– Какие же?
– На нас оказывают упорное давление некоторые иностранные дипломатические представительства. И я знаю, что агенты органов безопасности уже прибыли из-за границы. Они скоро появятся или в Мальмё, или в Копенгагене. – Он сделал паузу. И продолжил подавленным голосом: – Или здесь у меня.
– Ну, – возразил Бек в утешение, – они, во всяком случае, не могут наделать большей суматохи, чем СЭПО.
– Служба безопасности? У них есть человек в Мальмё. Вы сотрудничаете с ним?
– Не могу утверждать этого.
– Вы встречались?
– Я его видел.
– И это все?
– Да. И этого-то нелегко было избежать.
– Я не могу избавиться от впечатления, что ты слишком легко относишься к этому делу. Тут нельзя работать кое-как, – произнес Мальм твердо и решительно. – Виктор Пальмгрен был одним из известнейших людей не только в Швеции, но и за границей.
– Да, о нем вечно писали в иллюстрированных журналах.
– Хампус Бруберг и Матс Линдер – тоже люди незаурядные, и нельзя с ними обращаться как кому вздумается. К тому же мы должны быть очень осторожны с тем, что даем в прессу.
– Я лично не даю ни слова.
– Как я уже тебе сказал в прошлый раз, если некоторые стороны деятельности Пальмгрена получат огласку, это может принести непоправимый вред.
– Кому же?
– Обществу, конечно. Нашему обществу. Если станет известно, что на правительственном уровне знали о некоторых сделках…
– То…
– Это может привести к очень серьезным политическим последствиям.
Мартин Бек питал отвращение к политике. Если у него и были политические убеждения, то он держал их при себе. Он всегда пытался отделаться от поручения, если оно могло иметь политические последствия. Вообще, как только заговаривали о политических преступлениях, он упорно молчал. Но на этот раз не удержался.
– Для кого?
Мальм издал такой звук, будто ему всадили нож в спину.
– Мартин, сделай все, что возможно, – умоляюще сказал он.
– Да, – мягко ответил Бек. – Я сделаю все, что могу… – И, помолчав, добавил: – Стиг. – Он в первый раз назвал интенданта по имени. По-видимому, и в последний.
Кончался день совсем уныло. Расследование дела Пальмгрена зашло в тупик.
Вообще же в полицейском управлении было необычное оживление. Полиция Мальмё обнаружила два публичных дома в городе, к большому огорчению тамошнего персонала и к еще большему огорчению клиентов, попавших в облаву. Оса Турелль была явно права, когда говорила, что у нее много дел.
Мартин Бек ушел из управления часов в восемь. Аппетита не было. Заставил себя на всякий случай съесть бутерброд и выпить стакан молока в кафетерии на Густав-Адольфсторг. Жевал долго и тщательно, рассматривая в окно подростков, куривших у квадратного каменного бассейна на площади гашиш и выменивавших наркотики на украденные граммофонные пластинки. Полицейских поблизости не было видно, а люди из комиссии по защите несовершеннолетних явно были заняты чем-то другим. Потом он медленно побрел вдоль Сёдергатан, пересек Стурторьет и направился к гавани. В половине одиннадцатого он был в отеле.
В холле Бек сразу обратил внимание на двух человек, сидевших в креслах направо от входа в ресторан. Один высокого роста, лысый, с пышными черными усами и очень загорелый. Другой горбатый, почти карлик, с острыми чертами бледного лица и умными черными глазами. Оба были безукоризненно одеты, на обоих – блестящие, как зеркало, черные ботинки, и оба сидели неподвижно, глядя в одну точку. На столике перед ними стояли бутылка вина и два бокала. «Иностранцы», – подумал Мартин Бек. Отель кишел иностранцами, а среди множества флагов, реявших перед зданием, было минимум два, которые он не смог распознать.
Пока он брал ключ у портье, Паульссон вышел из лифта и подошел к столику незнакомцев.
В комнате горничная уже все приготовила к ночи, постелила постель, положила коврик к кровати, закрыла окно и задернула гардины.
Мартин Бек зажег лампу на ночном столике и взглянул на телевизор. У него не было желания его включать, да и передачи уже, наверное, кончились.
Он снял ботинки, носки и рубашку. Отдернул гардины и открыл настежь двойное окно. Опершись о подоконник, стал смотреть на канал, железнодорожный вокзал и гавань. Проходили освещенные пассажирские суда, у входа в гавань гудел паром. Движения на улицах почти не было, а перед вокзалом стоял длинный ряд такси с зажженными огоньками и открытыми дверцами. Водители болтали друг с другом, машины выкрашены в более или менее веселые цвета, не черные, как в Стокгольме.
Ложиться не хотелось. Вечерние газеты он уже прочитал, а взять с собой какую-нибудь книгу забыл. Да и читать не хотелось, а захочется, то в каждой комнате гостиницы есть Библия и телефонный справочник. Было у него и заключение о вскрытии трупа, но его текст он знал почти наизусть.
Мартин Бек смотрел в окно и чувствовал себя одиноким. Он сам этого хотел, иначе мог бы сейчас сидеть в баре, или дома у Монссона, или в каком-нибудь из множества других мест. Ему чего-то не хватало, но он не знал – чего.
