С другой, медикализация усиливает контроль медицинских институтов над женским репродуктивным поведением и женской телесностью. Избегание регулярных гинекологических осмотров, консультативных приемов во время беременности, домашние роды, отказ от врачебных рекомендаций – все это официальная медицина рассматривает в качестве отрицательных девиаций. Подчиняясь экспертным системам, женщина теряет контроль над собственным телом, усложняются ее переживания, она превращается из субъекта беременности в «пациентку», «больную», «хрупкого инвалида»[616]. Медикализация беременности осуществляется не только в интересах женщин, но и в интересах государства, позволяя эффективно осуществлять контроль над репродуктивным поведением населения.
В центре исследовательского интереса – представительницы интеллигентных слоев российского общества, так как именно в этой социальной прослойке происходила рецепция научных идей в отношении образа жизни и поведения беременных. Особую группу источников составили женские эгодокументы (мужчины в своих воспоминаниях, дневниках и письмах обходят стороной тему беременности и родов). «Тексты» рожениц позволяют репрезентировать эмоциональные переживания женщин. Учитывая двойную субъективность документов личного происхождения (субъективность автора и субъективное прочтение источника исследователем), повысить объективность выводов исследования были призваны научные и научно-популярные сочинения медицинского характера по уходу за роженицами и новорожденными известных дореволюционных врачей-акушеров и педиатров. Дореволюционная столичная и провинциальная пресса, реклама на ее страницах позволили выявить существенные изменения в интимной жизни горожан.
Беременность и деторождение в фокусе медицинской науки. Зарождение научного акушерства и медицинского контроля
При изучении перехода к медицинскому контролю над репродуктивным поведением женщин мы проанализировали комплекс научно-медицинских работ, издававшихся в России с последней четверти XVIII до начала XX века. Эволюция содержания научной литературы, рекомендации врачей, научные открытия в акушерстве, гинекологии и их внедрение в практическую деятельность врачей позволяют оценить, каким образом беременность и деторождение из естественного состояния перешли в «болезненное состояние», требовавшее контроля со стороны врачей, следования медицинским рекомендациям, выполнения соответствующих процедур. Каким образом акушерство из особого «искусства повивания» превращалось в область хирургических операций? Почему больничные роды стали ассоциироваться с трудными родами? Как и за счет чего врач стал доминировать над повивальными бабками, постепенно вытесняя их из клинического родовспоможения?
Акушерство в качестве клинической научной дисциплины в странах Западной Европы выделилось в XVIII веке. Прежде считалось, что акушерские знания врач должен получать в контексте изучения хирургии. Процесс родовспоможения считался исключительно женской прерогативой, главными участницами которого должны быть роженица и повитуха, вмешательство врача (хирурга) предусматривалось только в крайне тяжелых случаях – невозможности разрешения, смерти роженицы. Научные сочинения по акушерству появились еще в XVI веке (Е. Ресслин, Я. Руфф), в XVII веке во Франции были открыты первые школы для акушерок. В XVIII веке были опубликованы концептуальные работы по акушерству, в которых авторы выделили предмет науки, методы («исследования»), терминологию (А. Левре, У. Смелли)[617]. Акушерство стали преподавать в университетах будущим врачам. С конца XVII века в истории западноевропейского акушерства начался важный процесс, который социальные историки медицины называют разрушением особого «женского пространства» родов. Носителем экспертного знания постепенно становились не акушерки, а врачи-мужчины, которые всё активнее стали отстаивать свой авторитет в профессии. Это важный процесс не только в истории науки, но и в социальной и гендерной истории, истории повседневности. Видимый прогресс научного знания оборачивался существенными изменениями в социальной сфере, в положении женщины в обществе. В XIX веке акушерки заняли подчиненное положение по отношению к врачам. Естественная функция женского организма патологизировалась и медикализировалась. Роженица превращалась в объект врачебных манипуляций, любые отклонения от «нормы» стали рассматриваться как повод для врачебного вмешательства.
В России на протяжении XVIII – первой половины XIX века доминировало народное акушерство. В абсолютном большинстве случаев как в семьях простолюдинов, так и в семьях привилегированных сословий на роды приглашались женщины – повивальные бабки, сельские повитухи без специального образования. Сохранялось женское пространство родов. Мужчины-врачи рассматривались в качестве нежеланных гостей в родильной комнате. Историк медицины Я. А. Чистович писал, что «общественное мнение» в XVIII веке «не совсем охотно мирилось с мыслью о необходимости освидетельствования женщин мужчинами»[618]. Деторождение воспринималось в качестве естественного процесса. Поведение повитух во время родов было основано на их опыте приема родов, на традиционных знаниях из народной медицины, а также на религиозных и даже магических воззрениях.
