Автомобиль остановился у каменной лестницы, поднимавшейся к массивным двустворчатым черным дверям, распахнутым навстречу жаре. Два лакея-индийца, облаченные в темно-синие с золотом ливреи, сбежали навстречу, чтобы помочь нам выйти. Украшения на их жестко накрахмаленных тюрбанах ослепительно сверкали.
— Спасибо вам за помощь, — поблагодарил я Маклина, выходя из автомобиля.
— А вы не хотите, — произнес он с довольно обескураженным видом, — чтобы я пошел с вами?
Он показался мне неплохим парнем, но я не знал, можно ли ему доверять. Серампур принадлежал Бьюкену, и я понятия не имел, на чьей стороне окажется Маклин. Лучше было его не впутывать.
— В этом нет необходимости. Думаю, что у Бьюкена где-нибудь найдется телефонный аппарат. Мы позвоним в участок, когда закончим.
— Да, сэр, — сказал Маклин, принимая официальный тон, после чего отдал честь и вновь втиснулся в «санбим».
Мы с Несокрушимом поднялись к парадному входу. Автомобиль у нас за спиной завелся и умчался обратно по подъездной аллее, взметая за собой облако пыли.
На последней ступени лестницы нас встретил дворецкий. Не индиец, а белый. В стране, где местные слуги стоят дешевле скота, наличие дворецкого-европейца говорило о многом. Дворецкий был лыс, за исключением полоски седых волос вокруг затылка. Старый и скрюченный, одетый в безупречный парадный костюм, глубокими морщинами на лице он напомнил мне Ратана, дряхлого слугу миссис Бозе.
— Следуйте за мной, господа, — произнес он. — Мистер Бьюкен скоро вас примет и приносит свои извинения за то, что вам придется подождать.
Вслед за ним мы пересекли то, что, по моим предположениям, было прихожей, но с тем же успехом могло оказаться картинной галереей, поскольку стены покрывало такое количество полотен, какого я не встречал ни в одном месте с тех пор, как во время войны посетил Лувр.
Дворецкий остановился у одной из дверей и жестом пригласил нас войти. Помещение пропахло табаком и, судя по всему, служило Бьюкену библиотекой. Именно к таким комнатам лежит душа у определенного типа богачей в первом поколении: стены, обшитые дубом, и полки, полные книг, которые, судя по их виду, никогда не читали. Свет лился сквозь французские окна в дальней от входа стене.
— Могу я вам что-нибудь предложить? — спросил дворецкий.
Я отказался.
— А вам, сэр? — обратился он к Банерджи.
— Да, пожалуйста. Стакан воды, благодарю вас.
— Хорошо, сэр. — Дворецкий кивнул и вышел.
Вид у Банерджи был очень довольный.
— Что вас так развеселило? — поинтересовался я.
— Ничего, сэр.
Я сел в одно из кожаных кресел с высокими спинками, расставленных по комнате, а Несокрушим принялся разглядывать ряды книг на полках. Огромный панка, висевший под потолком над нашими головами, пришел в движение, посылая вниз прохладный ветерок. Дворецкий вернулся со стаканом и графином на серебряном подносе.
— Что-нибудь еще, сэр?
Несокрушим взглянул на меня. Я качнул головой.
— Нет, это все, любезный, — ответил Несокрушим. — А теперь, будьте так добры, оставьте нас.
Случись эта сцена неделю назад, я, наверное, решил бы, что сержант шутит. Теперь же такой уверенности не было. В стране, где все рассматривалось через призму расовой принадлежности, его слова, обращенные к белому человеку, с таким же успехом могли оказаться политическим жестом.
Минута шла за минутой. Не зная, куда себя деть, я подошел к французским окнам, выходящим на веранду, а за ней густые зеленые лужайки сбегали к сонно текущей Хугли. Внезапно дверь у меня за спиной открылась, в комнату широким шагом вошел Бьюкен в штанах из синего шелка и белой рубашке со свободным воротом.
— Примите мои извинения, капитан, но вы сами, должно быть, понимаете, что ваша просьба о встрече сегодня утром застала меня врасплох. — Бьюкен говорил деловым тоном. — Тем не менее я рад вас видеть. Я читал о том, как вы арестовали этого террориста. Боже, за ним столько лет гонялись, а вы раз — и поймали! — Он щелкнул пальцами и улыбнулся. — Если вам вдруг наскучит служба в полиции или захочется чего-то чуточку более денежного, обращайтесь ко мне. Мне нужны такие люди. — Он указал приглашающим жестом на два кожаных кресла возле стеклянного столика: — Прошу, садитесь и расскажите, что я могу для вас сделать.
— Это насчет убийства Маколи. Мне нужно задать вам еще несколько вопросов.
Бьюкен поднял бровь:
— Опять вопросы? Я думал, что дело уже закрыто.
— Мы просто подбираем концы.
Он медленно кивнул:
— Хорошо.
— Согласно показаниям одного из наших свидетелей, в ночь своей гибели Маколи поспорил с вами незадолго до того, как уйти из клуба «Бенгалия». Вы не могли бы нам рассказать о предмете спора?
— Не знаю, кто вам такое сказал, капитан, но это неправда. Мы действительно разговаривали перед тем, как он уехал, однако это не был спор. Маколи просил у меня денег.
— Но у него было хорошее жалованье. Зачем ему понадобились деньги?
