– А вы и в самом деле не хотите выпить?
– В самом деле. Я не стану вас долго задерживать. Но к сожалению, мне придется задать вам несколько вопросов. Нам, как вы понимаете, очень важно быстрее найти человека, убившего директора Пальмгрена.
– Разумеется. Вы ведь полицейский. Ну что я могу сказать? Это ведь все ужасно печально. Трагедия.
– Вы видели лицо стрелявшего?
– Конечно. Но все произошло страшно быстро. Никто сначала и не среагировал даже. Только потом пришла в голову ужасная мысль, что он мог и меня застрелить. И всех.
– Вы никогда прежде не встречали этого человека?
– Нет. У меня хорошая память на лица, но имена и прочее в этом роде я никогда не могу запомнить. В Лунде полицейский меня тоже спрашивал об этом.
– Я знаю, но тогда вы, конечно, были взволнованы.
– Вот именно, это же ужасно, – неуверенно произнесла она.
– Должно быть, в последние дни вы много думали о случившемся?
– Конечно.
– И вы хорошо видели этого человека. Вы сидели к нему лицом, и он оказался всего лишь в нескольких метрах от вас. Как он, собственно, выглядел?
– Ну, как это сказать… Он выглядел совсем обыкновенно.
– Какое он производил впечатление? Казался потерявшим самообладание? Или взвинченным?
– Да нет, у него был совершенно обычный вид. Очень простой.
– Простой?
– Ну да, то есть он не из тех, с кем мы привыкли общаться.
– Что вы почувствовали, увидев его?
– Ничего, пока он не вынул пистолет. Тогда я испугалась.
– Вы видели оружие?
– Конечно. Это был какой-то пистолет.
– Не можете сказать, какого типа?
– Я ничего не понимаю в оружии. Но это был какой-то пистолет. Длинный такой. Как в ковбойских фильмах.
– А какое было выражение лица у этого человека?
– Да никакое. У него был совсем обычный вид, как я говорила. Одежду я рассмотрела лучше, но о ней я уже рассказала.
Монссон не стал спрашивать о приметах. Она не хотела или не могла сказать больше того, что уже сказала. Он посмотрел по сторонам. Женщина заметила это.
– Симпатичные кресла, и стол тоже, правда? – поинтересовалась она.
Монссон кивнул и подумал, сколько все это стоило.
– Я сама покупала, – с оттенком гордости сказала она.
– Вы всегда здесь живете? – спросил Монссон.
– А где нам еще жить, когда мы в Мальмё? – туповато ответила она.
– А когда вы не в Мальмё?
– У нас есть дом в Эшториле. Обычно там мы живем зимой – у Виктора было много дел в Португалии. И еще, понятно, есть представительская квартира в Стокгольме. В Гердет[70]. – Немного подумав, она продолжила: – Но там мы живем только тогда, когда мы в Стокгольме.
– Понимаю. Вы всегда сопровождали мужа в деловых поездках?
– Да, когда речь шла о представительстве. Но на переговоры не сопровождала.
– Понимаю, – повторил Монссон.
Что он понимал? Что она работала куклой, на которую можно было вешать дорогие и недоступные простому человеку тряпки и украшения? Что у таких, как Виктор Пальмгрен, жена, вызывающая всеобщее восхищение, входит в список необходимого реквизита?
– Вы любили своего мужа? – вдруг спросил Монссон.
Она не удивилась, но помедлила с ответом.
– Любить – это звучит так глупо, – наконец произнесла она.
Монссон вынул одну из своих зубочисток, положил в рот и принялся задумчиво жевать.
Она удивленно воззрилась на него. Впервые за все это время на ее лице отразилось что-то похожее на неподдельное чувство.
– Почему вы ее жуете? – полюбопытствовала она.
– Дурная привычка. Приобрел ее, когда бросил курить.
– А-а, – сказала она. – Вот оно что. А вообще у меня есть сигареты и сигары. Вон там, в шкатулке на столике.
Монссон с секунду рассматривал хозяйку. Потом начал с другой стороны:
– Этот ужин был ведь почти деловой встречей, так?
– Да. Днем у них было заседание, но я в нем не участвовала. Я тогда дома переодевалась. До этого был деловой ланч.
– Вы не знаете, о чем шла речь на заседании?
– О делах, как обычно. О каких – точно не знаю. У Виктора всегда было много всяких идей и планов. Он сам так всегда говорил: «У меня много идей и планов».
– А из тех, кто во время ужина сидел за столом, вам все знакомы?
– Я с ними встречалась время от времени. Хотя нет, не со всеми. Секретаршу, с которой был Хампус Бруберг, я раньше не видела.
– А с кем из них вы особенно хорошо знакомы?
– Особенно ни с кем.
– И с директором Линдером тоже? Он ведь живет здесь, в Мальмё.
– Иногда встречались на официальных приемах.
– Но частным образом не общались?
– Нет. Только через моего мужа.
Она отвечала монотонно и сидела с совершенно безучастным видом.
– Ваш муж произносил речь, когда в него стреляли. О чем он говорил?
– Я не прислушивалась. Поблагодарил за внимание, за хорошее сотрудничество и прочее. Ведь за столом были только те, кто у него работал. Кроме того, мы собирались на время уехать.
– Уехать?
