— Неважно, как его звали. И вообще это было сто лет назад.
Энни сделала еще глоток вина. Я не стал нарушать молчание. Я видел, что она хотела поделиться своей болью, и порой лучшее, что мужчина может сделать для женщины, — это сидеть и слушать.
— Он был клерком в «Писателях», — заговорила она снова. — Когда мы познакомились, мне был двадцать один год. Он только что приехал из Англии. Я совсем потеряла голову. Мы были вместе почти год. Он обещал на мне жениться.
— Что же случилось?
— То, что всегда случается. Случилась Индия. Случилась империя. Она меняет англичан. Давит их. Они приезжают сюда наивные, полные самых лучших намерений. Но здесь они довольно быстро становятся циничными и ограниченными. Империя уничтожает хороших людей, Сэм. И попомни мои слова, тебя ждет такая же участь.
— Не думаю. Я уже сыт по горло этим британским превосходством.
Она невесело усмехнулась:
— Поглядим, что ты скажешь через полгода.
Я не исключал, что Энни права. Собственные слова показались мне неискренними. Здесь было так просто поддаться неосознанному расизму, на котором, казалось, выстроена вся система. Со мной самим это произошло каких-то несколько часов назад. Будто коварный недуг. Но я могу быть умнее. Я могу учиться у этой женщины, этой красивой, умной женщины, которая видела правду сквозь лицемерие и притворство.
— Я говорю серьезно, — сказал я, стараясь убедить скорее себя, чем ее.
— Конечно, Сэм. Ты не такой, как все остальные. Ты-то особенный. — Она осушила бокал.
Что я мог ответить? Уверять ее, что я действительно не такой? При этом опасаясь, что могу оказаться таким же, как все остальные? Не придумав достойного ответа, я промолчал и снова наполнил ее бокал.
— Извини, — сказала она. — Напрасно я так с тобой говорила. Просто я не раз видела, как это происходит. Милые ребята из среднего класса приезжают сюда из графств — и власть и привилегированное положение ударяют им в голову. Их обслуживают с утра до ночи, слуга помогает им одеваться. Очень скоро им начинает казаться, что так и должно быть.
— Может, мне все-таки лучше не нанимать слуг, а завести вместо этого лошадь?
Энни улыбнулась — прекрасной, обезоруживающей улыбкой, заставившей меня недоуменно спросить себя, какой же мужчина мог предпочесть карьеру такой женщине.
— Так ты расскажешь мне, что вчера произошло? — сменила она тему.
— Как я уже говорил, рассказывать тут особенно нечего. Мы выследили подозреваемого. Он сопротивлялся при аресте. Я просто делал свою работу.
— И ты считаешь, что он убил Маколи?
Я помедлил с ответом, затем покачал головой:
— Я больше ничего не могу сказать, Энни. Мне жаль, но я не могу.
Она улыбнулась и ласково погладила меня по руке:
— Прости. Мне не стоило спрашивать.
В этот момент в зале началось какое-то смятение, разговоры стихли, взгляды обратились к дверям. В ресторан вошли четверо новых гостей. Процессию возглавлял губернатор: безупречный смокинг, накрахмаленная рубашка с воротничком. За ним следовали тучный господин в военной форме — генерал, судя по лацканам кителя, — и две пожилые дамы. Метрдотель бросился к ним навстречу и склонился в таком глубоком и долгом поклоне, что я забеспокоился, сможет ли он распрямиться снова. Вернувшись все же в вертикальное положение, он обратился к губернатору с воодушевленной речью. Издали не было слышно, что именно он говорил, но по масленой и льстивой улыбке можно было догадаться, что вряд ли он выражал недовольство действиями правительства.
Лавируя между многочисленными столами, метрдотель сопроводил новых гостей к свободному столику, который стоял поодаль от остальных и позволял рассчитывать на относительное уединение. Они продвигались вперед с переменным успехом — возле некоторых столиков губернатор останавливался, и посетители поднимались, чтобы его поприветствовать. Здесь перемолвиться парой слов, там пожать руку. Тут губернатор заметил Энни, явно узнал ее и по кратчайшей траектории направился к нам. Мы тоже встали, чтобы поздороваться, как это делали до нас все гости, которым повезло оказаться у него на пути.
— Мисс Грант, — произнес он гнусавым голосом, тотчас придавшим ему сходство с биржевым маклером из Эдинбурга.
— Ваша честь.
— Я только хотел сказать, как был потрясен, услышав, что случилось с беднягой Маколи. Смею вас заверить, что преступники очень скоро предстанут перед судом.
— Благодарю вас, ваша честь, — проговорила Энни, опуская взгляд. — Это очень обнадеживает.
— Скажите, моя дорогая, как вы держитесь?
Она ответила слабой улыбкой:
— Все в порядке, спасибо, хотя мне понадобилось какое-то время, чтобы оправиться от потрясения.
— Так держать, моя дорогая. Выше нос и тому подобное.
Энни повернулась ко мне, чтобы представить:
— Это капитан Сэм Уиндем, ваша честь. Он только что…
— О, я уже имел удовольствие, моя дорогая! — прервал ее губернатор, подавая мне руку: — Мой дорогой мальчик, вы герой дня. Ведь это вас мы должны благодарить за поимку нашего старого друга Беноя Сена.
— Не могу приписать себе эту заслугу. Это была масштабная операция.
