– О чем мне их спрашивать-то? – уныло поинтересовался Кольберг.
– Сам толком не знаю.
– А кто же руководит расследованием?
– Я.
– И ты не знаешь? Что же я-то тогда могу придумать, черт возьми!
– Я хотел бы получить общую картину.
– Общую картину? Все плохо. Я умираю от жары.
– Нам не хватает мотива преступления. Или, вернее, у нас их слишком много, этих мотивов. Может быть, знание обстановки в пальмгреновском концерне поможет нам за что-то уцепиться?
– Ну-ну, – недоверчиво произнес Кольберг. – А эта самая Ханссон, секретарша, она хоть симпатичная?
– Говорят.
– Ну тогда еще куда ни шло. Пока.
Мартин Бек чуть не сказал «жду звонка», но в последнюю минуту сдержался.
– Пока, – лаконично ответил он и повесил трубку. Взглянул на Монссона и сказал: – Кольберг займется стокгольмским отделением концерна.
Потом оба сидели молча, лениво перебирая бумаги. В девять часов встали и пошли на улицу, к машине Монссона.
Движение было более оживленным, чем в воскресенье, но тем не менее путь до портового района, где располагалась главная контора Пальмгрена в Швеции и где сейчас распоряжался Матс Линдер, занял не больше десяти минут.
Монссон поставил машину так, как ставить ее по правилам никак уж нельзя, и опустил щиток, с наружной стороны которого красовалась надпись «ПОЛИЦИЯ».
Они поднялись на лифте на седьмой этаж и оказались в просторной приемной, пол которой был затянут светло-красным ковром, а стены обиты шелком, посредине стояли низкий стол и удобные кресла, на столе – груда журналов, большей частью иностранных, но были и «Свенск тидскрифт»[78], и «Векканс афферер»[79]; две большие хрустальные пепельницы, деревянный ящик с сигарами и сигаретами, настольная зажигалка черного дерева и массивная ваза Orrefors[80] с красными розами. Поодаль, за столиком, сидела светловолосая девица лет двадцати и изучала свои сверкающие, как зеркало, ногти. Перед ней – переговорный аппарат, два телефона, блокнот на металлической подставке и позолоченное вечное перо.
У нее была фигура манекенщицы, черно-белое, очень короткое платье. Чулки с черным хитроумным узором, элегантные черные туфли с серебряными пряжками. Губы накрашены почти белой помадой, а веки резко обведены синим. Серебряные серьги, белые, как мел, зубы, длинные приклеенные ресницы, глуповатые голубые глаза. «Безупречно сделано, если кому это надо», – подумал Мартин Бек.
Она взглянула на них с оттенком презрения, ткнула длинным ногтем в свой блокнот и сказала на самом настоящем сконском диалекте:
– Вы из полиции, насколько я понимаю. – Бросила взгляд на свои миниатюрные часики и добавила: – Вы пришли почти на десять минут раньше. Господин Линдер сейчас говорит по телефону.
«Господин, – подумал Мартин Бек. – Значит, Матс Линдер уже сделал шаг вперед, туда, где должность называть уже и не нужно».
– Он разговаривает с Йоханнесбургом, – объяснила девушка. – Как только он закончит, я вас приглашу. Ваши фамилии Монссон и Бек, кажется?
– Бек.
– Хорошо, – кивнула она. Взяла ручку и стала небрежно чертить в своем блокноте. Потом снова посмотрела на них с плохо скрываемым отвращением и, кивнув в сторону стола с розами, пепельницами и другими принадлежностями для курения, сказала: – Курите, пожалуйста.
Примерно так говорит зубной врач – сплюньте, пожалуйста.
Мартин Бек чувствовал себя скверно в этой обстановке. Он взглянул на Монссона, на котором была мятая рубаха навыпуск, неглаженые серые брюки и сандалеты. Сам он выглядел не намного элегантнее, хотя и положил на ночь брюки под матрас. Монссон тем не менее казался совершенно невозмутимым. Он развалился в кресле, достал из нагрудного кармана зубочистку, за полминуты пролистал «Векканс афферер» и, пожав плечами, бросил журнал на стол. Бек, внимательно изучив богатое содержимое ящика с сигаретами, кончил тем, что вытащил из кармана свою «Флориду», прикусил мундштук и чиркнул спичкой.
Минуты шли. Монссон с отсутствующим видом жевал зубочистку. Бек загасил сигарету и прикурил новую. Встал и подошел к стене, в которую был вделан большой аквариум с зеленой искрящейся водой. Он молча стоял, разглядывая пестрых рыбешек, пока жужжащий сигнал переговорочного аппарата не прервал это занятие.
– Господин Линдер ждет вас.
Сразу отворилась одна из дверей, и темноволосая женщина лет тридцати пяти пригласила их войти. Ее движения были быстрыми и точными, а взгляд пронизывающим. «Типичная секретарша большого начальника», – подумал Мартин Бек. Вероятно, именно она и делала всю работу, если только какая-то работа здесь была. Монссон тяжело поднялся и лениво двинулся за Мартином Беком через небольшую комнату с письменным столом, электрической пишущей машинкой, шкафом для документов и полками, которые пестрели переплетами.
Темноволосая секретарша открыла следующую дверь и молча пропустила их вперед. Бек еще сильнее почувствовал, насколько они с Монссоном неуклюжи, не приглажены и не вписываются в эту обстановку.