– Да, поплавать вдоль западного побережья. У нас домик в Бохуслене, я совсем забыла о нем сказать. И потом мы должны были ехать в Португалию.
– Значит, ваш муж на какое-то время расставался со своими сотрудниками?
– Вот именно.
– И с вами тоже?
– Что? Нет, я должна была ехать вместе с Виктором. Мы собирались потом поиграть в гольф. В Португалии. В Алгарве.
Ее безразличие мешало понять, когда она лгала, когда говорила правду, и своих чувств, если только они у нее были, она ничем не проявляла. Монссон задал последний вопрос, который, на его взгляд, был идиотским и в любом случае бессмысленным, но обязательным по инструкции:
– Можете ли вы назвать человека или группу людей, которые хотели бы избавиться от вашего мужа?
– Нет, не имею понятия.
– Спасибо, не смею вас больше задерживать, – сказал Монссон, выкарабкиваясь из финского суперкресла.
– Очень мило с вашей стороны.
Она проводила его до ворот. Он не решился обернуться и еще раз взглянуть на этот злосчастный дом. Они обменялись рукопожатием. Ему показалось, что она держала свою руку как-то необычно, но, только уже садясь в машину, Монссон сообразил: она ожидала, что он поцелует ей руку. У нее была узкая ладонь, длинные, тонкие пальцы.
На улице красного «ягуара» уже не было.
Мартин Бек спал тяжелым сном без сновидений и проснулся только в пять минут десятого.
Когда стоял под душем, зазвонил телефон. Звонил долго, пока Мартин Бек не закрутил кран, завернулся в простыню и подошел к столику.
– Слушаю, – сказал он.
– Это Мальм. Как дела?
Как дела. Вечный вопрос. Мартин Бек наморщил лоб:
– Пока трудно сказать. Мы только что начали.
– Я звонил тебе в отделение, но там оказался только этот Скакке, – пожаловался Мальм. – А ты что, спал? Ты должен взять преступника немедленно. На меня нажимают и шеф, и министр. А теперь еще и МИД подключился. – Мальм говорил громко и торопливо, явно нервничая, но это за ним всегда водилось. – Поэтому его нужно взять быстро. Немедленно, как я сказал.
– А как это сделать? – спросил Мартин Бек.
Интендант Мальм оставил вопрос без ответа, как и следовало ожидать, ибо его знания практической полицейской работы были почти равны нулю. Да и администратором он оказался не ахти каким. Вместо этого он спросил:
– Наш разговор идет через гостиничный коммутатор?
– Я полагаю, что да.
– Тогда позвони мне по какому-нибудь другому телефону. Я сейчас дома, а не на работе. Звони как можно быстрей.
– Ты зря волнуешься, мы можем спокойно говорить и так, – возразил Бек. – В нашей стране только у полиции есть время подслушивать чужие разговоры.
– Нет, нет, нельзя. То, что я тебе скажу, совершенно конфиденциально и очень важно. Этому делу придается первостепенное значение.
– Почему?
– Вот об этом я тебе и хочу рассказать. Но ты должен позвонить по прямому телефону. Поезжай в полицию или куда-нибудь еще. И быстрее. Я попал в очень щекотливое положение. Один только Бог знает, как бы я хотел не отвечать за это дело.
«Дерьмо трусливое», – выругался про себя Мартин Бек.
– Не слышу. Что ты сказал?
– Ничего. Я скоро позвоню.
Он повесил трубку, вытерся полотенцем и стал неторопливо одеваться. Подождав, пока прошло какое-то время, заказал Стокгольм и набрал номер домашнего телефона Мальма. Тот, должно быть, сидел и ждал звонка, потому что ответил тут же, еще не успел прозвучать до конца первый гудок.
– Слушаю.
– Это Бек.
– Наконец-то. Теперь слушай меня внимательно. Речь пойдет о Пальмгрене и его деятельности.
– Вот уж действительно – ни на минуту раньше, чем нужно.
– Это не моя вина. Я получил эти сведения только вчера. – Слышно было, как он, нервничая, шелестит какими-то бумагами.
– Ну, – произнес наконец Мартин Бек.
– Это не обычное убийство.
– Обычных убийств не бывает.
Ответ, кажется, привел Мальма в замешательство. После короткого раздумья он сказал:
– Да, разумеется, это, вообще-то, правильно. У меня нет такого опыта работы в этой области, как у тебя… («Вот уж что верно, то верно», – подумал Мартин Бек.) Поскольку я большей частью занимался решением крупных административных проблем.
– А чем занимался этот Пальмгрен? – нетерпеливо спросил Мартин Бек.
– Бизнесом. Крупным бизнесом. Как ты знаешь, с некоторыми странами у нас очень деликатные отношения.
– С какими, например?
– С Родезией, Южной Африкой, Биафрой[71], Нигерией, Анголой и Мозамбиком, если называть лишь некоторые. Нашему правительству трудно поддерживать нормальные контакты с этими государствами.
– Ангола и Мозамбик не государства[72], – сказал Мартин Бек.
– Не придирайся к мелочам. Пальмгрен, во всяком случае, вел дела с этими странами, как и со многими другими. Особенно обширной была его деятельность в Португалии. Хотя официально штаб-квартира Пальмгрена находилась в Мальмё, многие из его самых выгодных сделок заключались, очевидно, в Лиссабоне.