– Что? А что еще?
Мэл прервался на еще одну ириску.
– Мафия в Нью-Йорке, – продолжил он, – в Кони-Айленде и Бруклине значительно активизировалась в последние несколько месяцев. По словам одного из моих наиболее осведомленных источников, масштабы их деятельности выросли более чем в два раза. – Питер присвистнул. – Они начали заниматься новыми видами рэкета. Некоторые из них связаны с востоком. Насколько я понимаю, лицензия от триад. Но в конечном итоге все сводится к отмыванию денег, и в последнее время мытья было много. Огромные суммы. Ты знаешь, где за пределами континентальной части США сосредоточен самый большой запас американской налички?
Питер покачал головой.
– В России. Отчасти потому, что нашей валюте они доверяют гораздо больше, чем своей. Их правительство по-прежнему не до конца стабилизировалось, ну, не настолько, чтобы на него можно было положиться, если оперируешь денежными суммами размерами с государственный долг небольшой страны третьего мира. Несколько лет назад они попытались положить конец отмыванию денег на государственном уровне, попросту изъяв всю наличку у населения и выпустив новые банкноты… но это не сработало, поскольку преступники уже работали с долларами, а не с рублями.
– А как конкретно отмываются деньги?
– А мистер Форсайт об этом еще не написал? – с легкой усмешкой спросил Аренс. – Ну хорошо, вот как работает прачечная. Первым делом нужно скрыть, кому на самом деле принадлежит валюта и откуда она взялась. Нет никакого смысла отмывать деньги, если в конце все будут знать их происхождение. Затем нужно изменить их номинал. Другими словами, если ты начинаешь отмывать десять миллионов долларов в двадцатках, в конце ты хочешь получить что-то другое.
– Даже если у банкнот будут другие серийные номера?
– Этого недостаточно. Тебе нужно полное отсутствие зацепок. К тому же, подумай о логистике. Если ты обменяешь свои купюры на более крупные, твои десять миллионов сразу станут занимать гораздо меньше места. Вот почему Казначейство вывело из обращения купюру в тысячу долларов.
– Я никогда их не встречал, чтобы заметить их отсутствие, – кисло заметил Питер, но Аренс не обратил на его слова никакого внимания.
– Так что теперь для перемещения денег с места на место требуется в десять раз больше бумаги и в десять раз больше места. Это мигом делает денежные переводы менее удобными и более заметными. Удобно для слежки. Итак. – Аренс отставил руку в сторону и принялся загибать пальцы. – Ты хочешь скрыть происхождение денег и уменьшить размер партии, не уменьшая ее стоимость. Но и след самой прачечной тоже нужно спрятать. Иначе зачем весь этот геморрой?
– Я понимаю, к чему ты клонишь. – Питер начал осознавать, почему кто-то хочет убить Аренса. Он выслушал лекцию по теории, но теория эта была основана на практических знаниях. А самый простой способ избавиться от конкретного знания – убрать его носителя.
– Но последняя, и, как я полагаю, самая важная часть процесса: на каждом этапе отмывания контроль за деньгами должен находиться в руках тех, кому можно безоговорочно доверять. Потому что если у тебя украдут грязные деньги, ты вряд ли побежишь с этим в полицию. Впрочем, даже если они чистые, все равно не побежишь, потому что у налоговой возникнут вопросы. Давай попробуем метод двойного счета. Один конец прачечной – это, скажем, продуктовый магазин. Второй – оптовик, который поставляет в магазин продукты. И вы оба друзья. Одна национальность, одна Семья. – Он произнес заглавную букву без всяких проблем. – Однажды ты заказываешь у своего поставщика пятьдесят бочонков борща.
– А борщ бывает в бочонках?
– Понятия не имею, я не фанат свеклы. Однако может так оказаться, что твой поставщик тоже от нее не в восторге и отправляет тебе всего сорок бочек. Но тогда человек, отвечающий за стирку, передает тебе наличные, чтобы компенсировать недостачу. Эти деньги, грязные по какой-то причине, попадают в систему под видом чистых. Это нормально для бухгалтеров, нормально для налоговиков, и довольно скоро, если все идет хорошо, ты открываешь еще один продуктовый и начинаешь заказывать еще больше борща. Чем больше у тебя законных и легальных точек, тем лучше.
Так вот, – Аренс откинулся на спинку кресла и уставился на Питера, – Бруклин и Бронкс, части Стейтен-Айленда и округа Нассо, все они наводнены такими вот легальными магазинчиками, работающими по этой схеме.
Кроме того, русская мафия не забывает и о традиционных занятиях: рэкет, ставки, азартные игры и все остальное. Но за последние несколько месяцев объемы отмывания денег подскочили до небес. По крайней мере, так говорят мои источники, а у меня нет причин сомневаться в точности их информации. Но никто не знает, почему это происходит… а если кто-то знает, то держит рот на замке.
Аренс полез в ящик за очередной ириской.
