— Упакуйте все в ящики, — распорядился я, — в том числе папки из кабинета. Я пришлю за вещами констеблей. В них может быть что-нибудь важное для следствия.
Это был довольно странный поступок, и тогда я даже и сам не знал, зачем отдаю подобный приказ. Если в вещах покойного и были улики, наверняка они исчезли вместе с сахибом, который приходил накануне вечером. На самом-то деле, скорее всего, никаких улик, которые стоило бы хранить, здесь давно не осталось. И тут я понял свой мотив: я пытался сохранить память об умершем, о человеке, которого даже никогда не видел, — по крайней мере, при его жизни. А зачем? Потому ли, что его прошлое чем-то напоминало мое собственное? Да какая разница. Но я не мог позволить, чтобы память о нем так просто исчезла. Я собирался почтить его память — поймать его убийцу.
Я поблагодарил слугу, который проводил меня обратно к выходу.
— Что вы будете делать теперь, когда у вас больше нет работы? — спросил я.
Сандеш слабо улыбнулся:
— Кто знает? Если мне повезет, я, может быть, найду новую работу. В противном случае мне придется вернуться в родные места. — Он поднял палец кверху: — Все это в руках богов.
Десять
Вернувшись на Лал-базар, я нашел на своем столе очередную записку от Дэниелса. Наверное, лорд Таггерт хотел узнать, как идет расследование. Рассказывать пока было особенно нечего, и мысль, что Дэниелс приходил сюда меня искать, была мне неприятна, но за годы работы я понял, что когда сталкиваешься с проблемой подобного рода, то лучшая линия поведения — не обращать на нее внимания и идти обедать. Правда, я не знал, куда именно пойти. Калькутта — это не Лондон. Здесь, в тропиках, где англичанину достаточно неосторожно взглянуть на бутерброд, чтобы свалиться с дизентерией, выбор предприятия общественного питания мог оказаться вопросом жизни и смерти.
Поддавшись порыву, я поднял трубку телефона и попросил соединить меня с Энни Грант из «Дома писателей». Она ответила после третьего звонка.
— Мисс Грант?
— Капитан Уиндем? Чем я могу вам помочь? — Судя по голосу, ее мысли были далеко.
— Вы не хотели бы сходить со мной пообедать? Разумеется, если вы свободны.
Я говорил себе, что обед — хороший повод продолжить расспросы, но это была, признаться, только половина правды. У меня похолодело в желудке. Какая нелепость. Как может человек, переживший три года бомбежек, артобстрелов и пулеметного огня, дрожать от волнения, приглашая женщину на обед? На какую-то секунду в трубке воцарилась тишина. Я задержал дыхание и почувствовал отвращение к самому себе.
— Пожалуй, я могла бы выкроить время, капитан, но боюсь, что почти ничего не смогу добавить о Маколи. Вчера я рассказала все, что знала.
— Простите, мисс Грант, я, наверное, неловко выразился. Я просто подумал, что было бы приятно пообедать вместе. Я здесь почти ничего не знаю, так, может, вы могли бы показать мне какой-нибудь ресторан? Если, конечно, у вас нет других планов. Я приглашаю.
Почему мне понадобилось приложить сознательное усилие, чтобы замолчать?
Ее голос повеселел:
— Ну если так, капитан, то конечно. Дайте мне пятнадцать минут. Встретимся на лестнице у входа в наше здание.
Пятнадцать минут спустя я ждал ее на ступеньках «Дома писателей», поглядывая на площадь. Она подошла со спины и коснулась моего плеча.
— Капитан Уиндем, — улыбнулась она.
— Пожалуйста, — попросил я, — называйте меня Сэм.
— Договорились, Сэм, — сказала она, беря меня под руку и увлекая вниз по ступенькам. — Готов ли ты начать знакомство с кулинарными изысками Калькутты?
Мне понравилось, как это прозвучало, и, в частности, понравилось слово «начать». Оно подразумевало, что будет и продолжение.
— Как насчет этого нового ресторана «Красный слон» на Парк-стрит? — предложила Энни. — Последний писк моды. Я ждала, когда кто-нибудь меня туда пригласит.
Я ничего не слышал об этом ресторане, но это не имело никакого значения. Я согласился бы на любое ее предложение, будь это даже обед из трех блюд в пансионе миссис Теббит.
— Пойдем, — сказал я с такой готовностью, что она засмеялась, как школьница на пикнике, а я почувствовал необоснованный прилив гордости.
Я подозревал, что она смеялась только затем, чтобы сделать мне приятно, но меня это вовсе не смутило. Она подошла к дороге и остановила проезжавшую мимо тонгу[42]. И все это время я не мог отделаться от мысли, как же это странно — когда тебя под руку держит какая-то другая женщина.
Тонга валла натянул поводья и остановил свою хитрую конструкцию у тротуара. Это был тощий парень — одни мускулы, сухожилия и кожа, загоревшая дочерна под бенгальским солнцем. Я помог Энни залезть на сиденье и сам забрался следом.
— Парк-стрит, чало́[43], — сказала она.
Тонга валла вновь натянул поводья, и двуколка, отчалив от тротуара, влилась в поток транспорта. Мы направились в сторону Эспланады, прочь от переполненных улиц в районе Дэлхаузи-сквер, и скоро уже ехали по Майо-роуд в сторону Парк-стрит — оживленной транспортной артерии города, полной роскошных магазинов и фешенебельных заведений.
