«Надо же с чего-то начинать, – подумал Питер, – а это хороший вариант, ибо территория огромная. К тому же, – он усмехнулся, – мне должен пойти на пользу день на свежем воздухе. В любом случае, больше пока нечем заняться».
НЕСКОЛЬКО часов спустя Паук уже летел на паутине над болотами Эверглейдс. Если двигаться быстро и внимательно наблюдать окрестности, можно успеть осмотреть огромную территорию. Паучок знал: ему необходимо почувствовать эту местность, как он чувствовал Нью-Йорк, чтобы определить лишние детали, которые не вписываются в общую картину. Так что большую часть дня Паучок провел, летая туда-сюда.
Существовали разные схемы поведения, которые были естественны для нью-йоркских улиц: как двигались пешеходы, когда им ничего не угрожало, как ездили машины, когда дороги были свободны от аварий и заторов, общая атмосфера происходящего.
Здесь, разумеется, не было никаких пешеходов, зато болота кишели разнообразной живностью. Питер довольно быстро распознал паттерны полета различных птиц: панические движения тех, кого его приближение спугнуло из укрытия и более спокойные маневры уклонения тех, кто уже находился в воздухе. Паучок быстро смекнул, что быстрая рябь в стоячей воде означала то же самое, что и тяжелое шевеление в подлеске, и старался держаться подальше от аллигаторов, о присутствии которых и свидетельствовало и то, и другое. Он даже заметил пару флоридских пум – первая лишь быстро промелькнула среди деревьев, а вот вторая куда-то плыла. Это его озадачило. Питер даже подумал было, что большая кошка свалилась в воду или ее затащил туда аллигатор, но ближе к вечеру он заметил второго мохнатого пловца, и на этот раз пума явно наслаждалась заплывом.
Он стартовал возле Очопи, недалеко от фермы Мелендесов, и быстро продвигался на северо-запад до тех пор, пока не добрался до Эверглейдс Парквэй в десяти милях к востоку от Дип-Лейк. Он пересек трассу и углубился в Биг-Сайпресс, двигаясь в сторону Санниленда. Достигнув, по его собственным оценкам, границ заповедника Коркскрю свамп и не обнаружив никаких следов, он поменял направление и двинулся на юго-восток.
Было жарко и очень влажно. Солнце лениво катилось по небу, а птицы поспешно убирались у него с дороги, периодически выкаркивая свое недовольство. Однако в округе царила удивительная тишина, несмотря на огромное количество живности.
Так продолжалось большую часть дня, пока солнце не начало клониться к западу. Воздух постепенно начал остывать, и Паучок был весьма этому рад. Его костюм определенно нуждался в стирке, да и сам он был не в лучшей форме после путешествия в таких условиях.
Небеса расчистились: пару часов назад Пауку пришлось на время прервать свои поиски, поскольку на болота обрушился ливень. Молнии прорезали низко висящие тучи, били в воду и, время от времени, попадали в деревья. Но гроза быстро ушла, и Паучок вернулся к поискам. День сменился вечером, солнце нырнуло в сплошную стену облаков на западе. Во многих других местах тишина воцарилась бы именно с наступлением темноты, но не здесь. Птицы и лягушки завели свои песни, крича, пища и повизгивая. Дневная смена охотников и искателей пищи отправилась на покой, а на ее место заступила ночная: животные, которые передвигались тише и незаметнее. За те час или два, пока сгущались сумерки и день постепенно уступал дорогу ночи, Паучок начал привыкать и к ним.
Паучок снова пересек шоссе и устремился на юг, направляясь в самое сердце Эверглейдс. «А мне начинает здесь нравиться, – подумал Человек-Паук, – ни машин, ни грузовиков, которые снуют по всему Нью-Йорку. Только жуки и лягушки».
Паук задержался в верхних ветвях одного из кипарисов и огляделся. Для Луны было еще слишком рано, а от заката осталось лишь слабое мерцание. На расстоянии вытянутой руки от него почти бесшумно пролетело что-то довольно крупное. «Наверное, сова. Ястребы так поздно не летают». Паучок проследил за улетающей птицей. «Низкотехнологичный стелс», – подумал Паук и улыбнулся под маской.
С юга донесся длинный низкий рев. Паучье чутье откликнулось на него легким гудением. Невидимая никому ухмылка мигом исчезла, и Паучок уставился в темноту. Он ничего не увидел, но снова услышал хорошо знакомый рев.
Со всей возможной скоростью Паучок направился к источнику шума. Минут через пятнадцать или двадцать опять раздался рев, на этот раз гораздо ближе. Паучок скорректировал курс. Предположительно, его цель находилась не более чем в полумиле, и он постарался ускориться. Там, где он летел теперь, рощи кипарисов сменились открытой водой, с твердыми и полутвердыми островками, плавающими в болоте словно пельмешки в бульоне.
«Там, где я не могу лететь, я могу прыгать», – напомнил себе Паучок и поскакал в нужном направлении. Теперь, когда утомительные долгие поиски, похоже, принесли свои плоды, настроение у него улучшилось. Всего в паре сотен метров от него, за зарослями тростника, он услышал треск, плеск, и уже не один рев, а целых два. Первый звук был тем самым, за которым он последовал, а вот второй напоминал глубокое шипящее ворчание. «Что за?..»