Необходимость в научном осмыслении и описании процесса деторождения в России возникла во второй половине XVII века, что было связано как с развитием научной медицины в целом, так и с открытием первых учебных заведений по обучению повивальному искусству. В 1754 году после принятия указа Сената «Об учреждении школ в Санкт-Петербурге и Москве для обучения повивальному искусству» (учреждении «бабичнаго дела»), разработанного президентом медицинской канцелярии Павлом Захарьевичем Кондоиди[619], появилась необходимость в акушерской литературе. В самом указе было обозначено, что следует озаботиться «о выписании означенных книг из чужих краев из доходов Медицинской канцелярии и о раздаче оных книг ученикам»[620]. Учитывая тот факт, что первыми ученицами «бабичьего дела» были приезжие иностранки, то и используемые в процессе преподавания книги были на немецком и французском языках. Потребность в расширении повивального образования среди русских женщин сделала необходимым и важным появление переводных изданий, а также публикацию работ отечественных авторов. М. В. Ломоносов в 1761 году в письме «О размножении русского народа» выражал убежденность, что основным источником к российским изданиям должны явиться сведения, полученные от самих повивальных бабок, разбавленные отрывками переводов иностранных авторов[621].
Анализ литературы по акушерству и гинекологии, находящейся в фондах Российской государственной библиотеки, Российской национальной библиотеки, Центральной научной медицинской библиотеки, показывает, что за столетие (с 1760 года) в России было опубликовано (без учета переизданий) 16 российских учебников с практическими рекомендациями по повивальному делу, принадлежавших отечественным авторам и около 30 переводных.
Дореволюционный историк медицины В. С. Груздев писал о медицинской литературе XVIII в.: «Акушерская литература на русском языке была крайне незначительна и почти целиком состояла из переводов немецких руководств»[622]. Первыми книгами по акушерству, опубликованными на русском языке, явились сочинение (1762) подданного России Иоганна Фридриха Эразмуса (?–1777), возглавившего московскую школу повивальных бабок, а также переводная работа (1764) шведского лейб-медика Иоганна Горна (1662–1724)[623]. Именно книга И. Горна стала базовым учебником для обучения повивальных бабок. В 1781 году был опубликован труд Л. С. Сосерота (переведен Н. Максимовичем-Амбодиком), в 1784–1786 годах издана оригинальная работа Н. Максимовича-Амбодика, в 1786 году переведено Д. Самойловичем сочинение французского врача Ж.-Л. Бодлока (1746–1810)[624], в 1796 году Н. Дьяков перевел труд Й. Я. Пленка[625], а в 1801 году опубликована работа В. М. Рихтера.
Работы по акушерству, изданные в России XVIII века, были написаны простым языком (зачастую в аннотации перевода подчеркивалось, что информация в книге представлена «самым простым и ясным» способом), нередко использовалась форма вопросов-ответов. Зарубежные издания часто печатались в сокращении, переводчики нередко упрощали изложение и формулировки, делая содержание книг как можно доступнее для малограмотных повитух. Такой подход объяснялся тем, что акушерская литература была предназначена не для врачей, которым акушерство в XVIII веке не преподавалось, а для ученых повивальных бабок. Именно она рассматривалась как главный участник родового процесса, что свидетельствовало о сохранении женского пространства родов на протяжении XVIII века. Родовспоможение трактовалось исключительно как женская практика.
В первых изданиях основное внимание уделялось описанию поведения повивальных бабок непосредственно во время родов. Состояние беременности («как младенец бытие свое в матке начинает») практически не рассматривалось, равно как и женская физиология и анатомия. Представления авторов первых учебников о признаках беременности мало чем отличались от сведений, известных повитухам. Врачи выделяли «сомнительные» («запор месячных кровей», «позывание на рвоту», рвота, «омерзение от яств», «прихоть к яствам непорядочная», «прибавления брюха», «напряжение титек») и «верные» («ежели женщина во чреве плод зачнет, тогда устье маточное тотчас накрепко затворяется; ежели рыльцо наподобие хобота из устья маточного во влагалище маточное сделается; ежели устье маточное понемножку назад подается») признаки