– Мальм тоже, – сказал Мартин Бек. – Но ведь нам от этого не легче?
– Нет, конечно нет, – ответил Монссон.
Несколькими часами позже они сидели в кабинете Монссона и смотрели на заасфальтированный двор, в котором стояли черно-белые автомобили и по которому взад-вперед ходили полицейские.
– Что ж, – сказал Монссон. – Наше положение не так уж и плохо.
Мартин Бек посмотрел на него с некоторым удивлением.
– Мы знаем: Олафссон находился в Стокгольме третьего февраля, а доктор уверяет, что он умер самое позднее седьмого. Промежуток времени сужается до трех или четырех дней. Думаю, мне все же удастся найти кого-нибудь, кто видел его здесь. Хотя бы какую-нибудь зацепочку.
– Откуда у тебя такая уверенность?
– Наш город не очень велик, а круг общения Олафссона еще меньше. У меня имеются определенные связи. До сих пор толку от них было мало, потому что люди не знали, кого именно им нужно искать. Кроме того, полагаю, необходимо предоставить все имеющиеся сведения прессе.
– Мы не можем допустить, чтобы они что-либо публиковали. И потом, это входит в компетенцию прокурора.
– Я не привык так работать.
– Ты что же, собираешься расследовать это дело самостоятельно?
– Случившееся в Стокгольме меня мало интересует, – подчеркнул Монссон. – А разрешение прокурора – всего лишь формальность. По крайней мере, здесь, у нас.
Мартин Бек улетел домой в тот же вечер. Около десяти он был в Стокгольме и спустя два часа уже лежал на своем диване в гостиной, в Багармуссене.
Свет он погасил, однако заснуть не мог.
Его жена уже спала, и сквозь закрытую дверь спальни отчетливо слышался ее негромкий храп. Детей дома не было. Ингрид ушла рисовать лозунги для завтрашней демонстрации, а Рольф, очевидно, веселился на какой-то молодежной вечеринке с пивом и музыкой.
Он чувствовал себя одиноким, словно ему чего-то не хватало. Например, желания встать, пойти в спальню и сорвать ночную рубашку с жены. Он подумал, что должен, по крайней мере, испытывать такое желание по отношению к кому-то другому, например к чьей-то чужой жене. Но к чьей именно?
Бек все еще не спал, когда в два часа вернулась Ингрид. Наверное, жена сказала ей, чтобы она не приходила слишком поздно. Рольф же мог приходить когда угодно, хотя был на четыре года младше сестры, по меньшей мере раза в два глупее ее и не обладал даже сотой долей инстинкта самосохранения и осмотрительности, присущих Ингрид. Это естественно, ведь он мальчик.
Девушка проскользнула в гостиную, наклонилась и чмокнула отца в лоб. От нее пахло потом и краской.
«Какая нелепость, – подумал Бек, – какая кругом нелепость!»
Прошел еще час, прежде чем он уснул.
Когда утром второго мая Мартин Бек приехал в управление на Кунгсхольмсгатан, Кольберг уже разговаривал с Меландером.
– Какая нелепость! – воскликнул Кольберг и ударил кулаком по столу так, что все, кроме Меландера, подпрыгнуло.
– Да, странно, – с серьезным видом согласился Меландер.
Кольберг был без пиджака, узел галстука он ослабил и расстегнул воротничок рубашки. Наклонившись над столом, Кольберг сказал:
– Странно! Страннее некуда. Кто-то подложил бомбу с часовым механизмом в матрац Мальма. Мы думали, Олафссон. Но Олафссон тогда уже был мертв больше месяца: ему проломили череп, засунули труп в старый автомобиль и столкнули в море. И теперь мы сидим и не знаем, что нам делать.
Он замолк, чтобы перевести дыхание. Меландер ничего не сказал. Оба они кивнули Мартину Беку, но как бы между прочим, словно его вообще здесь не было.
– Если мы предположим, что имеется связь между попыткой убийства Мальма и убийством Олафссона…
– Пока это всего лишь предположение, – напомнил Меландер. – У нас нет никаких доказательств существования такой связи, хотя ее отсутствие маловероятно.
– Вот именно. Подобных совпадений не бывает. Следовательно, есть основания полагать, что третья составляющая этого дела естественным образом связана с двумя другими.
– Ты говоришь о самоубийстве Мальма?
– Да, – сказал Меландер. – Он мог покончить с собой, зная, что игра проиграна.
– Верно. Он знал, что его ожидает, и предпочел открыть газ.
– Он испугался, это факт.
– Причем у него были все основания для этого.
– Следовательно, можно сделать вывод: он не рассчитывал, что ему позволят остаться в живых, – сказал Меландер. – Он испугался, что его убьют. Но в таком случае кого он боялся?
Кольберг задумался. Ход его рассуждений приобрел неожиданный поворот.
– А может, Мальм убил Олафссона? – предположил он.
Меландер вытащил из ящика письменного стола половинку яблока, ножом для бумаги отрезал кусочек и положил его в свой кисет.
– Неправдоподобно, – сказал он. – Мне трудно себе представить мелкого жулика вроде Мальма, способного совершить подобное преступление. Я, конечно, имею в виду не моральные принципы старины Йёрана, а технические детали самого убийства, его изощренность. Не по зубам такое Мальму.