— Да, я наслышан. Вам уже удалось добиться признания вины?
— Пока нет.
Губернатор наморщил нос:
— Что ж, меня это не удивляет. Вам следует передать его военной разведке. У них большой опыт работы с подобными клиентами.
Я кивнул и сообщил ему, что мы собираемся передать Сена утром.
Он, казалось, остался доволен.
— В таком случае больше не буду отнимать у вас время. Мисс Грант, капитан Уиндем.
Короткий кивок каждому — и он продолжил путь к своему столику. Я сел, глотнул вина и взглянул на Энни:
— Ты не говорила мне, что вы с губернатором — лучшие друзья. А что о нем думает бармен Азиз?
— Не такие уж мы и друзья, Сэм. Я встречалась с ним пару раз, когда сопровождала Маколи в резиденцию. Лучше скажи: это правда? Ты действительно арестовал Беноя Сена?
Я лишь улыбнулся. Когда женщина восхищена чем-то, что вы, по ее мнению, совершили, иногда лучше всего предоставить ей думать, что она хочет, и не портить дело фактами.
— Вот это успех! — воскликнула она с восторгом. — Его несколько лет не могли поймать.
— Ты же знаешь, что я не могу говорить о расследовании, — напомнил я.
— Да ладно тебе, Сэм. Сам губернатор завел о нем речь. Теперь ты просто обязан мне все рассказать.
Алкоголь всегда делает меня сговорчивее, а к тому моменту я уже успел порядком набраться. Да и действительно, что страшного случится, если все ей рассказать? Тем более что через считаные часы наши новости, скорее всего, окажутся на первой полосе «Стейтсмена». А кроме того, мне страшно хотелось произвести на нее впечатление, пусть это и было сущим мальчишеством. Я поднял руку, показывая, что сдаюсь:
— Твоя взяла. Что ты хотела узнать?
— Все! — решительно объявила она. — Как вы его выследили, как ты его поймал, какой он из себя. Все!
— Поверь, это не так уж интересно.
— Конечно, интересно! Доблестный капитан Уиндем не успел и двух недель провести в Калькутте — и уже поймал одного из самых опасных преступников страны!
— Как я уже объяснил твоему другу губернатору, это не только моя заслуга. В операции участвовала куча людей.
— Но губернатор сказал, что герой — именно ты.
Я помотал головой:
— Просто я тот, кто его арестовал.
— И был ранен.
— Ты об этом? — уточнил я, указывая на перевязь. — Я же сказал, что просто упал со слона.
Я вытащил портсигар и предложил ей сигарету. Энни приняла ее с благодарностью. Я достал вторую для себя, дал прикурить ей и закурил сам.
— Так почему он убил Маколи? — спросила она.
— В том-то все и дело… Я не уверен, что он его убил.
— А вот это действительно новость! — потрясенно воскликнула Энни. — И ты не подумал сказать об этом губернатору?
Я покачал головой:
— Это ничего бы не изменило. Его все равно повесят. Сен — просто пешка в большой игре.
О своих подозрениях, что и сам я — такая же пешка, я умолчал.
Я ожидал, что Энни возмутится. Спросит, почему я позволяю, чтобы несправедливо осужденного человека отправили на виселицу. В глубине души я даже хотел, чтобы она возмутилась, пришла в ярость от того, что я способен допустить такую несправедливость. Хотел, чтобы она потребовала объяснений и взяла на себя роль моей помалкивающей совести. И был удивлен, когда этого не произошло. Удивлен и немного разочарован.
— Не переживай из-за этого, Сэм, — сказала она, словно прочитав мои мысли. — Насколько я знаю, этот человек — настоящее чудовище. Убил он Маколи или нет, в любом случае он заслуживает всего, что ему присудят.
— Хотелось бы, чтобы все было так просто, — вздохнул я.
Она немного помолчала.
— Но если ты подозреваешь, что его убил не Сен, тогда кто же?
— Я это выясню.
— Губернатор только что приказал тебе передать Сена военной разведке. Разве это не означает, что дело закрыто?
— Я выполню приказ, но это ничего не изменит. Я буду делать свою работу и продолжу расследование. Не для того я приехал в Калькутту, чтобы плясать под чужую дудку.
— Зачем же ты сюда приехал, Сэм?
— Чтобы познакомиться с тобой, конечно.
Она улыбнулась, и я внезапно почувствовал себя влюбленным школьником.
— Ты приехал, чтобы спасти меня, вырвать из этого места? Если так, я, наверное, должна тебя предупредить, что меня не нужно спасать. — Она затянулась сигаретой и подалась вперед: — Может, ты здесь, потому спасать нужно тебя?
Мы вышли из ресторана около одиннадцати, когда «Грейт Истерн» уже расстался почти со всеми своими посетителями. На тротуаре толпились небольшие подвыпившие компании громогласных мужчин и хихикающих женщин. Судя по всему, дамы из «рыболовного флота» могли похвастаться хорошим уловом.
Белый констебль по-прежнему стоял на своем посту, явно стараясь не привлекать к себе внимания. На лице у него словно было написано: «Прошу тебя, Господи, пусть в мое дежурство обойдется без скандалов». Точно такое же выражение лица бывает у его товарищей на другом конце света, в Мейфэре и Челси, субботним вечером. Что, скажите на милость, бедняга полицейский из рабочего класса может предпринять против пьяной толпы людей, чье социальное положение несравнимо выше его собственного?