В рассматриваемый период пространство родильной клиники только формировалось. Не было жестких стандартов как в отношении применяемых операций, так и в целом относительно методов акушерской помощи. Для врачей сохранялось поле для экспериментов. В родильных клиниках, преимущественно крупных столичных, могли содержаться кабинеты для лечения осложнений при беременности, стимуляции родовой деятельности и улучшения послеродового восстановления. У врачей была относительная свобода в выборе и применении средств лечения. Использовалось свето– и водолечение, радиотерапия, электролечебницы, газолечение и проч.[1300] При Императорском клиническом повивальном институте проводилось изучения влияние звуковых волн на родовую деятельность, в связи с чем кровати пациенток были снабжены специальными микрофонами для прослушивания музыки[1301].
В начале XX века появился экспериментальный метод лечения и даже стимуляции родовой деятельности – при помощи электричества. Он внедрялся в различные медицинские направления, в том числе в акушерство и гинекологию. Все в том же Императорском клиническом повивальном институте располагался специальный электротерапевтический кабинет, где проводились манипуляции над пациентками при помощи «прерывистого тока», статического электричества, электромагнита[1302]. Эксперименты с применением электрического тока в акушерстве и гинекологии вызывали особый врачебный интерес. Врач Харьковской городской больницы М. М. Миронов, вводя электрод в шейку матки на различные глубины, установил, что если вводить электрод в саму матку, то сокращения станут особенно интенсивными. С помощью электрического тока, таким образом, он предложил делать искусственное прерывание беременности[1303].
Анестезия. Медикализация деторождения выражалась в стремительном проникновении в родильную клинику средств обезболивания. Оперативное акушерство утверждалось благодаря появлению анестезии. Впервые наркоз при родах применил шотландский акушер Джеймс Янг Симпсон в 1847 году. Первоначально он использовал эфир, а затем хлороформ[1304], смачивая им платок, который подносился к лицу пациенток. Вскоре эта процедура была применена акушером Джоном Сноу в 1853 году во время родов королевы Виктории, что сделало само обезболивание привлекательным среди аристократических кругов. В середине XIX века в России во врачебном сообществе встречалось применение народных средств, снимавших боли. В частности, использовалась «спорынья внутрь»[1305], хотя к концу XIX века употребление подобного средства уже не встречалось. Если в условиях домашних родов врачи на свое усмотрение могли дать легкое обезболивающее женщинам, то в родильных клиниках это становилось нормой. Не было жестких стандартов относительно средств обезболивания. К концу XIX века для обезболивания в условиях стационаров применялся чаще всего хлороформный наркоз, а также эфир, морфий, опий[1306]. Для хлороформирования была изобретена специальная маска. Обезболивание, приводившее пациенток в бессознательное состояние, несомненно, имело преимущество в части избавления женщин от страданий. Роженицы, пользовавшиеся услугами стационарных родов, могли обращаться к врачу провести обезболивание в страхе перед предстоящими схватками, даже если сама беременность протекала абсолютно нормально. К примеру, причиной применения обезболивания могла быть просьба женщины:
Доктору Бурлакову пришлось применить хлороформенный наркоз по настойчивому требованию роженицы, которая просила о безболезненном проведении родов, отчасти из боязни перед родовыми болями, отчасти же из‐за своей нервозности[1307].
Наркоз превращал роженицу в «идеальную пациентку». Хлороформирование позволяло врачам проводить комплекс медицинских манипуляций, лишая женщину активной роли в родах.
При распространении научного, профессионального акушерства врачи обратили особое внимание на показатели смертности женщин при родах. Статистические данные часто использовались как важнейшее доказательство опасности народного, традиционного родовспоможения, символом которого выступали деревенские необразованные повитухи.
Врачи сообщали о высокой смертности при родах, полагая, что только распространение профессионального акушерства способно изменить ситуацию[1308]. Однако анализ разрозненной статистической информации первой половины XIX века показывает, что женщины умирали не столько при самих родах, сколько от послеродовых инфекций. Указания врачей на высокую смертность в родах без привлечения профессионалов были преувеличенными. В отчетах повивальных бабок крайне редко встречался смертельный исход рожениц или младенцев. В большинстве случаев роды «совершались силами самой природы» и «имели благополучный исход». Анализ отчетов городового акушера Василеостровской части Санкт-Петербурга Сергея Громова за 1824–1825 годы показал, что число мертворождений не превышало 5 % от принятых родов[1309]. В то же время процент смертности в родильных отделениях мог доходить до 20 %. В связи с этим убежденность, что профессиональное акушерство существенно снижало риски смертности в родах, относительна. Стационарные роды снижали риск занесения инфекций в женский организм и, как следствие, опасность родильной горячки.
