– Надеюсь, я могу рассчитывать на кредит? – спросил мужчина.
– Да, все в порядке, – сказала девушка. – Вы ведь здесь живете, так что… Все в порядке, – повторила она, как будто ее заколдовали.
Мужчина спрятал бумажник и взял сумку.
– Прекрасно. Возможно, этот день не такой уж и плохой. – У двери он повернулся и сказал: – Вы ангел, фрёкен. Я принесу деньги в понедельник. До свидания.
Скакке отодвинул чашку и вынул из кармана карту. Она уже порядочно истрепалась на сгибах: надо будет заклеить их клейкой лентой. Он зачеркнул жилые дома вокруг площадки. Потом взглянул на часы и решил, что до встречи с Моникой еще много времени и он успеет обойти дома на другом склоне холма. Тем самым он завершит проверку в большей части города, потому что в старых домах на главной улице, у подножия холма, он уже побывал. Дома на склоне были современными, но не такими многоэтажными, как на вершине холма.
К двадцати минутам третьего Скакке проверил все дома, за исключением углового в нижней части склона. На этом углу находился один из телефонов-автоматов, где все еще сохранилась табличка с местным номером пожарной части.
У входа в дом стоял мужчина и пил пиво. Он протянул бутылку Скакке и что-то неразборчиво сказал. Скакке догадался, что мужчина – норвежец и празднует Семнадцатое мая[38]. Скакке продемонстрировал мужчине свое удостоверение и проинформировал его решительным и не терпящим возражений тоном о том, что употреблять спиртные напитки на улице запрещено. Мужчина испуганно посмотрел на Скакке, и тот сказал:
– Поскольку вы не швед, я не стану на первый раз привлекать вас к ответственности. Дайте мне бутылку и убирайтесь.
Мужчина дал ему наполовину опорожненную бутылку, и Скакке вылил ее содержимое в сливную решетку. Потом он перешел на противоположную сторону улицы и опустил бутылку в урну. Обернувшись, он увидел, как норвежец исчезает за углом, бросив на него равнодушный взгляд через плечо.
Скакке поднялся в лифте на верхний этаж и по очереди позвонил в три двери. Никто к нему не вышел, и он записал три фамилии в свой список для последующего визита. Потом спустился этажом ниже.
Первую дверь открыла женщина с выкрашенными хной волосами и в очках с зелеными стеклами. Ее волосы у корней были седыми, и выглядела она лет на шестьдесят. Скакке пришлось объяснять ей дважды цель визита.
– О да, – сказала она. – Я сдаю одну комнату. Вернее, раньше сдавала. Так, говорите, иностранец? В начале марта? Дайте подумать. Да, кажется, как раз в начале марта у меня жил один француз. Хотя, возможно, он был араб? Я уже точно не помню.
Скакке насторожился.
– Араб? – переспросил он. – А на каком языке он разговаривал?
– На шведском, естественно, причем плохо, хотя понять его можно было.
– Не могли бы вы точно вспомнить, когда он здесь жил?
Перед тем как позвонить, Скакке не посмотрел на табличку с именем на двери. Он слегка повернул голову, сделав вид, что ему нужно высморкаться, и взглянул на табличку над почтовым ящиком. В этот момент женщина распахнула дверь, и Скакке успел разобрать лишь фамилию – Борг.
– Входите, – сказала она.
Он вошел в прихожую и закрыл за собой дверь. Рыжеволосая хозяйка провела его в комнату и усадила на голубой плюшевый диван у окна. Потом она подошла к письменному столу, выдвинула ящик и достала расчетную книжку в красно-коричневой обложке.
– Сейчас посмотрю, когда это было, – сказала она, листая книжку. – Я всегда выписываю счет, а тот мужчина снимал у меня комнату последним, и легко можно выяснить… Ну вот, нашла. Четвертого марта он уплатил за неделю вперед. Однако довольно странно… Он уехал раньше, через четыре дня. То есть восьмого. Вернуть деньги за оставшиеся три дня он не требовал. – Она взяла книжку и села за стол перед диваном. – Он казался мне забавным. А зачем он вам нужен? Что он сделал?
– Мы разыскиваем человека, который может оказать нам помощь в расследовании, – сказал Скакке. – Как его звали?
– Альфонсе Ласале.
Она произнесла немые «е» в словах Альфонс и Ласаль, и Скакке сделал вывод, что она не особенно сильна в разговорном французском. Впрочем, он тоже.
– Как получилось, что вы сдали комнату именно ему? – спросил Скакке.
– Как это получилось? Ну, я ведь вам уже говорила, что сдавала одну из комнат. Я делала это до того, как мой муж заболел и вынужден был днем находиться дома. Он не хотел, чтобы в квартире были посторонние, и я обратилась в агентство с просьбой временно вычеркнуть нас из их списка.
– Так, значит, жильцов вам присылало агентство? Как оно называется?
– Агентство «Свеа». Оно находится на Свеавеген. Они присылают мне жильцов с тысяча девятьсот шестьдесят второго года, когда мы вселились в эту квартиру.
Скакке вынул блокнот и авторучку. Женщина с любопытством наблюдала за Бенни.
– Как он выглядел? – спросил тот, держа ручку наготове.
Женщина устремила взгляд в потолок.
– Ну, как вам сказать? Он был похож на жителя Средиземноморья. Невысокий, со смуглой кожей и густыми черными волосами, почти полностью закрывавшими лоб и виски. Немного выше меня, а у меня рост сто шестьдесят пять сантиметров. Довольно длинный нос, слегка крючковатый, и совершенно прямые черные брови. Плотный, но не толстый.
– Как вы думаете, сколько ему лет?
– Ну, лет тридцать пять или около того. Возможно, сорок. Трудно сказать.
– Вспомните, может, у него какие-нибудь особые приметы?
Она на минуту задумалась и потом покачала головой.
– По-моему, нет. Понимаете, он пробыл здесь недолго. Он показался мне хорошо воспитанным и вел себя очень вежливо. Скромно и аккуратно одевался.
– Как он говорил?
– У него был иностранный акцент. Очень смешной.
– Вы можете описать этот акцент поточнее? Может быть, вы запомнили что-нибудь характерное в его произношении?
– Ну-у, не знаю. Он говорил «фгу» вместо «фру», а кофе называл «кафе». Мне трудно вспомнить. Прошло много времени, и к тому же я не умею хорошо воспроизводить акценты.
Скакке принялся обдумывать свой следующий вопрос. Он грыз кончик авторучки и смотрел на рыжеволосую хозяйку.
– А что он здесь делал? Он был туристом или работал? В какое время он обычно уходил и приходил?
– Трудно сказать, – ответила фру Борг. – Багажа у него было мало, только один чемоданчик. Уходил он утром и возвращался поздно вечером. Естественно, у него был свой ключ, и я не знаю, когда он приходил. Он был очень спокойный и молчаливый.
– Вы разрешаете вашим жильцам пользоваться телефоном? Он куда-нибудь звонил?
– Нет, как правило, не разрешаю, но если кому-то из них нужно срочно позвонить, то, конечно, он может это сделать. Однако этот Ласале никогда никуда не звонил, насколько мне известно.
– Он мог воспользоваться телефоном так, чтобы вы этого не заметили? Например, ночью?
– Ночью не смог бы. У нас телефонные розетки в прихожей и спальне, и вечером я всегда переношу телефон в спальню.
– Может быть, вы помните, когда он пришел домой седьмого марта? Это была его последняя ночь здесь?
Женщина сняла очки – очевидно, плохо подобранные, – посмотрела на них, протерла стекла подолом и снова надела.
– По-моему, в последний вечер, – сказала она, – я не слышала, когда он пришел. Обычно я ложусь спать в половине одиннадцатого или что-то около этого, но в тот вечер… Нет, не помню.
– Может быть, вам удастся вспомнить это, фру Борг, а я вам позвоню, и, возможно, вы мне еще что-нибудь расскажете о квартиранте, – сказал Скакке.
– Да, обязательно, – отозвалась она. – Я постараюсь.
Он записал номер телефона в свой черный блокнот.
– Фру Борг, вы говорили, что Ласаль был вашим последним жильцом, – сказал Скакке.
– Да, совершенно верно. Через несколько дней после того, как он съехал, заболел Юсеф. Это мой муж. Мне даже пришлось позвонить и отказать одному человеку, которому я уже пообещала сдать комнату.
– Я могу взглянуть на комнату?
– Конечно.
Она встала и провела его туда. Дверь в комнату располагалась в прихожей, напротив входной двери. Комната оказалась площадью около восьми квадратных метров. Здесь стояла кровать, рядом с ней – небольшой столик и кресло, а также старый громоздкий платяной шкаф с овальными зеркалами на дверках.
– Соседняя дверь ведет в туалет, – сказала женщина. – У нас с мужем своя ванная, вход в нее через спальню.
Скакке кивнул и огляделся вокруг. Комната напоминала номер в третьеразрядной гостинице. Стол был покрыт клетчатой льняной скатертью. На стенках висели две репродукции и гирлянда искусственных цветов. На полу лежал дешевый коврик, а покрывало на постели и занавески выцвели от многочисленных стирок.
Скакке подошел к окну. Отсюда виднелись телефон-автомат на углу и урна, куда Скакке опустил конфискованную им у норвежца пивную бутылку. Чуть дальше по улице часы на витрине часовой мастерской показывали десять минут четвертого. Он посмотрел на свои часы. Действительно, десять минут четвертого.
Бенни Скакке поспешно распрощался с фру Борг и ринулся вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. У выхода он кое-что вспомнил, бросился к лифту и снова поднялся на пятый этаж. Женщина изумленно уставилась на него, она, очевидно, не ожидала, что он вернется так быстро.
– Вы убирали в комнате, фру Борг? – спросил он, едва переводя дыхание.
– Убирала ли я? Конечно, я…
– Вы подметали там? Вытирали пыль с мебели?
– Ну-у… Я обычно убираю в комнате перед тем, как туда должен вселиться жилец. Сейчас в этом нет особой необходимости. Комната может пустовать несколько дней, даже недель, поэтому я обычно снимаю постельное белье, опорожняю пепельницу и проветриваю комнату после того, как жилец съехал. А почему вы об этом спрашиваете?
– Пожалуйста, ни к чему не прикасайтесь. Мы скоро вернемся и тщательно осмотрим комнату. Может, удастся обнаружить отпечатки пальцев или какие-нибудь другие улики.