В условиях стационара родильницы и их новорожденные обеспечивались одинаковыми предметами обихода: посудой, бельем, одеждой. Пользование своими вещами запрещалось. Помимо пеленок, распашонок и «подгузок» во второй половине XIX века была предусмотрена выдача свивальников. Несмотря на появлявшиеся аргументы врачей отказаться от практики свивания детей, народная традиция оказывалась устойчивой даже в клинических условиях[1254].
В каждом отделении были предусмотрены свои правила относительно распорядка дня. К 1910‐м годам в повседневной жизни пациенток родильных отделений наблюдалась стандартизация. К примеру, в послеродовом отделении городского родильного дома им. С. В. Лепехина в Москве распорядок дня включал в себя[1255]:
5.30 ч. – подъем, умывание родильниц,
6.00 ч. – кормление детей,
6.30 ч. – уборка и чай,
8.00 ч. – выписка родильниц,
9.00 ч. – кормление детей,
12.30 ч. – обед,
14.00 ч. – чай,
15.00 ч. – кормление детей,
15.30 ч. – уборка детей и родильниц,
18.00 ч. – кормление детей,
20.00 ч. – чай для родильниц,
21.00 ч. – кормление детей,
24.00 ч. – последнее кормление детей.
Ежедневно проводились обходы врачей, директора родильного дома. С начала XX века, с развитием педиатрической науки, распространение получили ежедневные консультации врачей-педиатров. В столичных заведениях стали появляться женщины-врачи, специализировавшиеся на детских болезнях и дававшие консультации для пациенток по «рациональному кормлению и уходу за детьми»[1256]. В 1910‐е годы в практику родильного дома вошла раздача женщинам, подлежавшим выписке, информационных листков со сведениями о правилах ухода и принципах грудного вскармливания.
В женской автодокументалистике описания родов в стационаре встречаются крайне редко. Их удалось обнаружить в литературных воспоминаниях Т. Фохт-Ларионовой, воспоминаниях Л. Д. Менделеевой-Блок, Н. А. Миротворской, дневниках А. А. Алексеевского, Ф. Ф. Фидлера, В. И. Бычкова[1257]. О своем рождении в 1900 году Т. Фохт-Ларионова сообщала, что появилась она в частной родильной лечебнице на Никитском бульваре. Ссылаясь на слова матери, она указывала, что роды были очень тяжелыми, у новорожденной был обнаружен «родимчик», вследствие чего они с матерью провели в больнице длительное время[1258]. Нередко обратиться в стационар заставляло сложное течение родов.
Продолжительность содержания пациенток в родильных клиниках со временем увеличилась. Если в первой половине XIX века женщины проводили в стационаре в среднем 5 дней, то в начале XX века выписка женщин из родильных отделений происходила, согласно больничным инструкциям, «…не прежде, как состояние их здоровья то позволяет и, по возможности, не ранее 9–10 дней»[1259].
Отсутствовали стандарты относительно оплаты больничного содержания. Родильные дома могли самостоятельно устанавливать плату за предоставляемые услуги, поэтому цена в них могла существенно варьироваться. Женщинам с различным достатком предоставлялись различные условия содержания. С развитием клинического родовспоможения в госпиталях открывалось всё больше бесплатных мест. Но, учитывая постоянные финансовые затруднения родильных госпиталей и отделений, отсутствие постоянного государственного содержания, клиники не могли отказаться от платных пациенток. В городских и университетских родильных стационарах (в платных палатах) плата была существенно ниже, чем в частных (в 10 раз). В начале XX века в столице платные палаты в университетских клиниках обходились в среднем в 1–2 рубля за день[1260]. Частные клиники устанавливали собственные расценки. В среднем содержание в частной клинике обходилось в 100–150 рублей в месяц[1261]. По сравнению с городскими родильными приютами частные клиники предлагали уход за беременными и предварительное поступление в отделение, в связи с чем плата, как правило, обозначалась за месяц.