Статистические данные по материнской смертности имеют множество погрешностей, что осложняет выводы. Главный источник фиксации смертности женщин при домашних родах – метрические книги, так как чрезвычайно малое число женщин обращалось в родильные отделения. Священник делал запись «умерла от родов», даже если смерть наступала вскоре после родов. В связи с этим сложно классифицировать, от чего, собственно, умирала женщина: от послеродовых инфекций или в результате малоквалифицированной помощи при родах.
Афиногенов, анализируя данные земской статистики конца XIX века, указывал, что смертность среди крестьянок доходила до 14 %, при этом основная причина состояла в послеродовых инфекциях[1310]. Высокий процент смертности при родах среди крестьянок был также обусловлен распространенными практиками самостоятельного прерывания беременности, попытками избавиться от нежелательной беременности. Из обнаруженных им 454 случаев смертности рожениц за 1889–1898 годы менее половины (48 %) приходилось на смерть непосредственно в родах, остальная часть – от послеродовых инфекций, родильной горячки, преждевременных родов. Афиногенов указывает, что на 1000 родов крестьянок Рязанского уезда приходилось 5,1 смертного случая, или 1 смертный случай на 193,8 разрешившихся женщин[1311]. Эти цифры являлись средними для регионов России. Максимальные цифры были зафиксированы в Новгородской губернии, впрочем, как и уровень младенческой смертности (таблица 18).
Таблица 18.Таблица смертности рожениц и родильниц в губерниях России
Источник данных: Афиногенов А. О. Жизнь женского населения Рязанского уезда. С. 66
Несмотря на распространение профессионального акушерства в городах, смертность рожениц-горожанок оставалась приблизительно на том же уровне, что и смертность крестьянок. Более 20 % женщин в клиниках вплоть до конца XIX века страдали различными послеродовыми осложнениями, среди которых самым распространенным, впрочем как и при домашних родах, была родильная горячка[1312]. Проанализировав данные по 23 городам Европейской России, врач А. И. Котовщиков заключает, что в среднем на 1000 деторождений приходилось 6,67 случая смертности рожениц[1313]. Обобщив данные по Санкт-Петербургу с 1765 по 1860 год (таблица 19), Котовщиков приходит к любопытному выводу: несмотря на годовые колебания, смертность рожениц за рассматриваемый период не изменилась. Фактически эти данные свидетельствовали о том, что вплоть до середины XIX века распространение профессионального акушерства в столице не оказывало влияние на уровень материнской смертности в родах.
Высокая смертность в родильных отделениях, которая нередко превышала смертность рожениц в условиях домашних родов, может быть объяснена различными причинами. Вполне очевидная причина: женщины, как правило, поступали в больницы в тяжелом состоянии, после неудачных попыток самостоятельно родить или оказания себе различных вариантов «самопомощи». Стационары становились местом патологических родоразрешений. Не менее важная причина смертности в родильных отделениях, как и в результате домашних родов, – инфицирование женского организма. В условиях стационара септические заражения, инфекции активно передавались от одной пациентки к другой.
Таблица 19.Смертность рожениц и родильниц в Санкт-Петербурге за 1765–1859 годы
Источник: Котовщиков А. И. О смертности рожениц и родильниц. Сравнительная разработка данных западноевропейских государств и некоторых губерний России. СПб.: Тип. Императорской Академии наук, 1880. С. 62–63.
Существенный прорыв в решении этой проблемы совершил врач-акушер Венского родильного дома И. Ф. Земмельвайс в конце 1840‐х годов. Он предположил, что высокий процент смертности рожениц (до 50 %) в клинике связан с распространением инфекции. Земмельвайс писал: «Родильная лихорадка является не эпидемией, а эндемией. Она распространена не везде, а только в родильных учреждениях»