го пункта.
– Я потребую прислать войска, – сказал Мальм.
– Да? – удивился Кольберг.
– Да, – ответил Мальм. – Это единственная возможность.
«Ну ясно, единственная возможность, не потеряв окончательно лицо, переложить ответственность на других, – подумал Кольберг. – Чем тут помогут войска?»
– Чем тут помогут войска? – спросил Мартин Бек.
– Пусть разбомбят дом, – сказал Гунвальд Ларссон. – Подвергнут весь квадрат артиллерийскому обстрелу. Или…
Мартин Бек поднял на него глаза:
– Что или?
– Сбросят парашютный десант. Не обязательно даже людей. Можно спустить на парашютах дюжину полицейских собак.
– Совершенно неуместные шутки, – сказал Мартин.
Гунвальд Ларссон промолчал. Зато неожиданно подал голос Рённ, который бог весть из каких соображений именно сейчас углубился в свои записи.
– А Эрикссону как раз сегодня исполнилось тридцать шесть лет.
– Более чем странный способ отмечать день рождения, – отозвался Ларссон. – Постойте-ка, а если выстроить на улице полицейский оркестр, и пусть они сыграют «С днем рожденья тебя». Ему, пожалуй, будет приятно. А потом спустим на крышу отравленный торт с тридцатью шестью свечками.
– Заткнись, Гунвальд, – сказал Мартин.
– Мы ведь еще не пускали в ход пожарных, – пробормотал Мальм.
– Верно, – подтвердил Кольберг. – Но жену Эрикссона убили не пожарные. А у него дьявольски острый глаз, и в ту минуту, когда он среди пожарных увидит переодетых полицейских…
Кольберг смолк.
А Мальм спросил:
– При чем тут жена Эрикссона?
– А при том.
– А, ты про эту старую историю, – сказал Мальм. – Но ты подал мне мысль. Возможно, кто-нибудь из родственников мог бы уговорить его. Невеста, к примеру.
– Нет у него невесты, – сказал Рённ.
– Все равно. Тогда, может быть, дочь? Или родители?
Кольберг передернулся. С каждой минутой в нем крепла уверенность, что все свои профессиональные познания Мальм почерпнул из кинофильмов.
Мальм встал и пошел к машинам.
Кольберг долго, испытующе глядел на Мартина. Но Мартин Бек не встретился с ним взглядом, и вид у него, когда он стоял, прислонясь к стене, был неприступный и озабоченный.
Впрочем, обстановка и не располагала к чрезмерному оптимизму.
Уже есть трое убитых – Нюман, Квант, Аксельссон, а после падения вертолета число их возросло до семи. Мрачный баланс. Кольберг не успел по-настоящему испугаться, когда ему грозила смертельная опасность перед зданием стоматологического центра, но теперь ему было страшно. Отчасти потому, что очередная неосторожность могла стоить жизни еще нескольким полицейским, но прежде всего потому, что Эрикссон мог внезапно отказаться от первоначального замысла стрелять только в полицейских. В этом втором случае нельзя даже представить себе размеры катастрофы. Слишком много людей находится в пределах досягаемости – на территории больницы и в жилых домах на Оденгатан. Но что же делать? Раз время не терпит, остается только одна возможность – штурмовать крышу тем или иным путем. А чего это будет стоить?
Кольберга занимал вопрос, о чем может думать Мартин. Он не привык томиться неизвестностью по этому поводу, его это раздражало. Но недолго, ибо в дверях появился Мальм, и в ту же секунду Мартин Бек поднял голову и сказал:
– Это задача для одного человека.
– Для кого же?
– Для меня.
– Не могу допустить, – решительно отрубил Мальм.
– Ты уж извини, но такие вопросы я решаю сам.
– Минуточку! – вмешался Кольберг. – На чем основано твое решение? Технические соображения? Или чисто моральные?
Мартин Бек взглянул на него и ничего не ответил.
Но для Кольберга и одного взгляда было достаточно. Значит, и то и другое.
А уж раз Мартин Бек принял такое решение, не Кольбергу с ним спорить. Для этого они слишком хорошо и слишком долго знают друг друга.
– Как ты намерен действовать? – спросил Гунвальд Ларссон.
– Зайду в одну из квартир этажом ниже, потом вылезу через окно, что выходит во двор. Ну то, что как раз под северным балконом. И взберусь на этот балкон по складной лестнице.
– Может получиться, – сказал Гунвальд Ларссон.
– А где ты думаешь найти Эрикссона? – спросил Кольберг.
– На верхней крыше со стороны улицы над северной студией.
Кольберг собрал лоб в глубокие морщины и замер, прижав большим пальцем левой руки верхнюю губу.
– Едва ли он там окажется, – сказал Гунвальд Ларссон. – Есть только один шанс достать его. Шанс для хорошего стрелка.
– Постой-ка, – перебил Кольберг. – Если я правильно себе представляю, обе квартиры-студии лежат как два ящика на собственно крыше. Обе – на несколько метров отступя от улицы. Крыша у них плоская, но от нее к краю идет скошенная стеклянная стена, отчего тут получается как бы впадина.
Мартин Бек взглянул на него.
– Да-да, – продолжал Кольберг, – и мне кажется, что именно оттуда Эрикссон стрелял по машине на Оденгатан.