«Красный слон», ресторан небольшой и неброский, располагался на первом этаже довольно внушительного четырехэтажного здания. Снаружи смотреть было почти не на что: затемненные окна, массивная деревянная дверь, у двери — такой же массивный привратник-сикх. Мне порой казалось, что каждый второй сикх в Калькутте служил привратником. И совершенно понятно, почему: сикхи гораздо крупнее коренных бенгальцев. Пока в Калькутте есть двери, сикх без работы не останется. Привратник поприветствовал нас коротким кивком и пропустил внутрь.
Интерьер ресторана был темным и блестящим, как в дорогом бюро похоронных услуг. Полы из черного мрамора, стены покрыты затемненным стеклом, столы черного дерева, а вдоль одной из стен — бар с черными барными стульями и черным барменом.
— Какое красочное место, — заметил я.
Энни рассмеялась:
— Когда ты лучше узнаешь Калькутту, Сэм, то поймешь, что чем чернее ресторан, тем он шикарнее.
В таком случае, подумал я, «Красный слон» такой шикарный, что дальше просто некуда.
Тут возникло затруднение в лице метрдотеля, низкорослого европейца, который появился будто из ниоткуда и преградил нам путь. Роста в нем было пять футов четыре дюйма, может, чуть больше, но смотрел он на нас свысока, а вид имел мрачный, под стать ресторану.
— У вас забронирован столик? — осведомился он таким тоном, каким врач спрашивает, есть ли у пациента сифилис. Если судить по числу свободных столов, отсутствие брони никак не должно было представлять затруднения. И все же, услышав отрицательный ответ, метрдотель сделал резкий вдох и сверился с журналом, который был размером почти с него самого.
— Боюсь, мы не сможем вам помочь, — объявил он решительно, будто я попросил его провести хирургическую операцию.
— А кажется, что у вас не так много посетителей, — заметил я.
Он покачал головой:
— Боюсь, я ничего не могу вам предложить по крайней мере до трех часов.
— Неужели ни одного столика не найдется?
— К сожалению, нет, — ответил он, а затем обратился к Энни: — Может, вам поискать где-нибудь дальше по улице?
Выражение ее лица резко изменилось, словно он дал ей пощечину.
— Пошли, — сказала она, беря меня под руку. — Пойдем куда-нибудь еще.
— Погоди, — сказал я и обернулся к метрдотелю: — Я уверен, что вы сможете найти для нас местечко.
Он опять покачал головой:
— Боюсь, что сэр в Калькутте недавно.
Люди постоянно говорили мне подобные вещи. Можно было подумать, что Калькутта чем-то так уж отличается от любого другого города империи. Меня это начинало раздражать.
— И откуда я, по-вашему? — вопросил я. — Из Тимбукту?
— Пожалуйста, Сэм, — сказала Энни. — Просто пойдем. Ради меня.
Я не хотел с ней спорить, поэтому одарил метрдотеля гневным взглядом, развернулся и отправился к выходу вслед за ней.
— Почему он так себя вел? — спросил я, когда мы снова оказались на улице. Энни не ответила. Она шла вперед не оборачиваясь. Я не то чтобы крупный специалист по женскому поведению, но даже мне было очевидно, что она расстроена.
— Что с тобой? — спросил я.
— Все в порядке.
— Мне кажется, будет лучше, если ты все расскажешь как есть.
Она заколебалась.
— Нет, серьезно, все в порядке, — повторила она. — Я не в первый раз с этим сталкиваюсь.
Я все еще не мог понять, о чем речь.
— Не в первый раз сталкиваешься с чем?
Энни посмотрела на меня:
— Ты и правда такой неиспорченный, да, Сэм? — Она вздохнула. — У них не нашлось для нас столика, потому что они не рады таким, как я. Вот если бы ты пришел туда с девушкой-англичанкой, все было бы в порядке.
У меня кровь вскипела в жилах.
— Что за чушь! Вся эта ерунда только потому, что ты на какую-то часть индианка?
Пусть я недавно приехал в Калькутту и ничего не знал о здешних обычаях, но подобный абсурд терпеть был не намерен. Я повернулся, намереваясь пойти обратно в ресторан, не вполне себе представляя, что собираюсь сделать, но ведь я как-никак служил в полиции, а на такой работе быстро привыкаешь давить авторитетом.
Энни взяла меня под руку:
— Пожалуйста, Сэм, не надо, — сказала она устало. Ее глаза заблестели, как будто она собиралась заплакать. Этого хватило, чтобы умерить мой пыл.
— Ну хорошо, — согласился я. — Но нам все-таки надо найти, где поесть.
Она ненадолго задумалась, а потом ее лицо просветлело:
— Здесь рядом есть одно место, которое должно тебе понравиться. Правда, оно достаточно заурядное.
Что ж, я не возражал — главное, чтобы Энни была довольна. Она повернулась и подозвала пару рикш.
Мы остановились у потрепанного домишки, выходящего дверью прямо на тротуар. Плакат, закрепленный на уровне второго этажа, гласил: «Отель Гламорган». Заведение оказалось набито под завязку. Официанты в белых рубашках сновали между гостями, втиснутыми вокруг небольших квадратных столиков. Ресторан занимал два этажа — основной зал и мезонин. Обстановка была довольно незатейливой: стены в побелке, клетчатые скатерти и повсюду — аромат простой и добротной пищи. Под потолком стрекотала стайка вентиляторов.