присяге (отчего и бабок поначалу именовали присяжными; список присяжных бабок, которым разрешалось открыть самостоятельное дело по оказанию помощи роженицам, подавался властям «для народного известия»). Бабки обещали под присягой «днем и ночью ходить к роженицам богатым и убогим, какого б чина и достоинства они ни были», «к муке напрасно не склонять», a от «бранливых слов, клятв… шуток, неучтивых речей и прочаго совершенно удерживаться». Столичные повитухи были «освидетельствованы» (записаны в реестр), приведены к присяге, разделены на «старших» и «младших»[847].
Текст присяги повивальных бабок (редакция 1811 года):
Я нижепоименованная обещаю и клянусь Всемогущим моим Богом, пред Святым его Евангелием в том, что я должность мою, к которой я по указу Его Императорского Величества определена, со всякою ревностию и исправностию против предписанного мне порядка и данной Инструкции исправлять, к роженицам богатым и убогим, какого б чина и достоинства не были, когда востребована буду, днем и ночью, немедленно ходить, всякую возможную прилежность и усердие им оказывать, а ни которую злоумышленным образом пропускать, ниже пренебрегать, ежели родины продолжительные будут, к муке напрасно не склонять и не принуждать, а буду с терпеливостью ожидать настоящего времени, притом же бранливых слов, клятв, пьянства, непристойных шуток, неучтивых речей и прочего, совершенно удерживаться; к выкидыванию младенца дачею проносных и изгонительных лекарств, или каким-либо другим образом ни с кем и никогда соглашаться не буду и к тому себя употреблять ни за что не дам, ежели же случится противный и опасный случай у какой-либо роженицы, то не только заблаговременно более градских повивальных бабок, но по требованию нужды Доктора и Акушера просить и к тому неотменно востребовать имею. Когда же в равномерных случаях и к другим роженицам призвана буду, то верно и прилежно к лучшему советовать буду, и ничего, что полезно, успешно и способно к рождению быть может, ни от какой-либо злости, зависти, ненависти, ниже других причин ради скрывать не стану; когда же я употреблена буду к такой роженице, о которой или по месту, где находится, и по другим обстоятельствам, никому ведать не надлежит, и о такой роженице не разглашать мне и никому не сказывать; ежели же приключится странный и необыкновенный какой урод, то того же часа Медицинскому Начальству о том доносить буду, и ежели у которой-либо роженицы имеется какое увечье, или какая иная скорбь, то всего никому объявлять не буду, а содержать буду в совершенной тайности, разве одним пользующим ту особу Доктору или Лекарю и то с осторожностью объявлять буду; сверх же сего над определенными при мне ученицами прилежно смотреть буду, чтоб были поведения тихого, трезвого, честного и благонравного жития; при том же накрепко того наблюдать стану, чтоб оные ученицы к учению прилежно ходили и от себя их со всякою ревностию и радению обучать и к тому побуждать буду; а о неприлежных и непотребных Медицинскому начальству представлять истину должна; по прошествии каждого месяца во Врачебную Управу неотменно должна рапортовать письменно и без утайки имена и достоинства рожениц, коим я в том месяце служила, и освободились. Или умерли, а ежели где увидаю, что не освидетельствованная и неопробованная от Медицинского Управления женщина бабечье дело управляет, то тотчас о том с точным доказательством доносить непримину своему начальству. В заключение ж сей клятвы аще все вышеписанное не нарушимо сохраню, Господь Бог да поможет мне в сем да и будущем Веке спасением и благополучием и в деле звания моего успехом: буду же что нарушать буду умышленно, да последует мне противная, и в том целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь.
Введение присяжной процедуры 29 апреля 1754 года Правительствующим сенатом по указу «О порядочном учреждении бабьичьева дела в пользу общества», с одной стороны, было направлено на ввод государственного контроля над деятельностью повитух, а с другой – на оформление профессионального статуса всех уже практикующих. Таким образом, еще до официального открытия повивальных школ власти подтвердили специализацию повитух без прохождения теоретического обучения, исключительно по факту их владения практическими навыками. Эти первые «освидетельствованные» должны были стать стратегической силой для развития акушерского образования в стране. Именно их впоследствии начали определять в разные повивальные школы для практической поддержки преподававших теоретический курс приглашенных врачей. Среди российских врачей акушерская специализация была крайне редкой, законодатель сделал ставку на развитие женского повивального образования. Это мудрое решение удачно вписалось в тогдашнюю систему медицинской помощи, не нарушило традиционных отношений между рожавшими и помогавшими им и не навязывало мужского «вторжения» в женское пространство родов. И все же, помимо повивальных бабок, в тезаурусе тогдашних законодателей нежданно появились и мужчины – «профессора бабичьего дела», «лекари-акушеры»[848]. Знание истории первых российских родильных домов позволяет увидеть в этих акторах иностранцев, которые поначалу практически не участвовали в процессе родовспоможения, но выполняли административные функции (координацию работы женщин-повитух). Исключительное право преподавать акушерскую науку также вручалось мужчинам: женщины вообще в те времена никакого профессионального обучения не получали и сами обучать не могли.
