Ил. 5. Семиотика советской татуировки. Кадр из фильма «Бриллиантовая рука» («Мосфильм», 1968, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Леонид Гайдай, Яков Костюковский, Морис Слободской, композитор Александр Зацепин, оператор Игорь Черных). YouTube.com
В «Кавказской пленнице» милиционер пьет вместе с задержанным Шуриком и своим непосредственным начальством. Вся эта сцена сопровождается советской риторикой об алкоголизме как форме несчастного случая на производстве (ведь сбор фольклора – производство для этнографа). Мир фильмов Гайдая стирает грань между миром животных и миром людей, а также между миром одушевленным и неодушевленным. Например, в начале «Кавказской пленницы» за Ниной следуют осел, автомобиль без водителя, Шурик и его друг. В их отношениях отсутствует какая-либо иерархия. Точнее, осел и машина соображают быстрее Шурика и его друга. Этот мир наследует кинематографу аттракционов, в котором переход от статики к движению был главным трюком, а повествовательность была в лучшем случае вторичной[222].
В «Псе Барбосе» и «Самогонщиках» собака стоит намного выше в умственном развитии, чем люди. Коты, конечно, черные, и они знают что-то о мире, в котором живут герои, и знают что-то, о чем герои даже не догадываются. В каком-то смысле они alter ego режиссера-трикстера, который властвует над всем миром фильма. Свинья в экранизации «За спичками» вовсе не глупее своих хозяев. Прямохождение отменено, герои становятся копытными. Разве что свинья – более успешный игрок на этом поле.
Ил. 6. В погоню за Ниной. Кадр из фильма «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика» («Мосфильм», 1967, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Леонид Гайдай, Яков Костюковский, Морис Слободской, композитор Александр Зацепин, оператор Константин Бровин). YouTube.com
Ил. 7. Прямохождение отменено. Кадр из фильма «За спичками» («Мосфильм», 1980, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Леонид Гайдай, Тапио Вилпонен, Владлен Бахнов, Ристо Орко, композитор Александр Зацепин, оператор Сергей Полуянов). YouTube.com
В момент комического карнавала комедия нарушает бинарность таких ключевых оппозиций, как, например, гетеронормативность. Гайдай, разумеется, был глубоко советским режиссером, для которого бинарная гетеронормативность была единственно возможной системой отношений, которую он изображал в кино. Однако в силу особенностей жанра эта гетеронормативность приобретала карнавальный оттенок. Герои Гайдая не способны к романтическим отношениям. Гетеронормативная любовь – только повод для слэпстика.
В «Кавказской пленнице» намечающийся роман между Шуриком и Ниной растворяется в воздухе. Шурик остается со своим осликом, с которым и был в начале фильма. А женщины представлены как соблазнительные, но опасные существа, чуждые миру мужчин. Единственно положительная роль для женщины – это жена. Однако в большинстве фильмов Гайдая жену играет жена самого Гайдая – Нина Гребешкова. В этой гипертрофированной нормативности режиссер выходит за пределы нормы[223]. Гротеск состоит в том, что Нина Гребешкова играет жену, представляющую на уровне семьи и милиционера (что обнаруживает ее замена очередным «Михаилом Ивановичем» на кухне Горбункова, когда она уходит) и ОВИР (поскольку она решает, кому ехать за границу), и карательную психиатрию в одном флаконе.
Отдельным гомосоциальным сообществом существует мир мужчин[224]. Разумеется, лишь в комических целях, мужчины Гайдая занимаются пенетрацией друг друга. В «Кавказской пленнице» Шурик и его друг санитар притворяются врачами, чтобы спасти Нину и усыпить ее похитителей. Они говорят, что делают им прививку от ящура (нарушение оппозиции животное/человек), и вкалывают им снотворное – причем, например, Бывалый получает свою дозу с помощью комически гигантского шприца, что только усиливает визуальный эффект анальной пенетрации.
Периодически мужчины в фильмах Гайдая носят женскую одежду (ил. 9), демонстрируют новинки моды, замещая традиционный объект мужского взгляда. Происходит перенастройка на квир-волну, которая в случае «Бриллиантовой руки» не спадает на протяжении всего фильма. В начале Лелик провожает Гешу в путешествие так же нежно, как жена провожает Горбункова. К концу фильма Геша появляется в женской одежде с фальшивым младенцем в руках. В этом случае мы имеем дело с чистой трансгрессией гендерных норм для достижения комического эффекта, которая абсолютно не мотивирована повествованием.
