Человек рождающий. История родильной культуры в России Нового времени — страница 84 из 90

Дамам в положении общество предписывало полный или частичный отказ от сексуальных отношений. Современники не допускали эротизм женщин-матерей, считая, что хорошая мать должна всю себя отдавать ребенку и быть асексуальной. Известным антиподом этой идеи стал художественный образ Анны Карениной. Сексуальные отношения женщины во время беременности, кормления грудью большинство «экспертов» (акушеры, педиатры) считали недопустимыми и противоестественными как с моральной, так и с физиологической стороны. Некоторые из них приписывали подобные практики к разряду извращений. «Половые сношения с беременными, безусловно, противупоказуются ввиду их вредного влияния на женщину…»[1376] – писал известный российский врач В. Н. Жук. Е. А. Покровский, врач-педиатр, категорично настаивал: «Половые сношения законны только тогда, когда от них могут произойти дети, следовательно, не законны во время беременности и кормления»[1377]. О «нецелесообразности» и «вреде сношений» во время беременности писала женщина-врач Елизавета Дрентельн[1378].

Существовавшие подходы отражали характерное для традиционных обществ амбивалентное восприятие женщины: женщина-любовница (проститутка) или жена-мать, занимающая позицию «ангела в доме» (angel wife)[1379]. Основным аргументом в их риторике был якобы закон природы, согласно которому зачавшая самка не подпускает к себе самца. Считалось, что интимная близость беременных женщин негативно сказывается на их здоровье и ставит под угрозу жизнь плода. «Разве не чудовищно удовлетворение полового инстинкта беременной или кормящей ребенка грудью женщиной?»[1380] – писала врач М. И. Покровская. Таким образом, врачебное сообщество настойчиво защищало принцип материнской асексуальности, хотя современные психоаналитические теории (М. Фуко, Ю. Кристева) относят материнство к особому роду женской сексуальности. Зачастую рождение больных и слабых детей, частые выкидыши, слабость роженицы, длительность послеродового восстановления объясняли невоздержанностью супругов во время беременности. С яркой критикой в адрес таких супругов выступал русский классик Л. Н. Толстой[1381].

Взгляд русского философа, знатока брачных отношений В. В. Розанова на характер супружеских отношений во время беременности относился к разряду исключительных. Он придерживался мнения, что нет никакой необходимости прерывать совокупления, так как их прекращение может привести к нервным срывам у женщин. «А между тем женщина 30-ти лет, с прерванными привычными совокуплениями, – есть что-то еще более страдальческое и несчастное, нежели девица 17 лет до совокуплений: ибо известно, что… всякая беременная, покинутая ласками мужа, есть соломенная вдова на девять месяцев»[1382], – писал он в известном произведении «Люди лунного света». Философ опровергал позицию врачей, которые указывали, что исполнение супружеского долга во время беременности ослабляет силы матери.

Противоречивость врачебных предписаний и реального положения дел доказывают супружеские признания, которые изобилуют откровениями об активной половой жизни во время беременности. Женщина-врач Е. Дрентельн не без удивления писала: «Занимаясь акушерством в течение многих лет и имея перед собой довольно большой материал для наблюдения, меня чрезвычайно поражало то обстоятельство, что многие беременные женщины не только не уклоняются от супружеских ласк, но даже ищут их»[1383]. Она указывала на то, что некоторые из ее интеллигентных пациенток жаловались на сильное половое влечение, сопровождавшее всю беременность. При этом она подчеркивала, что в народной среде, в отличие от высших классов, накладывалось табу на сношения во время беременности. Несмотря на запреты, женщины в положении признавались о преследовавших их страстных желаниях. В чрезвычайно редком источнике – интимном дневнике А. В. Половцова – содержались прямые указания на то, что супруги во время беременности практиковали «осторожные» «пивво» (сексуальные отношения). Он описал первый опыт интимных отношений с женой после того, как стало известно о ее положении:

Утро. Ну, теперь давай пивво (К.). Подушку подложили под мошонки. Вкладывать м. было трудно, чтобы не надавливать на живот. К. было немного больно. «Д. заросла» (К.). Я все время держался на руках и совсем не надавливал на живот. У Кати не было. Я слишком боялся. У меня удовлетворение было, но жалко, что не взаимно[1384].

При этом Половцов подчеркивал, что с наступлением беременности жена признавалась в обостренных желаниях близости и сама просила об этом[1385]. Длительные перерывы в нормальных сексуальных отношениях приводили к тому, что вскоре после деторождений женщины вновь беременели. «Я помню, как после рождения Мишучика – Миша радостно протянул мне объятия, восклицая – тоненькая, опять тоненькая! Ох теперь!»[1386] – вспоминала дворянка, намекая на разгоревшуюся страсть мужа.