П. З. Кондоиди отлично понимал, что государственная казна не была рассчитана на затраты в области родовспоможения, отчего и настоял на том, чтобы в новой столице (Санкт-Петербурге) был введен особый налоговый «сбор с рожениц на содержание бабичного дела в казну». Он был невелик и зависел от социального статуса мужа роженицы[849]. Но попытка не увенчалась успехом. Роженицы всех сословий попросту перестали приглашать к себе присяжных бабок, довольствуясь услугами неграмотных знахарок. Такое положение вещей довело бы акушерок почти до нищенства. П. З. Кондоиди поэтому подал новое представление – об отмене обязательного сбора с рожениц, прося выделять из казны ежегодную сумму на поддержание бабичьего дела. Это было исполнено и стало новым шагом к формированию весьма замкнутого сообщества городских повитух.
Получение необходимого стартового капитала дало П. З. Кондоиди основание для открытия в 1757 году первых специальных учебных заведений для них – повивальных школ в Москве и Санкт-Петербурге. Преподавали там приглашенные иностранцы, главным образом немцы. Ведя преподавание, они одновременно собирали сведения о слушательницах – повитухах столицы; те же, в силу интереса к предмету, приходили из любопытства, походя обмениваясь, вероятно, знаниями о манипуляциях, практикуемых на родах. С преподавателями было негусто: упомянутые в документах того времени один профессор «бабичьего дела» и один лекарь-акушер были теми, кто имел некоторую теоретическую подготовку, но слабые практические навыки. Практиковаться было негде: с давних времен в России и до рассматриваемого времени мужчинам-врачам было запрещено касаться женского тела[850]. Классический врачебный осмотр не практиковался.
Первые известные преподаватели-профессора «бабичьего дела», известные русской истории, – это Иоганн Фридрих Эразмус в Москве (ординарный профессор анатомии и хирургии, обучавшийся в Страсбургском, а потом в Йенском университетах, после прошедший в Лифляндии экзамен на право преподавания и оттуда приглашенный в метрополию[851]) и Андрей (Андреас) Линдеман в Петербурге (статский советник, член Медицинского коллегии, родившийся в Ревеле, получивший степень в Германии, в Геттингене, в 1755 году и оттуда также вернувшийся в Россию[852]). За двадцать лет в Московской акушерской школе под руководством Эразмуса (до 1777 года) было подготовлено 35 повивальных бабок. И он, и Андрей Линдеман часто проводили «лекционы» у себя на дому по немецким учебникам, по сути дела, пересказывая собственные знания и наработки по-русски. Ученицы – a это были в основном практикующие уже повитухи – слушали преподавателей и делились с профессорами собственным опытом родовспоможения. Практические навыки, которые бы можно было подкрепить одновременным с преподавателями присутствием на родах, апробировались повитухами уже после прослушанного[853]. Рассогласованность теории и практики ощущалась с каждым днем все больше: как мы уже отметили выше, мужчинам-врачам было фактически запрещено прикасаться к беременной женщине[854].
Так что первый российский «профессор повивального искусства» Н. М. Максимович-Амбодик (1744–1812) сделал верную ставку на распространение профессионального акушерства через развитие женского повивального образования. Родился он на Полтавщине, окончил Киево-Могилянскую академию, Московский университет, обратил на себя внимание отличным владением иностранными языками и в числе троих студентов был отправлен на 6 лет в Страсбург учиться медицине по особой стипендии княгини Е. Д. Голицыной-Кантемир (она страдала многими болезнями и завещала направить огромную сумму из своего состояния на развитие акушерского дела в России)[855]. Страсбургская акушерская школа вообще оказала большое влияние на появление обученных акушерок в России: именно оттуда приглашались в обе столицы врачи. Там, вероятно, Амбодику пришла идея преподавать на родине с помощью фантома – «для изучения делать поворот младенца и прикладывать акушерские щипцы»