Пока Монссон шел к письменному столу, из-за которого с печальной, но все же любезной и учтивой улыбкой поднялся Матс Линдер, Мартин Бек изучал по порядку три разных объекта: вид из окна, кабинет и человека, к которому они пришли. Он успел заметить все самое значительное, пока Монссон вынимал зубочистку изо рта, клал ее в пепельницу и протягивал руку Линдеру.
Вид из окна открывался потрясающий. В гавани (вернее, в гаванях, ибо их было несколько) кипела жизнь: сутолока грузовых и пассажирских судов, буксиров, кранов, грузовиков, железнодорожных составов, нагромождения контейнеров. Где-то вдали лежали Эресунн и Дания. Видимость была великолепная, и он заметил по меньшей мере два десятка судов, тянувшихся по морской глади в Копенгаген или идущих оттуда. Эта панорама была лучше, чем вид из его окна в гостинице, хотя и тот был неплохим. Так и хотелось попросить хороший бинокль.
На столе Линдера как раз лежал бинокль: морской, цейсовский. Стол поставили так, что Линдер сидел спиной к торцовой, без окон, стене. Всю стену от пола до потолка и от угла до угла занимала гигантская фотография, изображавшая рыболовный траулер во время шторма. Брызги пены, каскады воды, обрушивающиеся на палубу. Вдоль правого борта – люди в зюйдвестках и проолифенных робах, поднимающие трал. Контраст поразительный. Зарабатывать себе на пропитание неимоверным трудом в море или спокойно посиживать в роскошном кабинете и наживать состояние на тяжком труде других. Разница колоссальная, как уже сказано, однако вряд ли фотографию здесь выставили умышленно: и цинизм должен иметь свои границы. На противоположной окну стене висели три литографии: Матисс, Шагал, Сальвадор Дали. В кабинете стояли также два кожаных кресла для посетителей и стол для переговоров с шестью стульями палисандрового дерева.
По полученным данным, Матсу Линдеру было тридцать лет, и его внешность точно соответствовала его возрасту и положению. Высокий, подтянутый, хорошо тренированный. Карие глаза, аккуратный пробор, сухощавое лицо с твердым профилем и решительным подбородком. Строгий костюм.
Мартин Бек посмотрел на Монссона и почувствовал себя мятым и потным, как никогда. Он назвался и пожал руку Линдеру. Они уселись в кожаные кресла. Линдер, поставив локти на стол, поднял руки. Кончики пальцев касались друг друга.
– Ну, вы взяли убийцу? – поинтересовался он.
Монссон и Бек одновременно покачали головами.
– Чем я могу вам помочь?
– У директора Пальмгрена были враги? – спросил Мартин Бек.
Глупый и простой вопрос, но с чего-то надо начинать. Линдер тем не менее воспринял его с преувеличенной серьезностью и тщательно обдумывал свой ответ. Наконец сказал:
– Когда человек ведет дело такого размаха, он едва ли может обойтись без недругов.
– А кто бы конкретно это мог быть?
– Слишком многие, – тускло улыбнулся Линдер. – Господа, деловой мир сегодня весьма жесток. Конъюнктура не оставляет места для благотворительности и сантиментов. Очень часто вопрос стоит так: убить или быть убитым. С точки зрения экономической, конечно. Но мы, деловые люди, пользуемся иными методами, чем стрельба друг в друга. Поэтому, я думаю, можно спокойно отложить в сторону теорию, согласно которой некий обиженный конкурент приходит в первоклассный ресторан с пистолетом в руках, чтобы лично, так сказать, подвести итог.
Монссон шевельнулся. Казалось, ему в голову пришла какая-то идея, но он ничего не сказал. Бек продолжал спрашивать:
– Вы имеете какое-нибудь представление о человеке, который стрелял в вашего шефа?
– Я его, собственно говоря, и не видел. Во-первых, я сидел рядом с Викки – так мы обычно называли его в узком кругу – и, следовательно, спиной к убийце. Во-вторых, я не сразу понял, что случилось. Я услышал выстрел, он был не слишком громкий и не вызвал у меня тревоги, потом Викки упал ничком на стол, я тут же встал и наклонился над ним. Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что он серьезно ранен. Когда я посмотрел по сторонам, стрелявший уже исчез, к нам со всех сторон бежали люди. Впрочем, все это я уже говорил полиции еще в тот вечер.
– Знаю, – сказал Мартин Бек. – Возможно, я выразился не совсем ясно. Я хотел спросить, к какому, на ваш взгляд, типу людей принадлежал этот человек?
– Он идиот, – ни секунды не колеблясь, ответил Матс Линдер. – Только душевнобольной способен на такие поступки.
– Стало быть, Пальмгрена можно считать случайной жертвой?
Линдер задумался. Потом улыбнулся своей тусклой улыбкой:
– Это уж полиция должна выяснить.
– Насколько я понимаю, Пальмгрен вел дела и за рубежом?
– Верно. Круг его интересов был весьма широк. Но здесь, в Мальмё, мы занимаемся тем, с чего когда-то начиналась фирма: экспорт и импорт рыбы, частично консервная промышленность. Фирму основал старик Пальмгрен, отец Викки. С ним я никогда не встречался, слишком молод для этого. Что же касается зарубежных дел концерна, то тут я мало что знаю. – Он сделал паузу. – Но весьма вероятно, что теперь мне придется познакомиться с этими делами поближе.