Ил. 8. Укол Бывалому. Кадр из фильма «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика» («Мосфильм», 1967, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Леонид Гайдай, Яков Костюковский, Морис Слободской, композитор Александр Зацепин, оператор Константин Бровин). YouTube.com
Гайдай в то же время делает сексуальность как таковую видимой. В его фильмах сексуальное желание и комическое высвобождение энергии не отягощены традиционными советскими идеологическими нарративами. Более того, сама фрагментарность мира Гайдая делает подобные эпизоды немотивированными повествовательно и в этом смысле субверсивными. Возникает больше вопросов с самыми непредсказуемыми ответами. Например, непонятно, почему Геша Козодоев в «Бриллиантовой руке» работает моделью. К центральному нарративу это не имеет никакого отношения, но дает возможность остановить повествование для демонстрации тел, чтобы полюбоваться как на коллекцию «Мини Бикини – 69» на женских моделях, так и на Гешу в его неудачно превратившихся брюках.
Комедии Гайдая появились в шестидесятые, когда успехи советской науки, космические достижения и обещание построения коммунизма к точной дате сложились в позитивистскую идеологическую модель триумфа рационального знания. К концу десятилетия эта модель начала давать сбои, а фильмы Гайдая – приносить неслыханные в советском кино кассовые сборы. С одной стороны, герои комедий Гайдая живут в утопическом «дивном новом мире», где «космические корабли бороздят просторы Большого театра», а с другой – мир фильмов Гайдая полон знаками глубокой иррациональности, указывающими на ограниченность человеческого разума и его способности что-либо контролировать. Таковы герои «Пса Барбоса», где животное в конечном счете контролирует действия людей, и фильм заканчивается кадром безумного взгляда Юрия Никулина, которого его подельники везут – не исключено, что в психиатрическую больницу.
Тема сумасшедшего дома и помутнения рассудка красной нитью проходит через многие фильмы Гайдая. В наркологической психбольнице оказывается студент-этнограф Шурик. Иван Грозный, Иван Бунша и его жена отправляются в сумасшедший дом в конце сна Шурика, после чего, проснувшись, ученый обращается к реальному Бунше и его супруге с вопросом: «Вас уже выпустили из сумасшедшего дома?» Между сумасшедшим домом из сна и реальным безумием нет четкой границы. А когда жена Шурика возвращается из магазина, он допрашивает ее о режиссере, которого он видел во сне, на что Зина вполне логично отвечает Шурику, что машина времени, другими словами – научный прогресс, сведет его с ума.
Среди других гетеротопических пространств кризиса, обозначенных Гайдаем и расширивших диапазон возможного в советском кино, выделяется также и мир сновидений, с которым соотносятся миры алкогольного бреда, религиозных озарений и сексуальных фантазий и фобий. Кстати, о фобиях: религия как запретное знание была в зоне запрещенного цензурой. Но если цензура позволила герою Миронова пройти под православную молитву по воде, то упоминание синагоги цензоры «Бриллиантовой руки» потребовали вырезать. Управдом подозревает, что, приехав из‐за границы, Горбунков изменился и стал посещать синагогу. Цензоры потребовали заменить синагогу на «тайный дом свиданий». Гайдай резонно заметил, что он знает о существовании синагог в Советском Союзе, но ему ничего неизвестно о домах свиданий. «Синагогу» переозвучили на «любовницу»[225]. Видимо, по количеству слогов.
Ил. 9. «Babooshka» в лесу. Кадр из фильма «Бриллиантовая рука» («Мосфильм», 1968, режиссер Леонид Гайдай, сценаристы Леонид Гайдай, Яков Костюковский, Морис Слободской, композитор Александр Зацепин, оператор Игорь Черных). YouTube.com
Ил. 10. Жертва взрыва. Кадр из фильма «Пес Барбос и необычный кросс» («Мосфильм», 1961, режиссер и сценарист Леонид Гайдай, композитор Никита Богословский, оператор Константин Бровин). YouTube.com
Особняком стоит мир сверхпроводимости мысли, яркими представителями которого у Гайдая являются советские милиционеры и работники спецслужб. Эти люди в фильмах Гайдая идеальны и доведены в этом до абсурда – так же, как жена является гипертрофированной положительной женщиной идеального советского мужчины в идеальном гетеронормативном союзе. Мы не можем с уверенностью утверждать, но Дмитрий Александрович Пригов мог вдохновиться экстрасенсорными способностями милиционеров Гайдая при создании образа своего Милицанера[226]. Так, в «Бриллиантовой руке» старший и младший милиционеры общаются только начальными словами предложений, потому что они могут читать мысли друг друга на расстоянии. При этом, как и положено по уставу, старший по званию читает мысли лучше, чем младший по званию. Милиционеры знают и мысли Горбункова. Когда к нему приближаются злоумышленники или его начинают соблазнять злоумышленницы, в его ушах раздается предупредительное гудение (видимо, сигнал, посылаемый высшими сферами советских органов). Эти милиционеры в каком-то смысле являются также и носителями сверхрационального знания – люди из светлого будущего, которое растворилось в постутопическом слэпстике.
Гайдай открыл для позднесоветского общества постутопическое и даже постгуманистическое видение мира