– И при этом сам ничем не рисковал, – вмешался Гунвальд Ларссон. – А ведь хороший снайпер на крыше «Бонниерс» или на колокольне… Хотя нет, с «Бонниерс» ничего не получится.
– А вот про колокольню он не подумал, – сказал Кольберг. – Да там и нет никого.
– Никого, – повторил Ларссон. – И очень глупо.
– О’кей, но, чтобы заманить его на крышу студии, надо каким-то образом привлечь его внимание.
Кольберг снова погрузился в раздумье. Остальные молчали.
– Этот дом немного отступает от красной линии, – сказал он. – Примерно метра на два. Я считаю, что, если затеять что-нибудь в углу, образованном стенами домов, или где-нибудь рядышком, ему, может, придется влезть на крышу студии, чтобы последить, чего это тут делают. Перевешиваться через парапет он едва ли станет. Но если взять пожарную машину…
– Я не хотел бы вмешивать в это дело пожарных, – сказал Мартин Бек.
– Мы можем привлечь тех полицейских, которые уже оделись пожарными. Если они будут жаться к стене, ему в них все равно не попасть.
– Если у него нет при себе ручных гранат, – брюзгливо добавил Гунвальд Ларссон.
– А что они будут делать там, в углу? – спросил Мартин Бек.
– Просто ковыряться, – сказал Кольберг. – Больше ничего и не нужно. Это я могу взять на себя. Но чтоб с твоей стороны ни звука.
Мартин Бек кивнул.
– Вот так, – сказал Кольберг. – Значит, договорились?
Мальм все время с удивлением глядел на Мартина и наконец спросил:
– Это следует рассматривать как добровольный почин?
– Да.
– Должен признаться, что я тобой восхищаюсь, – продолжал Мальм. – Но понимать тебя, по совести говоря, не понимаю.
Мартин ничего не ответил.
Через пятнадцать минут он отправился к крепости на Далагатан. Он старался держаться поближе к стенам домов. Рукой он прижимал к боку складную алюминиевую лесенку.
Одновременно пожарная машина с включенными сиренами выехала из-за угла Обсерваториегатан.
Под пиджаком у Мартина был спрятан коротковолновик, а 7,65-миллиметровый «вальтер» упирался дулом под мышку. Он отмахнулся от полицейских в штатском, которые вылезли навстречу ему из котельной, и начал медленно подниматься.
Наверху он открыл дверь студии универсальной отмычкой, которую добыл для него Кольберг, и оставил в холле верхнюю одежду и куртку.
По профессиональной привычке огляделся – уютная, со вкусом обставленная квартира – и подумал, что интересно бы узнать, кто здесь живет.
Вой пожарных сирен не умолкал ни на минуту.
Мартин Бек чувствовал себя вполне спокойно и уверенно. Он открыл окно, выходящее во двор, и сориентировался. Он находился как раз под северным балконом. Он собрал лестницу, выставил ее наружу и зацепил за перила балкона, примерно в трех с половиной метрах над окном.
Затем он слез с подоконника, вернулся в квартиру и настроил приемник. Рённ отозвался тотчас же.
Со своего поста, позади больничной территории, на крыше двадцатиэтажной башни «Бонниерс» Эйнар Рённ вел наблюдение за расположенным на пятьсот метров юго-западнее домом № 34 по Далагатан. Глаза у него слезились от резкого ветра, но объект наблюдения был виден вполне отчетливо – крыша над северной студией.
– Ничего, – сказал он в приемник. – Пока ничего.
Он услышал вой пожарной машины, и вслед за тем какая-то тень скользнула по узкой, освещенной солнцем полоске крыши. Он поднес микрофон к губам и сказал обычным голосом:
– Да. Вот он. Вижу. На этой стороне. Лежит на крыше.
Через двадцать пять секунд сирены умолкли. Рённ, удаленный от Далагатан на полкилометра, не отметил сколько-нибудь серьезных изменений. Но уже мгновение спустя он увидел вдали тень на крыше, увидел встающую фигуру и сказал:
– Мартин! Давай!
Вот теперь голос у него был хриплый от волнения. Ответа не последовало.
Будь Рённ метким стрелком – а он таковым не был – да будь у него вдобавок винтовка с оптическим прицелом – а таковой у него тоже не было, – он, пожалуй, мог бы попасть в фигуру на крыше. Да, и еще если бы он рискнул выстрелить, что тоже очень сомнительно. Ибо фигура на крыше вполне могла оказаться Мартином Беком.
Для Эйнара Рённа не имело большого значения, что у пожарной машины перегорел предохранитель и смолкла сирена.
Для Мартина Бека это значило все.
Едва получив сигнал от Рённа, он оставил радио, метнулся к окну и стремительно взобрался на балкон. Прямо перед собой он увидел глухую заднюю стену студии с узкой ржавой лестницей.
Когда смолк защитный звук сирены, он уже карабкался наверх, сжимая пистолет в правой руке.
После страшного, рвущего уши воя тишина вокруг казалась полной.
Дуло пистолета чуть слышно звякнуло о правый стояк лестницы.
Мартин Бек достиг крыши. Его голова и плечи уже поднялись над ее краем.
На крыше в двух метрах от него стоял Оке Эрикссон, широко расставив ноги и нацелив дуло пистолета ему в грудь.
Мартин же все еще держал свой «вальтер» под углом кверху и слегка в сторону, не успев придать ему нужное направление.