При благоприятном стечении обстоятельств женщины предпочитали рожать в собственном доме или квартире. Даже при постоянном жительстве в городе с приближением родов обеспеченные дамы удалялись за город. Это могло быть родовое имение или усадьба, где в спокойной обстановке ожидали начала схваток. Несмотря на развитие стационарной медицинской помощи, именно домашнее пространство считалось самым подходящим для разрешения женщины от бремени. Для подавляющего большинства женщин рожать вне дома было немыслимо и неприлично[976]. Считалось, что новорожденный непременно должен появиться в доме своих родителей. В традиционной родильной обрядности «родимому» месту, где встречаются мать и младенец, уделялось особое внимание[977]. В народе считалось, что оно может оказать существенное влияние на судьбу ребенка. Если среди крестьян присутствовала маргинализация «родимого» места[978], роженица нередко выбирала «нежилое, периферийное, отдаленное» место (баня, хлев, конюшня, подполье, клеть) или место, связанное с предметом ее труда (летом – в поле, на сенокосе, сеновале, молотьбе, в лесу), то среди горожан, российской интеллигенции роды происходили, если тому ничего не мешало, в супружеской спальне. Спальня превращалась в аксиологический центр, где во всех смыслах зарождалась новая жизнь (осуществлялись акты зачатия и рождения).
Важной частью предродового периода являлось приготовление комнаты роженицы, в которой должен был появиться новорожденный. Если дом имел анфиладную планировку, выбор падал на наиболее просторную, отдаленную от кухни и детской (дабы дети не становились случайными свидетелями) комнату. Устойчивым было поверье о необходимости ограничить число людей, знающих о наступлении родов. Считалось, что такая секретность будет способствовать более быстрому и благополучному окончанию родов[979]. В крестьянской традиции во время наступления родов из дома, если роженица находилась там, удалялись все родственники, детей, как правило, отправляли к соседям. В ряде местностей существовало поверье, что роды пройдут легче, если их проводить тайно. Роженица и повитуха могли скрывать выбранное ими «родильное место»[980]. Такая таинственность была связана с боязнью «дурного глаза». Даже повитуха, отправляясь на роды, никому не говорила, куда и зачем идет[981].
Заблаговременно, до наступления родов, специальным образом подготавливали комнату для роженицы: выносили все лишнее, меняли постельное белье, выбивали тюфяки, подушки и перины, подчас красили или оклеивали заново стены[982]. С развитием научной медицины семьи с достатком устраивали у себя на дому «уголок акушерской клиники»[983]. Обычная кровать могла превратиться в «операционное ложе». Кровать выставляли посреди комнаты, чтобы обеспечить доступ к роженице, застилали ее клеенкой. В народной традиции нередко под кровать ставили емкость с водой. Считалось, что это предостережет роженицу от послеродовых осложнений, прежде всего родильной горячки[984]. Акушерки, присутствуя на домашних родах, нередко практиковали роды в кресле[985]. Как правило, для этого использовалось обычное домашнее кресло, специально для этого приспособленное (застилали клеенкой и чистой тканью). Считалось, что полусидячая поза облегчает родовую деятельность. В связи с тем, что предсказать точную дату родов было невозможно, накануне предполагаемых родов кипятили большое количество воды (эти процедуры могли повторяться ежедневно в течение недели, а то и двух), меняя ее через день, чтобы к моменту прибытия акушерки или врача имелась вода хорошего качества в достаточном количестве, готовили значительное число чистого белья. В ожидании схваток женщины стремились всевозможными способами отвлечь себя. Они шили белье для новорожденного, вязали, читали, наводили порядок, раскладывали белье.
Накануне родов женщины старались подготовить все необходимые приспособления, которые могли бы потребоваться во время родов. С ростом медикализации родового процесса требования к предродовой подготовке рожениц увеличились. Акушеры отмечали, что «если женщина не в состоянии ничего приготовить к родам, то лучше уж ей идти рожать в родильный дом»[986]. Столичные магазины, а также некоторые аптеки имели в продаже «на случай внезапно наступающих родов» специальный «ящик для родов», где содержались все необходимые предметы: подкладное судно, Эсмархова кружка, биде, бандажи, перевязочные средства, клеенки, вата и др.[987] Состоятельные семьи могли позаботиться о приобретении «акушерской сумки», куда входили все актуальные инструменты для работы акушерки.