– Уверен, что не хочешь? Ну, окей. В любом случае, творится что-то еще. Куча больших боссов с комфортом устроились в Нью-Йорке. Они купили себе большие квартиры, перевезли семьи, можно сказать, пустили корни. Нравится нам это или нет, но русская организованная преступность превратилась здесь в еще одну очень закрытую диаспору. Но теперь, совершенно внезапно, часть этих боссов приготовилась резко линять из города. Один купил себе маленький частный остров на Кайманах. Второй приобрел у Тони Старка островок на Багамах. Третий теперь владеет клочком земли на Британских Виргинских островах, и он отстроил там прекрасную и серьезно укрепленную усадьбу.
– С чего вдруг такой интерес к Карибам? – спросил Питер. – Снова отмывание денег? Я где-то слышал, что для частного банковского обслуживания Каймановы острова не хуже Швейцарии.
– Вполне может быть, – согласился Аренс, – Британские Виргинские острова – это налоговая гавань, спору нет, а статус нескольких других островов все еще обсуждается. Они могут принадлежать голландцам или французам, могут быть совершенно независимы, а могут продаваться тому, кто больше даст. Но подобные совпадения неспроста. Это не может быть демонстративным потреблением само по себе. Это не в их стиле.
– Может, они испугались, что скоро для них в Штатах станет слишком жарко с юридической точки зрения?
– Едва ли. Они постоянно уклоняются от различных налоговых законов, словно проверяют, насколько далеко смогут зайти. И пока что им все сходит с рук благодаря первоклассной юридической поддержке. Местной, разумеется. Что касается отмывания денег, то они профессионально заметают следы. Пока нет никаких доказательств, одни подозрения.
Аренс пошевелил ногами, слегка задел пишущую машинку носком ботинка, и тут же наклонился вперед, стереть отметину, которую Питер даже не смог разглядеть.
– Что-то происходит, и это сводит меня с ума. Назови это простым любопытством, но где-то здесь есть связь, и я не могу ее найти.
«И это сведет его с ума», – подумал Питер. И называть Мэла Арена «просто любопытным» – это как утверждать, что вода «просто мокрая».
– Даже если попытка разобраться в происходящем загонит тебя в могилу? – спросил он.
– Не думаю, что до этого дойдет. У меня довольно неплохие отношения с некоторыми из этих людей, и я подучил русский в колледже… хотя эти ребята в основном предпочитают практиковать на мне свой английский. Обычное дело. – Аренс усмехнулся. – Они хотят освоить язык, так будет проще кормиться за счет местных. Но от действительно крутых ребят я стараюсь держаться подальше.
Питер задумчиво уставился на простой пиджак журналиста. Крой был достаточно свободным, чтобы под ним можно было спрятать пистолет. Аренс заметил его взгляд и кивнул.
– Да, – сказал он, – Heckler and Koch VP-70Z, если тебе интересно. Гражданская версия, не полный автомат. И разумеется, у меня есть разрешение. Я оказал департаменту полиции несколько услуг, по-тихому… и они были рады вернуть должок. Но вопрос сейчас не в этом. Ты готов поработать со мной в ближайшие пару недель? Как я говорил, по какой-то причине ситуация накаляется, и мне… нам… нужно узнать, почему. Я прям нутром чую, грядет нечто очень серьезное, угрожающее всему городу. И если я смогу узнать об этом, может, беда нагрянет не совсем внезапно.
– Или ее и вовсе удастся предотвратить, – предположил Питер.
– Возможно, – Аренс улыбнулся. – Но, как я уже сказал, я просто любопытен. Я хочу знать, чем заняты эти люди.
Питер улыбнулся. Ему была знакома подобная разновидность любопытства. Скорее всего, именно она заставила его задать следующий вопрос:
– Насколько ты хороший стрелок?
– Довольно неплохой. Я практикуюсь два раза в неделю на стрельбище и обычно попадаю в цель. В остальное время стараюсь об этом не думать. Весь смысл VP-70 в том, что у него в обойме уйма патронов. Позволяет заставлять людей обниматься с полом, пока я отступаю на заранее подготовленные позиции. Но не забывай: среди этих людей пушки – не просто оружие, это доказательство статуса, поэтому я ношу свою как значок. Без нее в некоторых местах меня бы даже на порог не пустили. Нельзя сказать, что ими совсем не пользуются, но, по крайней мере, не так часто, как некоторые другие организации.
– Как по мне, звучит неплохо, – сказал Питер. – Когда я тебе понадоблюсь?
– Завтра ночью. Я буду брать интервью при весьма необычных обстоятельствах. Один из местных… я полагаю, самым подходящим словом будет мафиози…
– Или мафиозка?
– Очень хорошо, – Аренс улыбнулся и записал слово в блокнот. – Мне нравится. В любом случае, мне показалось, что у этого парня зуб на парочку других участников соревнований. Если я правильно его понял, он может пролить свет на причины внезапного роста местного «бизнеса» и рассказать о тех, кто внезапно решил покинуть страну. Насколько я понимаю, все они скорее соперники, чем союзники. В некоторых случаях вообще до ненависти доходит. Поэтому это не телемост и не деловая встреча. С этим легко можно было бы разобраться на месте. Происходит что-то еще.
– И ты думаешь, это может быть как-то связано с ОХИК?