Он перепрыгнул с одного островка на другой, продрался сквозь заросли камыша и оказался прямо возле сцены схватки с аллигатором. Точнее, схватка уже подошла к концу: аллигатор лежал на соседнем тростниковом острове кверху пузом, его короткие когтистые лапы бессильно перебирали воздух, а челюсти щелкали в пустоту. Но двигались только передние лапы. Задние лапы и хвост не шевелились, и Паучок заподозрил, что аллигатору переломили хребет.
Ящер, стоя по пояс в воде и угрожающе рыча, медленно приближался ко второму кружащему вокруг него силуэту. Второй аллигатор был крупнее первого. Его морда, глаза и ребристая чешуйчатая спина выступали над водой словно рубка подводной лодки, а хвост терялся в клубах взбиваемой им пены.
Внезапно он изменил курс и метнулся прямо к Ящеру. В два взмаха своего огромного хвоста рептилия преодолела разделяющее их расстояние и, широко раззявив пасть, бросилась на противника. Ящер легко уклонился от этого неуклюжего броска и схватил аллигатора, когда тот проносился мимо. Монстр взревел, напрягся, вытащил огромную тушу из воды и поднял над головой. Ошеломленный аллигатор снова издал странный шипящий звук. Его хвост метался из стороны в сторону, но противник находился вне зоны его досягаемости.
Человек-Паук присел на корточки и замер – он был более чем уверен, что сейчас не самое подходящее время отвлекать Ящера, как бы сильно он ни хотел с ним поболтать. И вдруг монстр уронил аллигатора. Сначала Паучок подумал, что это вышло случайно, но Ящер в мгновение ока обхватил своего противника под лапами и крепко сжал его челюсть. «Он знает!» – с мрачным удовлетворением подумал Человек-Паук. Мускулы, которые захлопывали пасть аллигатора, были чрезвычайно сильны, но отвечавшие за ее открытие, были гораздо слабее.
Ящер обхватил тушу аллигатора обеими лапами, сцепил их в неловкое подобие замка и начал сдавливать. Аллигатор метался в его захвате, не в силах даже шипеть. Затем раздался жуткий треск, метание сменилось рефлекторным подергиванием, затем дрожью, пока огромная рептилия не обмякла и безвольно повисла в лапах противника. Ящер отбросил его в сторону и торжествующе взревел.
Человек-Паук осторожно выпрямился, напрягшись и будучи готовым в любой момент переместиться.
– Отличный прием, чешуйчатый, – сказал он.
Ящер повернулся и метнулся к Паучку, который мгновенно отскочил в сторону, разочарованно цокнув.
– Ну разве так встречают старых друзей?
На Ящера его замечание не произвело никакого впечатления, и гигант прыгнул за ним следом. Несколько секунд эта часть болот в глазах стороннего наблюдателя выглядела как весьма оживленная версия игры в салочки. Паук прыгал с островка на островок, Ящер с головокружительной скоростью скакал за ним по пятам.
– Курт, послушай меня! – крикнул Паучок с безопасного расстояния. – Послушай! Остановись! Я просто хочу поговорить. Я не хочу…
«…сражаться с тобой», – мысленно закончил он, отпрыгивая в сторону, когда Ящер снова бросился прямо на него, выставив перед собой когти. Его рев стал громче и почти напоминал крик, будто стальной лист разрывали на части. «Ему как будто бы больно, – подумал Паучок, не желая лишний раз напоминать себе об уже известных фактах, – но я не буду… я не могу… обращаться с ним так, будто он навеки останется Ящером. Я не хочу признавать эту личность. Я должен достучаться до запертого внутри человека».
И снова Ящер бросился на него, на этот раз так быстро, что у Паука даже не было времени опутать противника паутиной. Пришлось со всех сил огреть его по голове. Ящер с плеском рухнул в воду, туловище распростерлось поверх одного из маленьких тростниковых островков. Пока он лежал там, ошарашенный, Человек-Паук склонился рядом:
– Проклятье, – пробормотал он. – Курт?
Ящер перевернулся, шипя от боли, и тупо уставился на темнеющее небо. Глаза с узкими зрачками расширились, безгубая пасть рептилии растянулась в беззвучном оскале. Человек-Паук глянул вверх, а затем со всей возможной скоростью отпрыгнул. Но даже так он едва смог увернуться от острого словно нож щупальца, с чавканьем пропахавшего тростниковую грязь в том месте, где он находился всего секунду назад. Паучок спиной плюхнулся в воду и с трудом поднялся на ноги. Даже если бы он не узнал инопланетное щупальце, полное отсутствие предупреждений со стороны паучьего чутья более чем прозрачно намекало на личность нападавшего.
– Разве ты не слышал, что опасно гулять по болотам после заката? – тихо поинтересовался Веном, и щупальца симбиота устремились к врагу. Паучок снова отскочил в сторону, слегка застряв в слое липкой грязи на дне. Он выбрался на один из островков и отчаянно заозирался вокруг в поисках хоть чего-нибудь, к чему можно было припаутиниться. Примерно в пятнадцати метрах от него возвышался кипарис. Паук прицелился и выскочил из воды очень вовремя, ибо Веном как раз добрался до места, где он только что был.