В рамках клинического родовспоможения, в особенности с развитием научного акушерства, стал заметен процесс медикализации деторождения. Современные исследователи оценивают термин «медикализация» не только со стороны улучшения медицинских технологий, но и со стороны усиления контроля медицинских институтов над жизнью человека[1262]. В свою очередь, медикализация рассматривается в качестве центрального инструмента в биополитическом контроле над поведением человека (см. подробнее в гл. 3)[1263]. На всем протяжении XIX века в родильных клиниках формировались биомедицинская (технократическая) модель родов. Ее утверждение было связано с двумя важнейшими факторами: развитием акушерской науки и утверждением клинического родовспоможения в крупных городах. Врачи превращались во всемогущих экспертов, окончательно вытесняя (в рамках стационарного родовспоможения) акушерок. Главная черта технократической модели – восприятие женского тела как несовершенной машины, которая без помощи профессионалов не в состоянии произвести ребенка[1264]. Клинические роды рассматривались в качестве единственного легитимного места для деторождения, естественные роды в домашних условиях с конца XIX века все чаще стали оцениваться как опасные, отягощенные высокими рисками. Родильная и гинекологическая клиника становилась пространством для исследования женского организма. Женское тело превращалось в объект для медицинских вмешательств. Безусловно, женщины получали неоспоримые преимущества, связанные с уменьшением рисков, однако пациенткам родильных отделений предписывалась пассивная роль и полное подчинение врачебному контролю. Женщины, поступавшие в родильные отделения, стали оцениваться не просто как «пациентки», но как «больные». Во многом это было связано с тем, что изначально клиническое пространство воспринималось исключительно как патологическое. Это подразумевало наличие у поступавших женщин тех или иных отклонений от нормального родового процесса. Процесс родов стандартизировался (позы роженицы, поведение медицинского персонала), появились представления о нормах и патологиях (анатомия женского тела, время схваток и родов, положение плода и др.), что в теории медикализации репродукции (Дж. Левитт, К. Риссман) рассматривается в качестве важнейших признаков технократической модели родов[1265]. Хирургические операции, медицинские инструменты стали важным аргументом в пользу выбора родов в стационаре. Пациентки родильных клиник лишались свободы действий, всё в меньшей степени они могли контролировать свое тело и сам процесс деторождения. Рассмотрим эти процессы более подробно.
По образцу других отделений врачи стали собирать анамнез и составлять «истории болезней» рожениц. Даже если роды у женщины протекали без осложнений, в больничных документах история родов стала называться «история болезни»[1266]. Если в первой половине XIX века в журналах родильных стационаров размещались минимальные сведения о пациентах, то к концу XIX века врачи собирали внушительный анамнез. Медицинская терминология, описывающая родовой акт, превращалась в описании врачебной истории болезни.
Роды – это акт вполне естественный, физиологический, но этот акт чрезвычайно непрочный в своем правильном течении, он чреват всякими осложнениями, его ход усеян терниями и всякими опасностями… ‹…› И во время беременности, и в особенности во время родов, а также в первое время после родоразрешения женщина подвергается опасности заболевания, влекущего за собой или инвалидность, или смерть[1267].
Первые стандарты в течении родового процесса были связаны с установлением норм в отношении временного течения родового акта. Анализируя принятые роды, врачи стали фиксировать среднее течение родового процесса. Начался процесс, связанный со стандартизацией родовой деятельности. Отклонение от установленной средней величины могло стать критерием для необходимости оперативного вмешательства. Считалось, что средний период родового процесса у первородящих состовляет 18 часов 45 минут, у многородящих – 10 часов 58 минут; средняя продолжительность родов – 13 часов 34 минуты[1268]. В отчетах родильных клиник продолжали встречаться весьма продолжительные роды, которые заканчивались благополучно. Согласно отчетам санкт-петербургских клиник, более чем у 20 % первородящих роды длились 20–30 часов, у 10 % первородящих 30–50 часов и, наконец, у 5 % – более 50 часов[1269]. В первой половине XIX века нередко в отчетах родильных отделений продолжительность родов могла быть до 100 часов[1270], во второй половине XIX века подобных цифр уже не встречалось. Все случаи, превышавшие закрепленные стандарты, квалифицировались в качестве патологии и требовали оперативного вмешательства.
Понятие «медицинская норма» стало ключевым в определении способности женщины к самостоятельным родам. Наиболее частым признаком, свидетельствовавшим о возможных нарушениях родовой деятельности, в больничном пространстве становилось «сужение таза». В 1910‐х годах в родильных приютах Москвы до 20 % беременных имели подобный диагноз