— Что за НОГА? — спросила Лора. — Какая еще нога?
— Ты гениальный психолог! — сдавленно воскликнул Сэшеа.
— Ладно, ладно, — отмахнулась Лора. — Скажи лучше, что ты вспомнил. Ты ведь что-то вспомнил?
— У, потрясающе! Из такого глубокого детства, что даже не по себе делается!.. Но как-то неловко об этом рассказывать…
— Нет, — настаивала Лора, — вот именно ты должен это рассказать. Не смущаясь ничем. Ты должен мне все рассказать. В этом суть метода. Иначе нам не удастся достичь желаемого эффекта. Все честно и откровенно, как на исповеди. Это и будет началом твоего внутреннего раскрепощения!
— Ты так считаешь?.. Но… мне мешает, что ты — женщина. Моя проклятая чувственность!..
— Ну, отвлекись немного, выпей. Сейчас я не женщина, а специалист, который может тебе помочь. Хочешь я надену белый халат?… Ты говорил о ноге. Может быть, как раз в ней-то все дело.
— Да-да, нога… Понимаешь, когда мне было года два или даже меньше, я обожал играть с ногами. Это ужасно…
— Играть с ногами? Это как же?
— Сейчас… Очень смущаюсь… Алкоголь здорово растормаживает, правда? Алкоголь помогает нам отдохнуть от самих себя… Понимаешь, когда я младенцем валялся в постели с кем-нибудь из взрослых — с мамой ли, с бабушкой или еще с кем-нибудь — со мной развлекались тем, что протягивали мне голую ногу и его меня щекотали, в шутку пугали, тискали, ворочали, валяли, опрокидывали, тормошили… Йога казалась мне каким-то особым существом. Одновременно и страшным, и желанным. Такая мощная, приятная на ощупь, со своим особым, волнующим запахом, необыкновенной формы и поведения предмет. Я ее любил, я с ней боролся, я его обладал, и она обладала мной. Забавляясь моей возней и визгом, меня так приохотили к этой забаве, что я только к ней и стремился… Надо же, как сейчас вижу, как она таинственно прячется под одеялом. Лишь очертания, чуть заметные движения выдают ее. У меня замирает сердце. Я подкрадываюсь, бросаюсь, ловлю ее, но она ускользает, чтобы в следующий момент коварно настичь меня с другой стороны, повалить, начать щекотать… А потом…
— Что же потом?
— Может, тебе действительно лучше надеть белый халат? У тебя такие ноги, такие ноги!.. — завздыхал Сэшеа, с волнением глядя на мою жену.
Он сполз с кресла и, опустившись на колени, собрался ползти к Лоре; я хотел вмешаться, но тут он схватился за челюсть и отчаянно застонал. У него на глазах даже, кажется, выступили слезы.
— Проклятье! Проклятье! — заскулил он все тем же странным, искаженным голосом.
Так и остался сидеть на ковре, а Лора забралась в кресло с ногами и укрылась пледом.
— Я смешон? — заохал Сэшеа. — Я смешон?
(Что у него с челюстью?!)
— Продолжай! — приказала Лора.
— Что же продолжать, Лорочка! Ты же психолог, ты понимаешь, что со мной происходит. У тебя такие чудесные ноги! Я бы только их обнял — и всё! Честное слово, всё! Я только могу мечтать, чтобы с ними поиграть…
Было довольно дико наблюдать за такими необычными, совершенно мне неизвестными проявлениями натуры моего друга, которого я знал так долго, что, можно сказать, любил и поэтому никак не мог обижаться на него даже в такой экстравагантной ситуации.
— Выпей еще вина, — распорядилась Лора, — и продолжай!
— Мне снятся ноги, — продолжал он. — Это характерно, да? Но обычно это очень мучительные сны. Это кошмары… Что было потом, когда я подрос?.. В конце концов взрослые, конечно, распознали, что в этих играх присутствует элемент ужасно непристойный, отвратительный, и резко переменили к ним свое отношение. Теперь, когда я лез к ногам, меня грубо оттаскивали прочь, наказывали, даже били, чтобы уничтожить во мне дурные наклонности… И конечно, уничтожили… Но… появились другие…
— Да, — задумчиво проговорила Лора, — у тебя было довольно грязное детство. И ноги оставили в твоем бессознательном неизгладимый след.
— Пожалуй, — согласился Сэшеа. — А я-то думал, почему не могу без содрогания смотреть на мамины, а особенно на бабушкины ноги. Сейчас они искривились, отекли, вздувшиеся вены опутали их, словно веревки… Но… Лора! Зачем ты спрятала от меня свои ноги? Ты спрятала их под пледом, но ведь от этого они стали для меня еще притягательнее!.. Лорочка, я тебя прошу, пожалей меня! Посмотри, что сотворили со мной враги! Я только…
Роль невольного соглядатая ужасно тяготила меня. Я погромче откашлялся и стал снимать куртку, а затем разуваться.
— Кто там — крикнула Лора.
— В каком смысле? — удивился я. Сэшеа выскочил в прихожую.
— А, это ты! — облегченно вздохнул. — А я тебя жду…
— Он рассказывал мне о своем детстве, — сказала Лора. — У него было довольно грязное детство.
— Да-да, кошмарное детство, — охотно подтвердил Сэшеа, придерживая ладонью подбородок.
— Что у тебя с челюстью? — поинтересовался я. Сэшеа закатил глаза и жалобно застонал.
— На него было совершено нападение, — усмехнулась Лора. — Покушение.
— Да, покушение! — воскликнул Сэшеа. — Посмотри! — поманил он меня. — Они сломали мне челюсть!