– Блестяще, Фредрик. Твоя логика безупречна. Ну и каков же вывод?
Меландер ничего не сказал.
– Каков четкий логический вывод? – упрямо повторил Кольберг.
– От Олафссона и Мальма решили избавиться, – не очень уверенно ответил Меландер.
– Кто?
– Мы не знаем.
– Не знаем. Но в одном не может быть сомнений.
– Да, – сказал Меландер. – Ты, наверное, прав.
– Это работа профессионала, – словно разговаривая сам с собой, сказал Мартин Бек.
– Вот именно, – заявил Кольберг. – Профессионала. Только профессионалы используют камни, засунутые в носки, и бомбы с часовым механизмом.
– Согласен, – отозвался Меландер.
– Вот почему мы сидим здесь, почесывая затылки и тараща глаза, словно видим нечто сверхъестественное. Мы всегда имели дело только с дилетантами. Причем занимались ими так долго, что сами почти превратились в дилетантов.
– Восемьдесят девять процентов всех преступлений совершаются дилетантами. Даже в США.
– Это не оправдание.
– Нет, – согласился Меландер. – Но это объяснение.
– Погодите, – начал Мартин Бек. – Ваш вывод стыкуется и с другими известными нам фактами. Я уже размышлял кое о чем после того, как Гунвальд написал свой меморандум…
– Почему человек, который подложил зажигательное устройство в кровать Мальма, потом вызвал пожарных? – спросил Кольберг. Через тридцать секунд он сам ответил на свой вопрос: – Потому что он был профессионалом. Профессиональным преступником. Он получил задание прикончить Мальма, но считал совершенно излишним обрекать на смерть еще десять человек.
– Хм, – фыркнул Меландер. – В твоем доводе что-то есть. Я читал, что профессионалы гораздо менее кровожадны, чем дилетанты.
– Я тоже об этом читал, – сказал Кольберг. – Вчера. Давайте вспомним одного типичного дилетанта, нашего уважаемого коллегу Хедина, полицейского, убившего девять человек в Сконе семнадцать лет назад. Вряд ли он забивал себе голову разными рассуждениями. Он поджег дом, полный людей, только потому, что с ним поссорилась его невеста[36].
– Он был сумасшедший, – напомнил Мартин Бек.
– Все дилетанты, убивающие людей, сумасшедшие, по крайней мере в момент совершения преступления. Однако профессионалы не таковы.
– Но в Швеции сейчас нет никаких профессиональных убийц, – задумчиво сказал Меландер.
– А разве есть основания считать преступника шведом? – поинтересовался Кольберг, смерив Меландера взглядом.
– Если он иностранец, это совпадает с данными, добытыми Гунвальдом, – сказал Мартин Бек.
– Пока что это совпадает только с нашими собственными предположениями, – возразил Кольберг. – И раз уж мы начали выдвигать гипотезы, то можем продолжить. Считаете ли вы, например, что человек, заминировавший кровать Мальма и проломивший череп Олафссону, в настоящий момент находится в Швеции? Может, вы полагаете, он оставался здесь хотя бы на следующий день после убийства?
– Нет, – ответил Меландер. – Зачем ему?
– У нас, конечно, нет доказательств, что речь идет об одном и том же убийце, – задумчиво сказал Кольберг.
– Да, – согласился Меландер. – Мы всего лишь предполагаем.
– Однако есть одна особенность, благодаря которой наше предположение может оказаться справедливым, – сказал Мартин Бек. – Для того чтобы совершить убийство в Мальмё и поджечь дом на Шёльдгатан, нужно было обладать определенным запасом знаний.
– Хм, – выпятил нижнюю губу Кольберг. – Это человек, который уже бывал в Швеции.
– Который сносно говорит по-шведски, – сказал Меландер.
– Который неплохо знает Стокгольм и Мальмё.
Это сказал Кольберг.
– Однако это человек, который в то же самое время знает недостаточно и по ошибке звонит в пожарную часть Сундбюберга вместо Стокгольма.
Это сказал Мартин Бек.
– Кстати, а кто еще знал, что адрес дома – Рингвеген, тридцать семь, а не Шёльдгатан? – внезапно спросил Кольберг. – Кроме дорожной службы и полиции, конечно. Я имею в виду городские власти.
– Это человек, которому написали адрес, вместо того чтобы показать нужное место на карте города, – раскуривая трубку, сказал Меландер.
– Человек, который плохо знает названия улиц, – сказал Мартин Бек.
– Иностранец, – подвел итог Кольберг. – Иностранный профессионал. И в обоих случаях он воспользовался орудиями, до сих пор никогда не применявшимися в Швеции. Йельм утверждает, что часовой детонатор изобретен во Франции и в свое время широко применялся в Алжире. Если бы шведскому гангстеру неожиданно захотелось убить Олафссона, он бы воспользовался куском трубы или велосипедной цепью.
– Камень, засунутый в носок, использовали во время войны, – сообщил Мартин Бек. – Шпионы и агенты. Люди, которым поручалось ликвидировать коллаборационистов и прочих предателей. Люди, которые не могли рисковать и допустить, чтобы при обыске у них нашли нож или пистолет.
– Подобные случаи были в Норвегии, – добавил Меландер.