал пальцем по стеклу.
– А вон на том столе Флэш нацарапал свое имя… кажется, я даже вижу его! Как все меняется… даже не верится.