Человек-Паук в ужасе замер.
Занятое бомбой существо швырнуло в Хобгоблина огромный комок проводов и схем. Раздался небольшой взрыв, и во все стороны брызнули пахнущие миндалем осколки. Предупрежденный паучьим чутьем, Паук бросился на землю, а затем медленно поднялся под звуки разрываемого металла. Хобгоблин и его реактивный глайдер лежали на земле. Покореженный человек и покореженный металл пытались отделиться друг от друга. Человек-Паук узнал источник запаха. «Семтекс[19]».
Тем временем существо наконец вытащило единственную вещь, имевшую для него значение и напоминавшую капсулу из освинцованной стали с прорезями с одной стороны.
Человек-Паук моргнул. Одна из самых раздражающих вещей в атомной бомбе – ее предельно простое устройство, которое удалось повторить даже самым безграмотным террористам и нищим иностранным правительствам. Любая масса плутония сверх определенного количества взорвется – этого просто не избежать. Единственный способ отложить процесс – разделить критическую массу на две части и свести ее вместе только тогда, когда вы хотите произвести взрыв. Сведение сработало и в этот раз, но благодаря тому, что существо так сильно спешило добраться до еды, взрыв не был должным образом ограничен и смог повредить только один конец защитной оболочки. Именно оттуда существо и выдернуло ближайшую полусферу с плутонием и начало есть, с радостным чавканьем запихивая в себе в пасть один кусок плутониево-уранового сплава за другим.
У Человека-Паука было всего два варианта: дышать или не дышать, поскольку плутоний относился к числу наиболее токсичных веществ на планете. Но существо проглотило всю первую порцию и с аппетитом вытаскивало из освинцованной стальной капсулы вторую. И паучье чутье никак на это не реагировало.
– Нет! – закричал Хобгоблин, подбегая к существу, – не смей, ты, тупая…
Человек-Паук так и не узнал, какое определение существу придумал Хобгоблин, поскольку несколько щупалец выросли на пути у суперзлодея и отшвырнули его в противоположный конец комнаты. Существо не удостоило его другим вниманием – оно откусывало кусок за куском от второй темной, сверкающей полусферы. Через несколько секунд и с ней тоже оказалось покончено.
– Нет, – застонал Хобгоблин, пытаясь снова подняться на ноги и нащупать что-то, что угодно, возможно, очередную тыквенную бомбу. – Ах ты, паршивая маленькая… ты испортила мою… да я тебя…
– Нет, я так не думаю, – спокойно откликнулся Человек-Паук. Подойдя к Хобгоблину, он размахнулся и наградил его таким смачным ударом ногой с разворота в челюсть, что тот отлетел так же далеко, как после удара щупалец существа.
Хобгоблин затих. Человек-Паук подошел к нему, убедился, что злодей все еще дышит, а затем опутал его паутиной и подвесил к остаткам от потолка. Разобравшись с этой проблемой, он обернулся и увидел чудище – оно закончило есть, опустилось в кольцо из усталого вида щупалец, отклонилось, словно обжора после крайне плотного обеда, и теперь не шевелилось.
Человек-Паук перевел взгляд на Венома. Симбиот выглядел разъяренным и немного потрепанным. Но его огромные глаза пылали все так же.
– Сколько времени тебе потребовалось, чтобы поймать его? – спросил Паучок.
– Мы бы сказали, – ответил Веном, оглядывая неуклюже рассевшееся на полу чудище, – примерно столько же времени, сколько тебе потребовалось, чтобы поймать это. Веселая была погоня. Мерзавец довольно юркий, когда в воздухе.
– Но в конечном итоге вы вернулись сюда, – заметил Паук.
– О, да. Говорят, дом там, где сердце. – Веном взглянул на покореженную бомбу. – Полагаем, его план заключался в том, чтобы увести нас как можно дальше отсюда, а затем вернуться и дожидаться своего выкупа… или чего похуже. Кто знает, какая злоба таится в этом черном сердце. У нас нет желания проверять.
Существо слегка пошевелилось и застонало.
– Итак, – тихо проговорил Веном, – остается лишь решить, как поступить с тобой.
– Видимо, да, – ответил Человек-Паук, думая про себя: «Я абсолютно не в состоянии снова драться. Но Веном по-прежнему беглец и убийца, а я и так слишком долго это откладывал». Он начал обходить противника.
– Мы думаем, пришло время, – продолжил Веном, – свести старые счеты. Раз и навсегда, все долги выплатить, книги закрыть, одну огромную несправедливость устранить.
Щупальца Венома устремились к Человеку-Пауку. Он с максимально возможной скоростью опутал несколько щупалец, отмахнулся от остальных кулаками и ногами и отскочил в сторону, когда Веном бросился на него.
За их спинами послышался очередной стон. На этот раз в нем звучало нечто, требующее немедленного внимания, и даже Веном остановился посмотреть, в чем дело.
– Что? – спросил он.
Человек-Паук проследил за взглядом Венома. Существо по-прежнему лежало поверх своих щупалец, которые теперь слабо шевелились и извивались, но само оно теперь значительно увеличилось в размерах.
– Существо стало больше… – произнес Веном.
– Оно уже было больше, – ответил Человек-Паук. Чутье начало покалывать его. – Сейчас все стало еще хуже. Полагаю, нам стоит побеспокоиться по этому поводу…
– Согласны, – ответил Веном, и в его голосе тоже прозвучала тревога.