Послышался легкий стук в дверь. Очень легкий. Если бы он спал или принимал душ, то не услышал бы.
– Войдите, – сказал он, не оборачиваясь. Услышал, что дверь открылась.
Может быть, это готовый броситься на него убийца. Если тот выстрелит в затылок, Мартин Бек упадет в окно и разобьется о тротуар. Он улыбнулся и повернул голову.
Это был Паульссон в своем клетчатом костюме и ядовито-желтых ботинках. Вид у него был несчастный. Даже усы не казались такими шикарными, как обычно.
– Привет, – сказал он.
– Привет.
– Можно войти?
– Конечно, – сказал Мартин Бек. – Садись.
Сам он отошел и сел на край кровати.
Паульссон опустился в кресло. Лоб и щеки у него блестели от пота.
– Сними пиджак, – предложил Мартин Бек. – Здесь можно не соблюдать этикет.
Паульссон долго колебался, но наконец начал расстегивать пуговицы. Сняв пиджак, старательно сложил его и повесил на ручку кресла.
Под пиджаком была рубашка в широкую полоску светло-зеленого и оранжевого цветов. В наплечной кобуре револьвер.
Мартин Бек подумал, сколько времени понадобится, чтобы добраться до оружия, пока справишься со сложной процедурой расстегивания пуговиц.
– Ну, что тебя беспокоит? – беспечно спросил он.
– Я… Я хочу спросить тебя.
– О чем?
Наконец, по-видимому после больших усилий над собой, Паульссон произнес:
– Добился ты чего-нибудь?
– Нет, – ответил Мартин Бек. И из вежливости прибавил: – А ты?
– Все это так сложно, – печально покачал головой Паульссон, любовно поглаживая усы, словно пытался набраться новых сил.
– Или, наоборот, очень просто, – заметил Бек.
– Нет, – возразил Паульссон, – не думаю. А самое скверное… – Он замолчал, а потом, с проблеском надежды во взгляде, спросил: – Ты получил от них нагоняй?
– От кого?
– От шефов из Стокгольма.
– Они немножко нервничают, – ответил Мартин Бек. – А что самое скверное, как ты сказал?
– Будет международное расследование, политически очень сложное. Всестороннее. Сегодня вечером два иностранных агента безопасности уже сюда приехали. В гостиницу.
– Эти странные люди, которые сидели в холле? Откуда они?
– Маленький из Лиссабона, а второй из Африки. Называют себя деловыми людьми. Но… они сразу меня узнали. Знают, кто я. Странно.
«Да уж куда как странно», – подумал Мартин Бек, а вслух сказал:
– Ты с ними беседовал?
– Да. Они хорошо говорят по-английски.
Мартин Бек знал, что Паульссон был очень слаб в английском. Может быть, он хорошо знал китайский, или украинский, или какой там еще язык нужно знать для безопасности государства.
– Что им нужно?
– Они спрашивали о вещах, которые я не очень-то понял. Поэтому-то и побеспокоил тебя. Они хотели получить список подозреваемых. По правде говоря, у меня такого списка нет. Может быть, у тебя есть?
Бек покачал головой.
– Я, конечно, им этого не сказал, – хитро улыбнулся Паульссон. – Но они спросили о чем-то непонятном.
– О чем же?
– Насколько я понял, но, может быть, я ошибаюсь, они хотели знать, кого подозревают в заокеанских провинциях. Заокеанские провинции… Но они повторили это несколько раз на разных языках.
– Ты правильно понял, – дружелюбно сказал Мартин Бек. – Португальцы утверждают, что их колонии в Африке и других местах равноправны с провинциями в самой Португалии.
Лицо Паульссона просветлело.
– О черт! – воскликнул он. – Значит, я правильно понял.
– И что же ты им сказал?
– Ничего определенного. У них был разочарованный вид.
– Да, можно себе представить. Они собираются остаться здесь?
– Нет, – сказал Паульссон. – Едут в Стокгольм. Будут беседовать в своем посольстве. Я тоже лечу туда завтра. Должен доложить. И изучить архивные материалы. – Он зевнул. – Пожалуй, нужно ложиться. Тяжелая была неделя. Спасибо за то, что помог. – Паульссон поднялся, надел пиджак и очень тщательно застегнул все пуговицы. – Пока.
– Спокойной ночи.
В дверях он повернулся и зловеще проговорил:
– По-моему, на это уйдут годы.
Мартин Бек посидел еще несколько минут. Посмеялся над ушедшим гостем, разделся и вошел в ванную комнату. Долго стоял под холодным душем. Закутался в банную простыню и вернулся к прежнему месту у окна.
Снаружи было тихо и темно. Казалось, что вся жизнь замерла и в гавани, и на вокзале. Где-то промчалась полицейская машина. Многие таксисты смирились со своим положением и разъехались по домам. Наконец и он решил, что пора лечь. Раньше или позже это придется сделать, хотя сон по-прежнему не приходил.
Лег на спину и заложил руки за голову. Лежал неподвижно, устремив взор в потолок.
Минут так через пятнадцать – двадцать снова услышал стук в дверь. Очень легкий и на этот раз.
«Господи боже, – подумал он, – неужели Паульссон опять начнет распространяться о шпионах и тайных агентах? Самым простым делом было прикинуться, что спишь. Но разве ты лишился чувства долга?»