Либерально настроенные врачи не рекомендовали входить в «половые сношения» первые три месяца беременности и четыре месяца до предполагаемых родов, то есть советовали ограничить сексуальные отношения двумя месяцами второго триместра. Известный автор учебника по акушерству (многократно переиздававшегося) Н. И. Побединский считал, что у беременных женщин «половые сношения должны быть оставлены или совершаться крайне редко»[1387]. Будучи большим реалистом в половых вопросах, он допускал сексуальные отношения на протяжении всего срока беременности, кроме последних двух месяцев.

Изучение семейных фотографий, получивших повсеместное распространение к началу XX века, демонстрирует отсутствие снимков интеллигентных женщин в видимом положении беременности. Несмотря на популярность семейных портретов, фотографий родителей с младенцем на руках или одного младенца, сохранялось традиционное табуирование вида беременных, накладывавшее негласный запрет на визуальное закрепление облика дам в положении. Это позволяет имплицитно предполагать, что образ беременной женщины по-прежнему считался сакральным, его изображение – сугубо интимным, а значит, в широких кругах недопустимым.

Доказательством депривации вида беременной стал спор, возникший в 1880‐х годах в педагогических кругах[1388]. Следует отметить, что новым явлением в повседневной жизни города было занятие беременных женщин профессиональным трудом, среди которого доминировало учительство. Большая часть учительниц женских гимназий – дворянки. Зачастую учительство являлось единственным средством их содержания, в связи с чем, находясь в положении, они продолжали работать. Возможность трудиться беременным давал министерский циркуляр от 28 августа 1880 года, по которому замужество не являлось препятствием для учительства, однако там была существенная оговорка:

В отдельных случаях, если семейные обязанности препятствуют какой-либо учительнице с успехом исполнять прежние обязанности по службе, то вопрос об оставлении ее при гимназии должен быть решен для каждого случая отдельно[1389].

Появление беременных учительниц в гимназиях было воспринято неоднозначно со стороны мужчин. Вполне серьезно в конце XIX века обсуждался вопрос об «уместности» в стенах учебных заведений вида беременных женщин. В Министерство народного просвещения стекались мнения различных педагогических советов женских и мужских гимназий. Одни резко критиковали учительство беременных, высказывались мысли о неспособности женщины с детьми должным образом исполнять свои рабочие обязанности; другие защищали «естественный» вид беременных, который, по их мнению, не может внушить учащимся вредных мыслей. В правилах приема в некоторые учебные заведения, дающие профессиональные навыки, подчеркивалось недопущение к обучению беременных, даже на курсы повивального искусства, которые, казалось бы, были непосредственно связаны с беременностью и родами. Несмотря на повсеместный допуск учительниц в положении к преподаванию, в 1910‐х годах Санкт-Петербургская городская управа приняла постановление, запрещавшее замужним женщинам занимать должности учительниц в городских училищах в связи с возможной беременностью, материнством и неспособностью исполнять профессиональные обязанности на должном уровне. Это вызвало бурную реакцию со стороны образованной части женщин. Известная врач М. Волкова явилась основательницей Общества охранения здоровья женщин. Главная цель организации состояла в отмене запрещающего закона. М. Волкова писала:

Стремление к материнству сильно развито в каждой нормальной и нравственной женщине, и раз чувство это искусственно подавляется жизненными условиями – это отражается крайне неблагоприятно на всей нервной системе данной женщины и кладет печать грусти и пессимизма на ее миросозерцание, а эти качества вряд ли составляют желательное явление для педагогической деятельности. Материнские же обязанности и заботы, несомненно, делают женщину более вдумчивой, серьезной, а это все качества крайне желательные для педагогической деятельности[1390].

Результатом дискуссии явилось признание облика беременной женщины вполне естественным, а замужество – не препятствующим преподавательской деятельности. Кроме этого, преподавательницы средних учебных заведений получили льготы декретного отпуска. На время родов они оформляли отпуск по болезни с сохранением содержания на период до двух месяцев, при необходимости брали дополнительный неоплачиваемый отпуск. Этот факт демонстрировал разрушение традиционного табуирования беременности, ограничивавшего деятельность женщин высшего сословия. Новые рекомендации для беременных содержали указание на то, чтобы женщина не оставляла свой привычный образ жизни, за исключением тяжелой и изнурительной работы.