Он оттянул пальцами нижнюю губу, и я увидел, что верхние и нижние зубы у него оплетены стальной проволокой.
— Я говорил тебе, что они не оставят меня в покое, — продолжал он. — И вот я пришел к тебе, мы все-таки были друзьями, и я спрашиваю тебя: может, ты отрекаешься от меня, попавшего в такую беду? Может, мне лучше уйти и не подвергать тебя опасности?.. Мне… мне трудно говорить…
Я предложил вернуться в кресло и допить вино.
— А проволока зачем? — поинтересовался я.
Лора объяснила, что при подобных переломах, — чтобы поврежденные кости могли срастись — челюсти фиксируются таким вот оригинальным способом.
— Это был абсолютно профессионально поставленный удар! — сообщил Сэшеа, как мне показалось, едва ли не с гордостью.
— Как же это случилось?
— Я попал в засаду.
— В засаду?
Сэшеа рассказал, что все-таки уговорил Жанку встретиться с ним. У него, конечно, тоже были самые чистые и серьезные намерения. Еще накануне Жанка согласилась пойти с ним в кафе или ресторан, где они могли бы посидеть и пообщаться как друзья… Сэшеа ждал ее около дома, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. Жанка вышла (в своей очаровательной шубке с капюшоном, с сияющими глазами, прекрасная, как ангел), но он сразу почувствовал, что в ней произошла «какая-то тревожная перемена». Он собрался чмокнуть ее в щечку по-братски, но она решительно отстранилась и тут же выложила ему одну ужасную новость. «Нет, Саша, — сказала Жанка, — у нас с тобой ничего не будет, потому что я принадлежу другому человеку!»
— Первой мыслью у меня было, что она имеет в виду тебя, — сказал мне Сэшеа.
— Ну?! — удивился я. — А второй мыслью?
— Какой ты все-таки циник! — возмутился Сэшеа, скривившись не то от досады, не то от боли в челюсти. — У тебя нет ничего святого!
— Есть, — успокоил я его, — есть… Ты лучше рассказывай!
— А ты не перебивай! Умей слушать! Поучись у своей жены умению слушать. Жена твоя — замечательная женщина, прекрасный товарищ. Она понимает человеческую душу. Она гуманна, она внимательна…
— Знаю, знаю! — перебил его я и напомнил: — Ты начал рассказывать, как попал в засаду.
— О, это было сделано чрезвычайно коварно и подло!..
Итак, у него чуть сердце не разорвалось, когда он услышал от Жан те ужасные слова. Но он нашел в себе силы побороть отчаяние и, взяв Жанку под руку, предложил пройтись хотя бы вокруг дома. Сэшеа еще надеялся, что не все потеряно, что можно как-то повлиять на нее, переубедить, спасти… «Хороший ли человек тот, кого ты имеешь в виду?» — спросил он. «Очень хороший», — ответила она. — «Какой-нибудь мальчишка из школы?» — «Нет, не мальчишка!»
Когда они вошли под арку, им преградил путь какой-то здоровый парень, лица которого Сэшеа не разглядел из-за темноты. «Привет», — сказа Жанка парню. «Привет», — ответил тот и, подойдя к Сэшеа почти вплотную и не говоря ни слова, так двинул абсолютно профессионально поставленным ударом в челюсть, что Сэшеа сел в сугроб, потеряв на несколько минут способность двигаться и ориентироваться в пространстве. «Крендель, сказал тогда этот головорез с ухмылкой. — КРЕНДЕЛЬ ИЗ УНИТАЗА». И, взяв Жанку за руку (причем Жанка не оказала никакого сопротивления и даже не выказала неудовольствия), спокойно увел в неизвестно направлении.
— Не может быть! — вырвалось у меня. Сомнений не было: неизвестным был Валерий.
— По-твоему, я сам себе челюсть сломал? — обиделся Сэшеа, не поняв смысла моего восклицания.
Зато Лора тут же навострила уши.
— А что ты так разволновался? — поинтересовалась она. — Может, Жанка действительно обещала принадлежать тебе? Или ты только по дружбе подрядился беспокоиться о ее чистоте?
— Слушай, — разозлился я, — ты привела этого «друга семьи», этого подонка. Он еще и не на такое способен! Ты хочешь, чтобы Жанка начала свою жизнь с того же, с чего и ты?! Я молчал, пока твои дела с Валерием не касались ее, но теперь серьезно тебя предупреждаю: мне это очень не нравится!
Лора с любопытством разглядывала меня, словно вносила для себя новые штрихи в мой «психологический портрет».
— Ну-ну, милый, ты так возбудился! — тихо улыбнулась она.
Сэшеа, который абсолютно не понимал причин нашей перепалки и поглощенный своими собственными подозрениями и страхами — и к тому я довольно пьяный, — сложил ладони, словно в мольбе, и горячо забормотал:
— Не то! Не то, ребята! Не нужно ссориться! Мы ведь с вами, как братья и… сестры… Произошла ужасная ошибка. Я вам признаюсь. Пусть мне сломали челюсть, пусть назвали кренделем, но я остался убежденным интернационалистом, честное слово! Вы должны знать, что я, можно сказать, «антисемит по ошибке»! Я вас всех очень уважаю…
— Что такое? — изумилась Лора. — Он готов, — сказал я.
— Не го, не то, ребята! — продолжал бормотать Сэшеа. — Я к вам пришел с открытым сердцем! Я преклоняюсь перед гениями всех народов. Я верю, что миром правит мудрая рука. Я понимаю, что у вас есть основания не доверять мне, не допускать меня в свой круг…