Одним из традиционных предродовых ритуалов был семейный молебен, призванный защитить роженицу. Молились особым святым, связанным с материнством и детьми. Одна немолодая дворянка накануне родов родственницы писала: «Я очень верю в мощную помощь родилицам Св. Евросиньи (sic!)… Посоветуйте отслужить там о родильнице молебен»[988]. Речь шла о Ефросинии (в миру Евдокии) – жене Дмитрия Донского, чей брак и чье материнство был символом любви и супружеской верности. В Центральной России распространенными были молебны перед иконами «Всех Скорбящих Радость» и святого целителя Пантелеймона[989]. В крестьянской среде нередко молитву о роженице называли «банной молитвой», что было связано с местом деторождения[990]. Напоминал традиционную подготовку к родам в народной среде и процесс снятия с роженицы всех стесняющих повязок, развязывания тесемок, поясов, раздевания до исподней сорочки.
Окружение роженицы зависело от ряда факторов, но прежде всего от ее социального статуса, места проживания и финансового положения семьи. Если в крестьянской традиции забота об окружении роженицы (призыв повивальной бабки, родственников, опытных женщин) происходила с началом схваток, то в среде обеспеченных горожан, дворянок особое окружение роженицы формировалось за неделю до предполагаемых родов.
В традиционной культуре считалось, что повивальная бабка не должна видеть роженицу накануне родов, тем более осматривать ее[991]. Среди крестьянок было распространено убеждение о «безграничной силе своего железного здоровья», родильный акт воспринимался (особенно когда речь шла о повторных родах) как нечто естественное. В связи с этим роды происходили нередко без привлечения повитухи, которую звали позже для произведения действий с плацентой, перевязывания пуповины (перевязывать родильнице самостоятельно пуповину считалось грехом[992]), «правки ребенка». В некоторых регионах Центральной России обходились и вовсе без повитух, призывая их исключительно при трудных родах[993]. Если сельские повитухи, не имеющие специального образования, не справлялись («сбегали»), то звали других, в самую последнюю очередь обращаясь за помощью к образованным повитухам, врачам.
В крестьянской среде, несмотря на все усилия в организации профессиональной акушерской помощи, распространения в городах и селах услуг образованных повивальных бабок, предпочтение отдавалось сельским необразованным повитухам. Среди крестьянок бытовало убеждение, что необразованные повитухи, которые в основном были женщинами пожилыми, лучше знают толк в деле родовспоможения. Было распространено мнение, что молодые образованные повивальные бабки неопытные и мало разбираются на практике. Считалось также, что деревенские бабки обладают «таинственной силой», которая помогает роженице[994]. Выбор в пользу сельских повивальниц был обусловлен не только сложившейся традицией, но и особым подходом к делу. Как правило, призываемая на роды сельская (необразованная) повитуха брала на себя всю домашнюю работу, которую прежде выполняла роженица. Повитуха не ограничивалась исключительно пособием при родах, она координировала деятельность членов семьи, помогала женщине по хозяйству, проводила различные ритуальные действия.
Важным действующим лицом в окружении роженицы, как в крестьянских, так и в дворянских семьях, была ее мать. Эта практика была распространена вплоть до конца XIX века. Отсутствие на родах матери рожавшей объяснялось исключительными обстоятельствами, препятствующими приезду: болезнью, природными катаклизмами, чрезмерной удаленностью. В письме к дочери, например, мать извинялась, что не может прибыть на роды, так как «здоровье отца очень плохо»[995]. Среди крестьянок, особенно первородящих, также встречалась практика за некоторое время до родов уходить в дом матери. Присутствию на родах матери, свекрови придавался особый смысл[996]. Среди женщин бытовало поверье о том, что конфликты с матерью (в том числе со свекровью) перед родами недопустимы. Женщины верили, что ссора окажет негативное воздействие на сами родины и на новорожденного. Об этом повествовала М. К. Тенишева в своем дневнике: