Они находились в центре круга тишины. «Все равно как летним вечером бродишь по лугу и вокруг того места, куда ты ступил, замолкают кузнечики», – подумалось Кольбергу.
Он уже успел разглядеть Далагатан и установил, что изменений к худшему не произошло, а к лучшему – вполне может быть. Правда, оба полицейских так и лежали на дне фонтана, но других раненых и мертвых на улице не было. Люди, которые были здесь раньше, куда-то исчезли, включая и тех, которые не стояли, а лежали на земле. Оставалось предположить, что они все целы и невредимы.
Гунвальд Ларссон до сих пор не дал ответа на вопрос, как они переберутся через улицу. Вместо того он глубокомысленно прикусил нижнюю губу и глядел мимо Кольберга, на ряд белых халатов, развешанных вдоль одной стены.
Альтернатива была недвусмысленно проста.
Или напрямик пересечь мощеный квадрат площади, или выбираться через окно в Ваза-парк и дальше – задами.
Ни один из способов не представлялся разумным. Первый был чуть ли не равносилен самоубийству, второй потребовал бы слишком много времени.
Кольберг выглянул снова, осторожно, не раздвигая гардин.
Он кивком указал на фонтан с его почти неправдоподобным украшением – земной шар, на шаре ребенок склонился над Скандинавией, и крест-накрест два тела.
Он спросил:
– Ты их обоих знал?
– Да, – ответил Гунвальд Ларссон. – Патрульные из Сольны. Кристианссон и Квант. – И после минутного молчания: – Как их сюда занесло?
Кольберг в свою очередь задал вопрос более актуальный:
– А почему кто-то решил их застрелить?
– А почему кто-то хотел застрелить нас?
Вопрос был тоже весьма уместный.
Несомненно, кто-то был очень заинтересован в их смерти. Кто-то вооруженный автоматом и уложивший не только двух полицейских в форме, но и сделавший все от него зависящее, чтобы уложить Кольберга и Гунвальда Ларссона, но в то же время пощадивший всех остальных, хотя недостатка в живых мишенях у него не было.
– Почему?
Ответ напрашивался сам собой. Стрелявший знал Гунвальда Ларссона и знал Кольберга. Он знал, кто они такие, и сознательно намеревался их убить.
Интересно, а Кристианссона и Кванта он тоже знал? Лично – едва ли, но тут сработала форма.
– Должно быть, он недолюбливает полицейских, – пробормотал Кольберг.
– Ммм, – промычал в ответ Гунвальд Ларссон.
Он взвесил на ладони свой тяжелый пистолет и спросил:
– Ты не видел, этот гад засел на крыше или в какой-то квартире?
– Не успел рассмотреть.
На улице тем временем кое-что произошло. Весьма прозаическое, но тем не менее достойное внимания.
Прибыла карета «скорой помощи». Она остановилась, дала задний ход к фонтану, остановилась снова. Из нее выпрыгнули двое мужчин в белых халатах, они открыли задние дверцы и достали двое носилок. Двигались они проворно и по виду без всякого волнения. Один из них посмотрел на девятиэтажный жилой дом на Далагатан. Но ничего не случилось.
Кольберг хмыкнул.
– Вот именно, – тотчас отозвался Гунвальд Ларссон. – Значит, у нас есть шанс.
– Тоже мне шанс, – сказал Кольберг.
Идея не слишком его вдохновила, но Ларссон уже стащил меховую куртку и пиджак и энергично перетряхивал белые халаты.
– Я, во всяком случае, возьму этот, – изрек он. – Этот больше других.
– Их и всего-то есть три размера.
Гунвальд Ларссон кивнул, сунул пистолет в кобуру и натянул халат, который сразу затрещал в плечах.
Кольберг покачал головой и взял самый большой из попавшихся на глаза халатов. Халат все равно не сошелся. На животе.
По его мнению, оба они здорово смахивали на пару комиков из какого-нибудь немого фильма.
– Может, этот? – спросил Гунвальд Ларссон.
– Именно, может, – ответил Кольберг.
– Значит, о’кей?
– О’кей.
Они спустились по лестнице, пересекли мощеную площадь, прошли вплотную мимо «скорой помощи», где как раз устанавливали первые носилки – с Квантом.
Кольберг взглянул на мертвого. Он узнал его. Он встречал его несколько раз, хотя и редко. Чем-то этот полицейский прославился. Кажется, задержал опасного сексуального маньяка. Или что-то в этом роде.
Ларссон уже дошел до середины улицы. Вид у него был презабавный в халате-недомерке и с белой шапочкой на голове. Оба санитара изумленно воззрились на него.
Щелкнул выстрел.
Кольберг бросился через улицу.
Но на сей раз стреляли не в него.
К востоку вдоль Оденгатан ехал с включенными сиренами черно-белый полицейский автобус. Первый выстрел прозвучал, когда автобус подъехал к Сигтюнагатан, за первым последовала целая серия. Гунвальд Ларссон сделал несколько шагов, чтобы лучше видеть происходящее. Сперва автобус увеличил скорость, потом начал петлять и крутить. Когда он миновал перекресток Оденгатан и Далагатан и скрылся из виду, выстрелы смолкли. И тотчас послышался зловещий грохот железа.
– Болваны, – сказал Гунвальд Ларссон.
Он присоединился к Кольбергу, стоявшему в дверях, распахнул халат, достал свой пистолет и сказал:
– Он на крыше, это ясно, а теперь посмотрим.