Тут существо разом дернулось и, за неимением другого слова, вздрогнуло. Вся его физическая форма внезапно стала колебаться. «Его оболочка меняется, – подумал Человек-Паук, – атомы его собственной структуры перестраиваются. Энергетические уровни переосмысляют себя – переходят в новое состояние… становятся менее стабильными…»
Существо снова вздрогнуло. Внезапно увеличилось в два раза. Еще раз вздрогнуло, и выросло в три раза. Веном смотрел во все глаза.
И Человек-Паук закричал:
– Ложись! Ложись!
Паук бросился на Венома и увлек его за собой. Они приземлились на полу за одним из полуразрушенных обломков техники. «Хобби!» – подумал Паучок, но времени уже не оставалось. Существо вздрогнуло в последний раз…
…и взорвалось.
12
ЧЕЛОВЕК-ПАУК не знал, как долго продолжались грохот и рев. За свою карьеру он повидал немало взрывов, некоторые с безопасного расстояния, некоторые слишком близко. Этот, безусловно, попадал в последнюю категорию. Паук не мог с уверенностью сказать, оставался ли он во время взрыва в сознании, не отключился ли на пару секунд. А затем последовала ударная волна такой мощи, что Паучок вообще подозревал свой мозг в забастовке, до тех пор, пока уровень шума не опустился до приемлемого.
Дело, разумеется, заключалось в следующем: на поверхности у взрыва имелась бы возможность свободно распространяться по воздуху и рассеивать свою ударную силу вверх. Однако здесь, под землей, он оказался зажат со всех сторон, и поэтому Человек-Паук чувствовал себя так, будто в момент взрыва находился внутри самой бомбы. Все вокруг, слишком хлипкое для того, чтобы противостоять волне разрушения, разрушилось. Все способное выдержать удар тем не менее должно было что-то сделать с переданным ему огромным зарядом энергии, и большинство окружающих Паука поверхностей перевело его в резонирующий с разрушением звук. Стены разваливались с оглушительным грохотом, крепившая их металлическая арматура издавала вой, словно гигантские гитарные струны, страдающие от заключительной обратной связи. Прошло довольно много времени, прежде чем шум стих до степени, позволяющей любому, кто обладал сознанием, начать хоть как-то мыслить, а не молить небо о прекращении этих звуков.
К тому моменту воцарилась почти кромешная тьма. Как это ни парадоксально, единственный оставшийся источник света крепился к самой бомбе. «Вероятно, какой-то резервный элемент питания», – подумал Человек-Паук. Озаряемый светом нескольких красных и белых световых сигналов, упрямо горящих над прекратившими свою работу переключателями, он приподнялся на локтях и огляделся. Недалеко от него пошевелилась черная фигура. Веном. Многие щупальца симбиота оказались задеты самим взрывом, но большая их часть пострадала все-таки от звуковой волны. Звук был одной из слабых сторон симбиота, и теперь все эти обычно очень активные конечности неподвижно лежали на полу. Они выглядели так, будто их пропустили через пресс для отжимания белья. И все же дышал Веном достаточно стабильно. Выживет.
Паучок огляделся и увидел лежащего на полу Хобгоблина. Он стонал. «Хорошо, что я заклеил ему рот, – подумал Человек-Паук. Кряхтя, принял сидячее положение и стряхнул с себя пыль. – Совершенно не хочу сейчас слушать его непрекращающееся нытье о дурацкой бомбе».
В обломках прозвучал какой-то шорох, быстро, впрочем, затихший, и приглушенный писк. «Крысы, – подумал Паучок и во весь голос рассмеялся. После всего пережитого парочка крыс точно не представляла проблемы. – Готов поспорить, они ломают голову, что, черт возьми, стряслось с их домом».
Писк повторился, затем снова послышался какой-то шум, но уже ближе. Человек-Паук повернулся.
– Веном, ты в порядке?
«Хотя зачем я вообще его об этом спрашиваю? С ним гораздо проще иметь дело, когда он в таком состоянии».
– Н-н-н-нгх. – Черная фигура зашевелилась и медленно приняла сидячее положение. – Мы… мы все еще одно целое. Фигурально выражаясь…
– Эм, хорошо.
Писк становился громче.
– Слушай, – добавил Паук, – думаю, будет лучше, если мы прихватим Хобгоблина и уберемся отсюда куда подальше. Я понятия не имею, какой урон нанес этот взрыв окружающим коммуникациям, но мне бы не хотелось, чтобы в эту дыру – а теперь это дыра! – провалилось какое-нибудь здание. Тем более… ого!
Паучье чутье загудело, когда что-то собралось пробежать ему по ноге. Паук подпрыгнул и ударил по этому «чему-то».
– Рядом, малыш! – воскликнул он и попытался вскочить на ноги, но прежде, чем он успел это сделать, что-то еще уткнулось ему в ногу, в колено. Он смахнул незваного гостя еще раз. Затем его попытались атаковать снова.
Повинуясь сигналам чутья, Паук отскочил к более или менее свободному пространству посреди всех этих развалин. За ним последовали маленькие темные фигурки. Паучок знал: это вовсе не крысы. Ни одна крыса не может так прыгать – и даже когда супергерой отскочил в сторону, некоторые из существ прыгнули следом. Маленькие черные существа… с щупальцами! Двадцать или тридцать штук. Двуногие, пока еще не очень гуманоидной формы, насколько вообще их можно было разглядеть в неверном свете контрольных огней разобранной бомбы. Маленькие, размером с чихуа-хуа. Блестящие, черного цвета, клыкастые, когтистые, бешено пищащие – крошечные и более визгливые версии родителя, – они бросались на Человека-Паука, прыгали за ним, голодные, жаждущие впервые в жизни пообедать.