Бьюкен пожал плечами:
— Он не объяснил.
— И вы не сочли нужным упомянуть об этом, когда мы беседовали на прошлой неделе?
— Это дело деликатное, капитан, и оно не имеет никакого отношения к вашему расследованию. Я решил, что незачем портить человеку репутацию.
— А то, что Маколи поставлял вам проституток, вам тоже показалось никак не относящимся к делу?
Бьюкен помрачнел.
— Я не вижу, как все это может относиться к делу, капитан. И считаю ваши вопросы вмешательством в мою частную жизнь. — Его тон стал жестче. — Советую вам, капитан, внимательнее выбирать выражения. Было бы глупо бросаться такими обвинениями, не имея ни основания, ни доказательств. У подобных действий могут быть далеко идущие последствия.
— Мой вопрос непосредственно связан с расследованием убийства.
Бьюкен раздраженно всплеснул руками:
— Но расследование закончено, капитан! Убийцу уже поймали! Вы сами!
— Боюсь, все не так однозначно, — ответил я.
Он горько рассмеялся:
— Получается, это правда. Вы не верите, что Сен виновен. Мне так и рассказывали.
— Кто?
— А, неважно. Не будьте столь наивны, капитан. Я знаю почти все, что стоит знать в Калькутте. Рискну предположить, что если вашей калькуттской службе придет конец, я узнаю об этом раньше вас.
Смысла спорить я не видел. Было ясно, что если так пойдет и дальше, у меня очень скоро появится шанс убедиться в правоте Бьюкена. Я решил вернуться к сути разговора:
— Действительно ли Маколи снабжал вас девушками?
Бьюкен побагровел.
— Что ж, капитан, — процедил он, — вижу, вы не вняли предупреждениям. Я отвечу на ваш вопрос, но готовьтесь к последствиям. Маколи действительно время от времени отвечал за развлечения на приемах, которые я устраивал для клиентов.
— И о чем вы поспорили в ночь его смерти?
— Я уже говорил. Мы не спорили. Он попросил денег, и я ему отказал.
— То есть он не пытался вас шантажировать?
Что-то блеснуло в глазах Бьюкена:
— Отнюдь.
— Полагаю, все было вот как, — начал я. — Той ночью вы попросили его привезти девушек на вечеринку, а он отказался и сказал, что больше не хочет заниматься такими вещами, а этого вы допустить не могли.
— И поэтому организовал его убийство? Тогда ответьте мне вот на какой вопрос, капитан. Предположим, Маколи действительно решил перестать привозить этих женщин. Что это доказывает? У меня нет недостатка в надежных людях. Я нашел бы ему замену в минуту. Кроме того, он был моим другом. Чем выгодна мне его смерть?
— Я думаю, он попытался вас шантажировать. Угрожал, что во всем признается, если вы ему не заплатите.
Бьюкен рассмеялся:
— И все, капитан? Это и есть ваша прекрасная теория? Что я боялся, как бы не выплыло наружу, что я прибегаю к услугам проституток? Для многих в Калькутте это не стало бы новостью, а для кого стало бы, тем было бы абсолютно все равно. У вас ко мне все, капитан?
Я молчал. Главным образом потому, что мне было нечего сказать.
— В таком случае… — Бьюкен поднялся с кресла, — приехав сюда, вы потратили и свое время, и мое, капитан. Учитывая, что происходит в Калькутте в последние несколько дней, я ожидал бы, что комиссар захочет, чтобы его люди занимались более осмысленными вещами. Не сомневайтесь, я сообщу ему о нашей сегодняшней милой беседе. А теперь, если не возражаете, меня ждут дела. Фрейзер проводит вас, когда вы будете готовы.
С этими словами он повернулся и вышел. На короткое время воцарилась тишина. Я стоял и смотрел наружу сквозь французское окно.
— Что ж, — заметил я наконец, — могло быть и лучше.
— Да, — не стал спорить Несокрушим. — Я надеялся одолжить у него пару книг. Боюсь, теперь он не согласится.
Я отвернулся от окна и подошел к сержанту.
— И где именно вы собирались их читать? Вы бездомный, не забыли? Может, вам вместо этого стоило бы попроситься переночевать? Кажется, места у него достаточно.
Внезапно я ощутил страшную усталость. До меня начало доходить, какой глубины яму я только что себе вырыл. Было глупо приезжать и обвинять такого влиятельного человека, как Бьюкен, не имея ничего, кроме непристойных предположений о его пристрастии к проституткам. Это был жест отчаяния. Я отвернулся и рухнул в одно из кожаных кресел.
— И что же теперь у нас на руках? — спросил Несокрушим.
— Практически ничего, — без всякого выражения ответил я. — Я уверен, что Бьюкен в этом замешан. Нам просто неизвестен истинный мотив. Если бы мы только знали, что Маколи делал в борделе той ночью. Дэви утверждала, что он приходил вовсе не к девушкам, хоть миссис Бозе и пыталась убедить нас в обратном.
— Так как вы думаете, что он там делал?
— Понятия не имею, но это должно быть связано с той тайной, которую Маколи так и не открыл преподобному Ганну. В этом ключ ко всей истории. Но без Дэви нам не выяснить, что это была за тайна.
— Если только мы не найдем человека, о котором она говорила. Человека, которому она все рассказала. Или мы уже не надеемся его отыскать?