– Да, – согласился Кольберг. – Сейчас он был на крыше.
– Это как понимать?
– А так, что раньше его там не было.
– Посмотрим, – повторил Гунвальд Ларссон.
Дом имел два подъезда, оба с улицы. Они стояли возле северного и потому сперва вошли в него. Лифт не работал; перед ним собралась кучка взбудораженных жильцов.
Вид Гунвальда Ларссона в лопнувшем по швам халате, окровавленной повязке и с пистолетом в руках взбудоражил их. Документы Кольберга остались в куртке, а куртка в свою очередь осталась в доме по ту сторону площади. У Гунвальда Ларссона, возможно, было при себе какое-то удостоверение личности, но он не торопился его предъявлять.
– С дороги, – отрывисто приказал он.
– Подождите где-нибудь здесь на первом этаже, – предложил Кольберг.
Успокоить людей – трех женщин, ребенка и старика – оказалось не так-то просто. Возможно, они видели из своих окон, что произошло на улице.
– Не волнуйтесь, – сказал Кольберг. – Опасности нет.
Он вдумался в смысл этих слов и беззвучно рассмеялся.
– Конечно нет, ведь здесь полиция, – бросил Гунвальд Ларссон через плечо.
Лифт был поднят примерно на высоту седьмого этажа. На лестничной площадке этажом выше дверь шахты была открыта, и они могли заглянуть в глубину. Похоже, что лифт безнадежно испорчен, кто-то с умыслом вывел его из строя, и этим «кто-то», скорей всего, был человек на крыше. Следовательно, они получили о нем некоторые дополнительные сведения: он хорошо стреляет – раз, знает их в лицо – два, разбирается в лифтах – три.
«Лучше, чем ничего», – подумал Кольберг.
Лестница упиралась в железную дверь. Дверь была закрыта, заперта и, похоже, забаррикадирована с другой стороны, только неизвестно, чем именно.
Зато они сразу увидели, что обычными средствами ее не откроешь.
Гунвальд Ларссон нахмурил кустистые белые брови.
– Барабанить нет смысла, – сказал Кольберг. – Все равно не откроем.
– Зато можно выломать дверь в одной из квартир этажом ниже, – перебил Гунвальд Ларссон, – оттуда вылезти в окно и попробовать забраться на крышу.
– Без лестниц и веревок?
– Вот именно, – сказал Гунвальд Ларссон. – Ничего, пожалуй, не выйдет.
Поразмыслив несколько секунд, он добавил:
– А чем ты будешь заниматься на крыше? Без оружия?
Кольберг промолчал.
– В другом подъезде наверняка та же картина, – кислым голосом сказал Ларссон.
В другом подъезде и впрямь была та же картина, как выяснилось из показаний суетливого старичка, который назвал себя капитаном в отставке и держал под неусыпным наблюдением кучку собравшихся перед лифтом людей.
– Я считаю, что всем гражданским лицам следует укрыться в подвале, – сказал старичок.
– Отличная мысль, капитан, – поддержал Ларссон.
Впрочем, в голосе его не было бодрости. Запертая железная дверь, открытые двери шахты, безнадежно испорченный лифт. Возможности выбраться на крышу равны нулю.
Гунвальд Ларссон задумчиво поскреб подбородок рукояткой пистолета.
Кольберг нервически покосился на оружие в его руках. Хороший пистолет, вычищенный, ухоженный, рукоятка из резного ореха. Стоит на предохранителе. И тут Кольбергу впервые пришло в голову, что склонность к ненужной пальбе тоже является одним из отрицательных качеств Гунвальда Ларссона. Внезапно он спросил:
– Ты стрелял когда-нибудь в человека?
– Нет, а почему ты спрашиваешь?
– Не знаю, просто так.
– Ну что будем делать?
– Сдается мне, надо вылезать на Оденплан.
– Пожалуй.
– Мы ведь единственные, кто правильно расценивает ситуацию. Во всяком случае, мы более или менее точно представляем себе, что произошло.
Предложение явно не вдохновило Ларссона. Он выдернул волосок из левой ноздри и рассеянно созерцал его.
– Неплохо бы снять этого типа с крыши, – сказал он.
– Только на крышу нам не попасть.
– Верно.
Они снова спустились на нижний этаж. Но в ту минуту, когда они хотели выйти из дома, один за другим прозвучали четыре выстрела.
– В кого это он? – спросил Кольберг.
– В полицейскую машину, – ответил Ларссон. – Упражняется.
Кольберг взглянул на пустую машину и увидел, что обе мигалки и прожектор на крыше пробиты пулями.
Они вышли из дома и, лепясь к стене, завернули за угол на Обсерваториегатан. Людей поблизости не было.
Они сбросили свои белые халаты прямо на тротуар. Над ними застрекотал вертолет. Но видеть его они не могли.
Поднялся ветер, пронзительно холодный, несмотря на обманчивое сияние солнца.
– Ты узнал имена верхних жильцов? – спросил Гунвальд Ларссон.
Кольберг кивнул.
– Наверху есть две квартиры типа студий, но в одной сейчас никто не живет.
– А в другой?
– Какой-то Эрикссон. Мужчина с дочерью, кажется.
– Так, так.
Выводы: некто, умеющий хорошо стрелять, владеет автоматом, знает Кольберга и Гунвальда Ларссона, не любит полицейских, разбирается в лифтах и, возможно, носит фамилию Эрикссон.